– Во время следующего сеанса мы вместе попробуем найти причину ваших страхов и беспокойств.
– Да что ее искать, и так все ясно! – не стерпел Денис.
– Вам ясно то, что лежит на поверхности. Внешние обстоятельства и, если так можно назвать, верхушка чувств. Но причина депрессии лежит глубже. Возможно, она кроется в обстоятельствах вашего детства… Однако, – посмотрев на часы, завершил он, – об этом мы поговорим в следующий раз. Жду вас через неделю, в это же время.
Обратно Римма повела его другим путем. Они обогнули замок, пересекли какую-то улицу, за которой виднелся регулярный парк.
– До станции Шлоссплац идти почти столько же, зато покажу тебе новый замок.
Замок походил на все дворцы имперской эпохи – огромный, помпезный. Римма принялась рассказывать о бомбежках во время войны, о восстановленном крыле, но заметила, что он не слушает, и умолкла.
Денис чувствовал себя неловко рядом с Риммой. Она не заговаривала ни о чем таком, однако ясно, что психотерапевта нашла по поручению семьи, и все они руководствуются самыми лучшими побуждениями, заботятся о его спокойствии и здоровье. Спокойствии! Да разве сумеет этот шарлатан успокоить его? И возможно ли вообще успокоиться, зная, что по его вине погибла Иришка и еще два человека?
– Римма, – спросил Денис, когда они уже спустились под землю и ожидали свой трамвай, – ты на психоаналитика учишься?
– Нет, на невролога. И Юрген не психоаналитик, а психотерапевт.
– В чем разница?
Она немного подумала и заговорила, подбирая понятные слова:
– Психоаналитика – штука очень обширная и, если можно так выразиться, размытая. Это как разветвленная концепция. Она предполагает скорее анализ, не лечение. А психотерапия – линейка конкретных методов и приемов, направленных на избавление пациента от разного вида депрессий. Тут все более организовано и предсказуемо. Психоанализ длится годами, а психотерапевт обычно ограничивается двадцатью сеансами.
– А невролог – это кто?
– Патология центральной и периферической нервной системы. Опухоли мозга, травмы, инсульты и так далее… Соматические болезни, не психические.
Он готов был крикнуть, что не психопат, вывалить на самоуверенную рыжую девицу всю свою боль, но знал, что ему от этого точно легче не станет. Зато Римка станет презирать его. Почему-то этого не хотелось. Он знал, что достоин презрения, и все-таки…
Заметив его остановившийся взгляд, Римма попыталась смягчить:
– Возможно, пока ты не болен по-настоящему. Но длительная депрессия может превратиться в хроническую, уже не поддающуюся лечению анализом или психотерапией. Нельзя вечно сидеть на лекарствах – это путь к разрушению личности. Поверь, я насмотрелась таких.
– Расскажи.
– Ну вот, например, дядька, которого я в клинике опекаю, Рольф Байер. Ему чуть за пятьдесят, болен около десяти лет, и состояние все хуже. У него погибли жена и дочь, полетели на частном самолете в горы, а он решил добираться автомобилем, из-за своей аэрофобии. Обвиняет себя в том, что не уговорил их ехать вместе. Байер по профессии музыкант – знаешь, богема… Вначале, пытаясь залить чувство вины, пил безбожно, потом перешел на наркотики. Друзья помогли вылечиться от наркозависимости, но он впал в глубокую депрессию. Рольф из тех людей, что больше верят порошкам и пилюлям. Он начал сеансы психотерапии, но контакта не получилось, он все настаивал на лечении лекарствами, и вот результат: одни лекарства меняют на другие, а депрессия все прогрессирует.
– Я его понимаю… – тихо проговорил Денис.
– Брось! – резко возразила Римма. – Да, горе… Но у него одного, что ли? Да если бы все после смерти близких вели себя, как Байер, то психически больных на свете было бы больше, чем здоровых!
Денис отвернулся и ничего не сказал. Всю дорогу до дома он молчал, Римма тоже не заговаривала.
На следующей неделе в сопровождении Фаины Денис ходил по инстанциям, подавал документы на ПМЖ. Оказалось, имея в свидетельстве о рождении запись о матери-еврейке, получить этот статус не сложно. Когда решение будет оформлено, Денису назначат пособие.
В одном из кабинетов вежливая женщина поинтересовалась, не нуждается ли он в курсах языка. Не слишком уверенно он ответил по-немецки. Чиновница посоветовала чаще практиковаться в устной речи. Ее опыт показывает, сказала она, что у русских приличный запас слов при почти полной немоте. Фаина упомянула, что Денис окончил институт, только не получил диплома. Взглянув на справку, присланную одноклассником Ефима, чиновница пообещала, что изучит документ после перевода и поинтересовалась специальностью господина Сандлера. Узнав, что он учился на программиста, заверила, что как только будут готовы все документы, он сможет пройти полугодичные курсы, а окончив их, легко найдет работу по специальности.
– Штутгарт – один из центров развития электронных технологий, – с гордостью поведала она.
Денис уже заметил, что во всех кабинетах стоят компьютеры и сотрудники ими активно пользуются.
Эти необходимые визиты на время отвлекали, но стоило остаться одному в квартире – Аркадий и Римма покидали дом рано утром, а Фаина по полдня проводила с чужим младенцем, – как на него опять накатывали безысходность и темные мысли. По ночам он почти не спал, а если засыпал, то просыпался от одного и того же кошмара. Вновь он видел, как взлетали белые юбки, кричал во сне: «Ира!!!» И вскакивал, как ошпаренный… Хотелось встать, пойти на кухню покурить, но он не решался. В такие минуты возникало желание вновь подсесть на таблетки, но Ефим советовал обходиться без них, и Римма говорила…
Когда подошло время следующего визита к психотерапевту, Денис сомневался, идти или нет. Но Римма спросила, как о само собой разумеющемся:
– Один доедешь, или тебя проводить?
И ему вдруг стало стыдно. Сандлеры прикладывают все силы, чтобы вытащить его из депрессняка. Приютили, уступили собственную гостиную, кормят-поят. Он передал им деньги и попросил тетю Фаню поменять пятьсот долларов на марки – на сигареты, транспорт. Когда заикнулся, что будет вкладываться в общий котел, когда получит пособие, она замахала руками: что ты!
Выходит, эти деньги тоже не в семью пошли, а на… Конечно, на психотерапевта.
– Я запомнил, как ехать, – ответил он Римме.
Ровно в двенадцать Денис был в мансарде на Карлсплац. На этот раз Майсснер предложил ему просто удобно усесться на диване.
– Сегодня мы приступим к собственно психотерапии, – заговорил он, занимая кресло напротив. – На прошлом сеансе я выяснил причины вашей депрессии и главные ваши проблемы. Вы фиксировали свое сознание на понесенных утратах, сосредоточились на тирании долженствования, – увидев вопросительный взгляд Дениса, он пояснил: – Многие люди являются рабами установленных понятий о долге и, если не исполнили положенное по закону или по правилам, внушенным с детства, их угнетает чувство вины. И, третье, с чем нам с вами предстоит работать: чувство страха и опасности, и вытекающее из этого неверие в будущее. Ваши проблемы мы начнем преодолевать совместными усилиями, и результат зависит более от того, как сложатся наши отношения, насколько искренни вы будете со мной.
Майсснер умолк. Денис тоже молчал. Раскладывать по полочкам свое горе казалось кощунственным, и он едва подавил желание крикнуть: «А не пошел бы ты!» Но под внимательным и доброжелательным взглядом Юргена смолчал. После небольшой паузы поинтересовался:
– А вы точно уверены, это лечится?
Тот ответил почти так же, как Римма неделю назад.
– Как вы думаете, во что превратилось бы человечество, если б подобные проблемы не лечились? Самое главное, вы, – на этом он сделал ударение, – должны поверить.
– Ну что ж. Попробуем, – пожал плечами Денис.
Майсснер удовлетворенно кивнул.
– Я рад. Сегодня я хотел бы узнать как можно подробнее о кошмарах, которые вас мучают. Вам снятся страшные сны?
– Да. Один и тот же. Почти каждую ночь. Не снится, только когда я принимаю лекарство.
– Какое?
Денис назвал.
– Кто вам прописал его?
– Мой кузен в Израиле. Он опытный врач.
– Невропатолог?
– Нет. Он гастроэнтеролог. Ему кто-то посоветовал.
– Этот препарат нельзя принимать постоянно. Возникнет привыкание. Я бы рекомендовал вам отказаться от лекарств. Угнетение нервной системы небезопасно. Итак, расскажите свой сон.
Денис рассказал. Задавая вопросы, Юрген узнал, что Денис вместе с Ириной бывал на той крыше, а затем мягко и ненавязчиво стал убеждать, что именно личный опыт и запечатлевшаяся в памяти картинка бегущей к краю девушки порождают его кошмарный сон.
– Это так называемые автоматические образы. Давайте разберемся. – Юрген взял листок бумаги и ручку, наверху написал «сон» и «реальность», обозначив так два столбца. – Во сне вы вместе со своей девушкой на крыше, – он поставил слева знак плюс, – в реальности вы тоже были вместе на крыше. Плюс. Девушка бежит к краю: плюс и плюс. Во сне вы видите, как она падает. Плюс. В реальности – нет, минус. Вот здесь и кроется ошибка.
Он обвел минус кружком.
– Но ведь она покончила жизнь самоубийством…
– Вы это видели собственными глазами? Нет. Скорее всего, этого не видел никто. Вы даже не знаете, была ли она именно в том самом месте, или в другом. Но в вашем воображении сложилась определенная картинка и, возможно, неправильная…
Денис принялся было возражать, но на каждый его аргумент у Юргена находился контраргумент.
– Вы никогда не вели дневник? – неожиданно спросил Майсснер.
– Дневник? Нет.
– Попробуйте. Записывайте свои мысли, обращайтесь или к самому себе, или к воображаемому собеседнику.
– Зачем?
– Во-первых, перечитывая свои мысли через некоторое время, вы сможете оценить их, и, возможно, они покажутся вам уже не столь бесспорными. Привычка вести дневник – это привычка к самоанализу. Кроме того, я надеюсь, что вы позволите читать его и мне. По этим записям я смогу следить за переменами в вашем состоянии.