Делаю еще несколько снимков отражения луны в воде и вечернего сада и, окончательно успокоившись, начинаю раздеваться. Вода в самом деле оказывается очень теплой, градусов тридцать, если не больше.
– Какой же кайф! – разве что не урчу от удовольствия. – Это как огромная горячая ванна!
Нырнув под воду, продолжаю наслаждаться чудесной ночью и стараюсь выкинуть из головы весь мусор, больше ни о чем не думая. Есть только я, горячая вода и возможность пофотографировать. Сделав несколько гребков, подплываю к краю бассейна и дотягиваюсь до камеры. Просто обязана сделать еще несколько снимков! Стараясь не намочить аппарат, выхожу на середину бассейна и начала щелкать водную гладь, которая от моих движений идет рябью.
Не знаю, сколько провожу так, выхватывая кадр за кадром, кажется, вообще теряю счет времени. Луна поднимается еще выше, а звезды светят ярче. Блестят множеством золотых огней, раскашивая небо над головой.
Но охваченная красотой ночи, я не сразу замечаю, что нахожусь в саду не одна. Из ночных грез меня выводит охрипший голос Глеба.
– Это что, сейчас мода такая, ночью голышом в бассейне звезды считать?
Глава 16
Глеб
Привычные пробки в этот раз не раздражают: я настолько поглощен мыслями о встрече с отцом, что почти не замечаю дорогу домой. Радо обрадовался. Слишком рано. Почему-то после звонка доктора решил, что если отец пришел в себя – это хороший знак. Но приезжаю, и врач объясняет, что возращение сознания – временное явление. Скорее всего, перед ухудшением. И, хотя не произносит это вслух, и так становится ясно, о каком именно ухудшении речь.
А когда вижу отца, изможденного, с посеревшим лицом, едва ворочащего языком, даже без комментариев специалиста становится понятно, что ни на что хорошее рассчитывать не приходится.
Оказавшись в палате, я снова ощущаю себя мальчишкой, маленьким, потерянным, который не знает, куда бежать и где искать спасение. Собственных сил не хватает, а единственный человек, способный поддержать, больше меня самого нуждается в поддержке.
Но перед отцом как-то надо держаться. И, тем более, не начать его жалеть, я знаю, что терпеть не может подобного. Он, к счастью, сразу заговаривает о деле, не давая мне расслабиться.
– Ты нашел Машу?
Поговорить о пропавшей дочери его бывшей жены – отличный способ отвлечься, но почему-то меня задевает, что его волнует это так сильно. Ни бизнес, ни мои личные дела – девчонка, которую он не видел столько лет. Это более чем странно… но сейчас я на любую его странность готов отреагировать одинаково: принять все. Пусть делает, что хочет, интересуется, чем угодно. Лишь бы жил…
– Нашел, – стараюсь говорить как можно более нейтрально, чтобы ни в словах, ни в выражении лица не промелькнуло ничего, позволившего бы ему заподозрить то, что произошло между мной и Машей. Отец всегда отличался проницательностью, и что-то мне подсказывает, болезнь не лишила его этой способности. Не хочу рисковать. – Она приехала поступать в институт. Я предложил ей переехать к нам.
– Умница девочка! – на измученном лице проступает улыбка, и оно как будто даже проясняется. – Я знал, что из нее выйдет толк. Ведь поступила? И куда?
– Э-э-э… – открываю рот, да так и остаюсь стоять в недоумении. Понимаю, что ответить мне нечего. Я ведь не удосужился уточнить у Маши, куда именно она поступила. Институт она упомянула, а вот название факультета нет. Мы вообще толком не разговаривали с ней. Или ругались, или… делаю глубокий вдох, когда горячая волна снова бьет в пах. В общем, не до разговоров нормальных нам с ней было. Да только вряд ли такое объяснение устроит отца. – Она только вчера переехала, мы еще не успели пообщаться.
Отец хмурится.
– Глеб, я не узнаю тебя! Как можно быть настолько невнимательным? Не только вчера, а уже вчера! И ты до сих пор не выяснил, чем живет девочка?
Это в самом деле моя оплошность. Я ничего о ней не знаю. Лишь то, что она невероятно привлекательна и сводит меня с ума.
– А ее мама? Людмила тоже приехала?
Отрицательно качаю головой. Лицо отца снова на глазах теряет краски: видно, что ему тяжело дается этот разговор, да и мое признание об отсутствии бывшей жены его явно не радует. Проснулись старые чувства? Я почему-то был уверен, что отец давно уже не способен на глубокое чувство к женщине. Выходит, ошибся?
– Привези Машу ко мне. Завтра же, слышишь?! – он пытается приподняться на кровати, не сводя с меня глаз, и я поспешно киваю. Привезу, конечно. Надо было и сейчас взять ее с собой, но я настолько обезумел от нашего с ней поцелуя, что просто не смог вовремя сообразить.
– Привезу, папа, не беспокойся. Отдыхай и не волнуйся ни о чем.
– Трудно не волноваться, когда сын такой разгильдяй! – мрачно выдает отец. – Как ты только мог не поговорить с ней?!
Знал бы ты, как я мог… – вздыхаю, в очередной раз ругая себя за несдержанность.
– Я поговорю, папа, обязательно. И завтра утром будем у тебя.
Въезжаю во двор уже глубокой ночью – дорога заняла много времени. Все окна темные, и я выдыхаю с облегчением, хорошо, что девушка уже спит. Лучше перенести разговор на завтра, когда с утра у обоих будет ясная голова.
Сейчас освежусь – и тоже спать, слишком насыщенным и непростым оказался прошедший день. Но стоит только подойти к бассейну, мысли о сне улетучиваются. Да и обо все другом тоже, когда вижу перед собой соблазнительную обнаженную нимфу.
Нет, эта девчонка определенно решила испытать меня на твердость. Хотя твердым я и оказываюсь как раз, более чем. Еще после нашего с ней поцелуя остыть не успел, а теперь и вовсе крышу рвет. Потому что за те несколько секунд, что тянутся до момента, когда Маша взвизгивает и начинает шипеть, чтобы я отвернулся, все успеваю рассмотреть. Все-все.
Фарфорово-бледную кожу с блестящими на ней капельками воды. Они искрятся, словно драгоценные камни, соединялись между собой в прозрачные струйки, и тянутся вниз, по таким соблазнительным, аппетитным округлостям. Маленькая упругая грудь идеальной формы. Как раз такая, чтобы полностью поместиться в моей ладони. Тёмные вишены сосков так и просятся в рот. Сочные, твёрдые. Даже не пробуя, не сомневаюсь, что они потрясающе вкусные. Такие, что хочется вылизывать, кусать, сосать без конца. Всю долгую-долгую ночь.
Бирюзовая поверхность воды слегка колышится, и я вижу, как она переливается на стройных бедрах, ласкает мягкие, плавные линии живота. Почти завидую этой воде, что так близко к ней. Может касаться, гладить, проникать между ног, туда, где угадываются припухшие складочки.
Несмотря на Машино возмущение, готов поспорить, что хочет она совсем другого. Не может не думать обо мне. Не может не желать продолжения. Мы оба вспыхиваем, как два факела, стоит только оказаться рядом друг с другом. И, кажется, это происходит помимо нашей воли.
– А еще представитель культурной столицы! – дрожит за спиной голос моей так называемой сестренки. Я все-таки пересиливаю себя и отворачиваюсь, но похоже, девушку это не устраивает: она продолжает кипеть. – Медведев, тебя не учили, что некрасиво так пялиться?
Честно говоря, не учили. Вообще не припоминаю, чтобы с кем-то когда-то обсуждал правила поведения при обнаружении в пределах своей видимости обнаженной красотки. Тело усиленно спорит со здравым смыслом, но ни к тому, ни к другому я прислушаться не готов. Слишком много противоречий в голове, и пока не понимаю, как собрать все воедино.
– Прекращай рычать, Маш, – заявляю, не оборачиваясь, все-таки приказывая себе подобрать слюни и перестать представлять все те позы, в которых хочу увидеть девчонку. И не только увидеть. До утра, когда я должен привезти ее в больницу к отцу, совсем немного времени осталось, а мы так и не поговорили. Она пока даже не знает, что он пришел в себя. – Вылезай и одевайся, жду тебя на кухне. Есть разговор.
Собираюсь уйти, надеясь, что пока Маша приведет себя в порядок, и сам успею вернуться к нормальному состоянию. Еще не хватало, чтобы она видела меня с таким стояком в штанах. Но в спину мне летит гневное:
– Прекрати мной командовать, ясно? Я уже сказала, что совершеннолетняя и не обязана подчиняться. Ни тебе, ни твоей подружке, так ей и передай!
Я хмурюсь, тут же забывая, что обещал больше не смотреть. И оборачиваюсь. Слишком поспешно. И оказываюсь слишком близко к ней, уже выбравшейся из воды. Мокрой, обнаженной, злой и прекрасной.
– Ирина все еще здесь? – мне стоит колоссальных усилий удерживать взгляд на лице, не опуская ниже. Но теперь злюсь уже я. Избыток зашкаливающих впечатлений для одного дня! Воевать не только с сестрой, но и с любовницей точно не готов.
– Представь себе! – фырчит Маша, торопливо натягивая одежду на мокрое тело. Эх, если бы не отец…
– Я разберусь с ней! – обещаю не столько девушке, сколько себе самому и киваю в сторону кухни. – Идем.
Начинаю говорить сразу, едва мы оказываемся в доме. В первую очередь, чтобы снова не сорваться. Маша – соблазнительная красотка, и глядя на нее невозможно не думать о том, как бы поскорее оказаться в постели. Но сейчас это более чем неуместно. Я смотрю в темное окно, за которым почти ничего не видно: лишь уснувшие тени деревьев в приглушенном свете фонарей. И перебиваю все еще возмущенно бурчащую за спиной девушку.
– Отец пришел в себя. Он хочет, чтобы утром мы оба были у него.
В кухне на какое-то время повисает тишина, а когда я оборачиваюсь, вижу обращенный ко мне взгляд Маши, полный изумления и обиды.
– И ты молчал?! – наконец, выдает она. – Специально тянул время, чтобы я ничего не узнала? И ездил к нему один! Хотя обещал…
Девушка быстро отворачивается, но успеваю заметить подозрительный блеск в глазах. Слезы? Неужели и правда обиделась? Да, я не позвонил, но совсем не до разговоров было днем, да и не готов был снова видеть ее после того, что случилось. Ну не маленькая же, должна понимать!
– Конечно, кто я такая, чтобы ставить меня в известность! – говорит даже не мне, а бросает словно в пустоту. – Да и более важные дела у тебя были наверняка.