– Антон, – хриплю в трубку, – забери меня, пожалуйста… – сиплю с такой болью, что парень даже не интересуется, что произошло. Просто отвечает:
– Скоро буду.
Дожидаюсь, когда подъедет машина такси с Антоном, и только тогда решаюсь на безумный шаг: избавиться от своего мобильного телефона. Надо быть совсем глупой, чтобы не понимать, эта маленькая коробочка, содержащая буквально всю нашу жизнь, все наши секреты, контакты, фотографии, воспоминания, может быть опасной! Если бы я не выбросила его, соблазн ответить на звонок Глеба или мамы оказался бы очень велик. И, главное, Медведевы с их возможностями меня в два счета смогли бы вычислить по мобильному. Как в американском кино. Хорошее сравнение, правда, ситуация больше напоминает не фильм, а американские горки. Слишком много экстрима.
А мне сейчас, как никогда, необходимо собраться мыслями и побыть одной, ну, или почти одной, учитывая присутствие Антона.
– Маш, на тебе лица нет. Расскажешь, что произошло?
Голос бывшего словно приводит в движение заржавевший механизм. Перед глазами встают последние часы, проведенные в объятиях Глеба. Закрыв глаза, я вновь чувствую вкус его губ. Рваное горячее дыхание на моей коже, его умелые, настойчивые и в то же время ласковые руки. Пожалуй, мне не было так хорошо никогда. И больше не будет! Не в этой жизни…
– Маш… – парень нависает надо мной в крохотной кухне, где с трудом помещается небольшой стол и два стула. Пара навесных шкафчиков белого цвета и древняя газовая плитка, на которой сиротливо стоит потемневший от гари чайник.
– Антон, я тебе очень благодарна, поверь… – тяжело вздохнув, я, наконец, смотрю ему в глаза и продолжаю: – Но не хочу говорить об этом. Ни сейчас, ни потом, завтра, послезавтра… Никогда! – выкрикиваю в конце, сжимая кулаки до побеления костяшек.
Он, кажется, даже не удивляется. Просто кивает головой и немного отступает, насколько позволяют размеры комнатушки.
– Может, чаю? – интересуется неуверенно.
– Что? – тупо переспрашиваю, вновь смотря на него и силясь собраться с мыслями.
Разгулявшаяся внутри боль не дает ни то, что здраво мыслить, она душит, словно пытаясь задавить своей безжалостной безысходностью. Еще немного – и меня вновь настигнет приступ. Машинально начинаю рыться в сумочке в поисках ингалятора и так же машинально вдыхаю лекарство.
– К тебе вернулась астма? – уточняет Антон. – Ну что же, раз молчишь, значит, приму твое молчание за согласие. Хороший крепкий чай с зефиром отлично поможет скрасить пасмурный день! Вот увидишь…
– Перестань, Антон, не надо! Только не вздумай меня жалеть и успокаивать. Делай свой чай, я только очень тебя прошу, не разговаривай со мной, как с полоумной. Лучше расскажи, как ты…
Парень довольно хмыкает и, встав из-за маленького, покрытого трещинами столика, зажигает газ под пузатым чайником.
– А что я? Ждал, что ты позвонишь после того случая, объяснишь, что это было…
– А что было? Разве ты сам все не понял? Мы же договаривались, ты мне просто должен был подыграть, – перебиваю я его, вспоминая, как глупо пыталась вызвать ревность у Глеба.
Сжимая ингалятор в ладони, едва сдерживаю слезы, а в голове крутился один и тот же вопрос: почему?! Почему это случилось именно с нами? Случилось ли на самом деле? Брат он мне или нет? И главное, если так, что ОН на это скажет? Будет ли переживать и страдать столь же сильно, как я?
– Маш, ты меня слышишь? – вмешивается Антон в мои размышления.
– Прости, что ты сказал?
– Говорю, что я… Ай, да ладно, – отмахивается, – зачем вспоминать прошлое, его ведь уже не изменишь. Пей чай, не то остынет. Послушай, квартирка у меня однокомнатная. И, как ты понимаешь, отдельными хоромами я тебя не смогу обеспечить. И диван у меня всего один…
– Антон, – прерываю его, взяв за руку, – спасибо! Правда, не переживай, ну, не всегда же я в хоромах жила. Мне просто надо какое-то время побыть одной, так чтобы меня никто из моих не смог потревожить. Я могу и на полу спать.
Парень начинает метаться, нервно хлебает горячий чай и явно обжигает язык.
– Нет, я сам на полу, – шепелявит, махая ладонью возле рта, будто это ему поможет остудить ожог.
– Если ты не против, я бы хотела прилечь немного, мне нужно поспать. Правда, вначале не отказалась бы от горячего душа. В доме имеется горячая вода? – в очередной раз смотрю на парня, выныривая из пучины боли.
Мне действительно сейчас бы просто провалиться в глубокий сон. И проспать до завтра, а лучше – до послезавтра.
– Обижаешь! Квартирка маленькая, но зато со всеми удобствами, – довольно тянет Антон, подняв указательный палец вверх.
– Еще, у тебя нет снотворного?
– Эй, малышка, ты чего, чудить собралась?! Я не позволю…
– Дурак что ли? Я просто хочу выспаться, – пялюсь на него, словно передо мной действительно находится умалишенный.
– Можешь не смотреть на меня так, снотворным не балуюсь, но, если сильно надо, могу сбегать в аптеку.
– Не надо, – встаю я из-за стола, так и не притронувшись к чаю, – Попробую просто в горячем душе снять напряжение. Спасибо тебе за все. Особенно, что не задаешь ненужных вопросов.
Горячие упругие струи воды хлещут по коже. Желание согреться настолько сильно, что я около получаса стою, вообще не двигаясь, только впитывая тепло. Но внутри продолжает царствовать жестокая стужа, не выпуская мои измученные сердце и душу из своих костлявых лап.
– Маш, – Антон легонько скребется в дверь, – Ты в порядке?
– Да, – меня хватает лишь на короткий ответ, не хочется говорить больше ничего.
Парень не на шутку переживает за мое состояние. Ведь я сижу уже больше трех суток, и носа не показывая из его квартирки. Никуда не выхожу, почти не ем. Сплю – и греюсь в горячем душе.
– Я тут постарался и супа наварил. Может, хоть сегодня нормально поешь, – слышится из-за двери его отчаянный голос.
– Да, сейчас, – с трудом выдавливаю из себя дежурный ответ.
Смывая с волос шампунь, снова вспоминаю мамино сообщение. Каждую строчку, каждое коварное слово…
Интересно, она ведь, наверное, уже не только приземлилась, но и успела сделать свой ДНК-тест. Хотя, разве это возможно без меня? Правда, и материала в доме Глеба я оставила с головой, им уж точно известна та самая убийственная правда.
Сказать, что я злюсь на мать – это не сказать ничего. Ведь можно было бы всего избежать. Всей этой ненужной боли. Если бы только мама с самого начала ничего не скрывала.
Завернувшись в небольшое пушистое полотенце, едва прикрывающее тело, я на автомате плетусь в комнату. Сама себе напоминаю заведенную игрушку. Ни на что не обращаю внимания, погрузившись в собственные мысли. Антон постоянно пытается меня расшевелить, но у него совершенно ничего не получается.
– Маша! – зовет он из кухни.
Застыв напротив входной двери в коридоре, соединяющей ванную комнату, кухоньку и спальню, я собираюсь с силами и выкрикиваю:
– Антон, сейчас оденусь и приду…
И в следующий момент эту самую дверь сносит с петель одним ударом. Я подпрыгиваю на месте и, кажется, даже взвизгиваю. Ожидаю чего угодно, но только не того, что в следующее мгновенье увижу… ЕГО.
– Глеб… – срывается с губ, и мои руки, нервно стягивающие края полотенца, разжимаются.
Глава 33
Глеб
За три дня до этого
То, как моя экс-мачеха реагирует на новость о болезни отца, повергает меня в шок. Я даже повторяю еще раз, делая акцент на серьезности диагноза. Думаю, может быть, мало ли, не поняла. Не осознала всей серьезности проблемы. Потому что даже меня, взрослого и хорошо владеющего собой мужика потряхивает от собственной беспомощности. От невозможности что-то изменить. Ни деньги, ни мои обширные связи не могут даже в малой степени повлиять на ситуацию. Ничего не может. Остается лишь ждать, когда дальнейшим ходом событий распорядится Судьба.
Но Людмила, кажется, настроена совершенно иначе. Она выслушивает информацию сдержанно и практически спокойно и кивает:
– Отвезешь меня к нему? Или скажи, в какой он больнице, я сама доберусь.
Ну уж нет. Одна она туда точно не отправится. Не знаю, что привело ее к нам спустя столько лет, но собираюсь это выяснить. А заодно и получить ответ на самый важный для меня сейчас вопрос. Ведь кто лучше матери знает об отцовстве ее ребенка? Может, и тест никакой не понадобится: Людмила и так мне все расскажет.
В машине женщина задумчиво молчит, погруженная в свои мысли, и я решаю взять быка за рога. Не в том мы положении, чтобы ходить вокруг да около.
– Зачем ты приехала? – немного подвисаю на таком фамильярном обращении. Понимаю, что не помню, как общался с ней раньше. Людмила Сергеевна? Тетя Люда? Точно нет. Мне было шестнадцать, и я был полон юношеской дури и упрямства. Скорее всего, вряд ли говорил ей «вы», а значит, и начинать сейчас не стоит.
Она чуть поворачивает голову, окидывая меня оценивающим взглядом.
– Мне кажется, что это он передо мной. Смотрю на тебя, а вижу твоего отца.
– Мы вроде бы не слишком похоже, – пытаюсь я возражать. Но она качает головой.
– Я не о внешности, Глеб. Хотя и лицом довольно сильно напоминаешь его. Но дело в другом. Ты такой же Медведев… до мозга костей. Тот же цепкий взгляд, та же сила, готовая смести все препятствия на пути. Завораживающая энергия… я когда-то потеряла голову от всего этого.
– Но даже с потерянной головой сбежала от него? – не упрекаю, просто не могу не прокомментировать такой важный для меня факт.
Как можно добровольно отпустить того, кого любишь? Какие бы ни стояли между вами проблемы. Мне хотелось спросить об этом отца. А сейчас ничуть не меньше хочется уточнить у женщины. Потому что не понимаю. Все, что случилось между мной и Машей, чем бы ни обернулось, какой бы ни был итог, я все равно найду ее. Из-под земли достану.
– Твоей девушке можно позавидовать, – вклинивается в мои мятущиеся мысли голос Людмилы. – Надеюсь, ты окажешься мудрее отца. Настойчивее, чем он. И не упустишь своего.