Телефон вибрирует.
Ты же знаешь Лондон: полно народу, и это угнетает. Встреча проходит отлично! Он реально знает, что делает. Не забудь, сегодня вечером ужинаем у мамы. Папы нет дома, так что только мы втроем.
Я перечитываю сообщение дюжину раз. Он действительно знает, что делает, – не она, а он. И Лондон… Оскар по-прежнему утверждает, что он в Лондоне. У него интрижка на стороне? Эта мысль так угнетает меня, что я невольно издаю сдавленный стон.
Оливия запрокидывает голову, допивая воду из бутылки.
– С тобой всё нормально?
Я киваю, сглатываю ком в горле, снова киваю и загоняю поглубже, на самое дно, чувство ненависти и мысли об измене:
– Идем.
21Кейтлин Арден
Оскар пишет, что его поезд задерживается, и он встретится со мной в доме своих родителей за ужином. После возвращения Оливии я и так позволила себе пропустить четыре воскресных ужина у Фэйрвью. Это наш примирительный ужин, и я обещала прийти. Если я не появлюсь, Оскар поймет: что-то не так. И у него будет время выдумать историю. Еще одну искусно сплетенную ложь. Застать его врасплох – лучший способ узнать правду.
Я готовлюсь тщательнее обычного. Иду в душ и мою голову шампунем для придания объема. Втираю кондиционер для волос и сижу на полу в душе, пока он впитывается. Брею ноги бритвой Оскара: мужские бритвы лучше и дешевле женских – это факт. Очищаю и увлажняю кожу. Надеваю новое дорогое летнее платье цвета шалфея. Тщательно крашусь – пусть даже и опоздаю. Нанося светоотражающий консилер, я притворяюсь, что все эти хлопоты – для меня самой, проявление любви к себе, а не отчаянная попытка предстать перед женихом-изменником привлекательнее той, с кем он сегодня тайком делил шоколадный торт. Завиваю ресницы, наношу на щеки автозагар. Всё это я проделываю с бокалом вина в руке. Оно быстро заканчивается, я наливаю еще. Допив до конца, заказываю «Убер».
Если у Оскара роман на стороне, я уйду от него. Мне придется это сделать, хотя при мысли, что его больше не будет в моей жизни, вино в желудке делает кульбит. Оскар прикольный, честолюбивый. Он знает меня до мельчайших подробностей. Но он явный лжец и, скорее всего, изменник. Я пытаюсь представить, что роман у меня самой. Чувствую на себе тяжесть другого мужчины. Прикосновение новых рук к телу. Вижу лицо этого мужчины – оно знакомо мне: нефритово-зеленые глаза, ямочки на щеках, кудри цвета кофе, щетина. Слышу возглас с ирландским акцентом в своем ухе, когда он входит в меня.
Я стою в коридоре возле кабинета Оскара и жду «Убер». Раньше я никогда не рылась тайком ни в его вещах, ни в его телефоне. В этом не было нужды. Но сейчас… из головы не выходит та блондинка, с которой он был. Еще не хватало, чтобы меня держали за дурочку. Захожу в кабинет и начинаю перебирать вещи на столе, чувствуя себя неловко, нелепо и виновато. Ноутбука Оскара здесь нет, поэтому я открываю ящики стола и роюсь в них на ощупь, но нахожу только стопки наполовину исписанных блокнотов. Ни женского нижнего белья, ни упаковки презервативов, ни других доказательств неверности. Я уже собираюсь задвинуть очередной ящик, когда вижу маленькую серебристую коробочку и беру в руки. Она круглая, на крышке выгравированы маленькие розочки.
Внутри светлая прядь волос, перевязанная темно-зеленой ленточкой.
Во мне всё сжимается при мысли о блондинке, с которой Оскар был сегодня.
…Хелен встречает меня в дверях. У нее такие же пшеничные волосы и темные глаза, как у сына. Как всегда, она в комбинезоне. Могу поклясться, что в ее гардеробе комбинезоны всех расцветок. Я чмокаю ее в щеку, стараясь не думать о том, что ей приходится полностью раздеваться каждый раз, когда нужно сходить в туалет.
Оскар сидит на кухне. Секунду я мешкаю в дверях, пытаясь взять себя в руки, прежде чем зайти внутрь вслед за Хелен. Не хочу, чтобы Оскар уловил мое настроение. Не хочу говорить с ним о том, что узнала, пока не вернемся домой.
Я делаю вдох и выдох.
И захожу.
И улыбаюсь.
На столе – изысканное французское вино, название которого я не могу выговорить, и сырная тарелка с изысканными французскими сырами, которые, разумеется, идеально подходят к изысканному французскому вину. Оскар оборачивается, и я вспоминаю нашу первую встречу, как мы одновременно протянули руки к сырной тарелке в фермерском магазине. Он был загорелым и худощавым, и от его улыбки у меня по спине побежали мурашки. Некоторые всю жизнь ждут такой улыбки. Он ей тоже так улыбается?
Он притягивает меня к себе для поцелуя. Я представляю, как он целует ту блондинку – так же, как меня сейчас. Меня тошнит, но я дарю Хелен и Оскару свои ямочки на щеках и обаяние.
Мы едим. Разговариваем. Точнее, они говорят, а я слушаю и киваю в нужный момент. Но внутри нарастает злость. Нужно сосредоточиться на Оливии, а не на отношениях с Оскаром. Не на этом ужине. Как Оскар мог оказаться таким эгоистом и обманщиком? Я пытаюсь оправдать любимого мужчину, потому что, может быть, на самом деле у него нет никакого романа. Но тогда зачем это вранье? Все эти поздние возвращения. И каждый раз, когда я захожу к нему в кабинет, он убирает телефон или захлопывает ноутбук. И новый таинственный проект, над которым он работает с утра до ночи.
Я допиваю вино в бокале, тянусь за новой бутылкой и наливаю еще.
– Какие планы насчет свадьбы? – интересуется Хелен, втягивая меня в разговор. Единственное, что она готова обсуждать со мной. Каждый раз, когда я меняю тему, она так разочарована, словно обручение с ее сыном – мое главное предназначение в жизни.
Я медлю с ответом:
– Никаких.
– Ну, это позор, – она делает глоток вина. – Ужасный позор. Вам обоим правда нужно поторопиться, – выговаривает она нам, как провинившимся школьникам. – Вы же не хотите стать одной из тех парочек, которые всю жизнь обручены. Оскар, ты ведь хочешь, чтобы твои дети носили твою фамилию, а не фамилию Кейти?
– А почему бы моим детям не носить мою фамилию? – интересуюсь я, глядя на нее в упор.
Повисает молчание. Хелен неловко ерзает на стуле. Она не привыкла к моим возражениям. Я давно подозревала, что в глазах семейства Фэйрвью я нечто вроде недорогой запчасти, сменного аксессуара, и они сочли меня подходящим вариантом только потому, что со мной удобно. Но я устала быть удобной. Удобной для моих родителей, которые решают, как мне жить. Удобной для его родителей, с которыми приходится проводить все выходные и держать рот на замке всякий раз, когда они отпускают неуместные, оскорбительные замечания. Удобной для него, пряча свои амбиции в чулан под лестницей, как складную гладильную доску, чтобы освободить больше места для него и его желаний. Быть удобной утомительно.
– Так почему бы моим детям не носить мою фамилию? – повторяю я, чувствуя, как взгляд Оскара прожигает мне затылок.
– Ну, – отвечает Хелен. – Матери дают детям фамилии отцов.
– Почему?
– Так принято.
Я открываю рот, чтобы возразить: если это я борюсь с утренней тошнотой, болью в груди и изжогой, если это мне придется пережить травму во время родов и если это меня будут потом зашивать, то я не стану давать ребенку отцовскую фамилию только потому, что так принято. Сказать, что, кроме спермы, мужчина не вносит никакой вклад в вынашивание и рождение ребенка. Что если кто-то выходит из моего тела, то он получит мою гребаную фамилию. Но Оскар меня опережает.
– Вообще-то мы уже выбрали дату свадьбы, – говорит он с преувеличенным энтузиазмом. – Поженимся следующим летом.
Хелен с восторгом хватается за эту новость обеими руками, как ребенок за блестящую игрушку.
– Это чудесно! – улыбается она сыну. – Это потрясающе. Может, я окажусь не последней среди подруг, у кого появятся внуки. Хотя год пройдет быстро, Кейт, тебе нужно всё организовать.
Я неуклюже тянусь за бокалом и вижу, что он почти пуст.
– В последнее время я немного отвлеклась из-за возвращения давно потерянной сестры.
Молчание.
Оскар откашливается и тянется к бутылке, но я оказываюсь проворнее. Он смотрит на меня осуждающе. А по-моему, всё в порядке. Я не пьяная. Вернее, немного пьяная, но в пределах допустимого.
Хелен ставит бокал на стол и сочувственно склоняет ко мне голову. И всё же я замечаю в ее глазах искорку ликования, волнение: а вот и свежая сплетня, в которую можно вцепиться зубками.
– И как она?
– Мам… – Оскар качает головой.
– Ты говорил, что мне не следует говорить об Оливии, пока Кейти сама не затронет эту тему. И вот она затронула.
– Вообще Оливия еще не пришла в себя. Сегодня я помогла ей справиться с панической атакой, – сообщаю я Хелен. – Но она не любит говорить о прошлом. Если вам нужна информация о моей сестре, спросите Оскара. Он знает больше меня.
Оскар напрягается.
– Ты о чем? – хмурится Хелен.
– Муж Рейчел работает в полиции. Он разболтал Оскару то, чего не следовало. О чем не подозревают даже мои родители.
Подставлять Оскара – это низко, я собой не горжусь. Тем более я обещала никому не рассказывать. Наверное, протрезвев, я пожалею об этом, но сейчас мне нравится наблюдать, как он выкручивается.
– Муж твоей кузины Рейчел? – спрашивает сына Хелен.
Оскар заталкивает в рот чесночный хлеб и кивает.
– Но я думала, Тим работает в агентстве недвижимости в Мидсомер-Нортоне[41], разве нет?
По коже бегут мурашки. Я медленно поворачиваюсь к Оскару. Он избегает моего взгляда. Очередная ложь? Если муж Рейчел ничего не говорил Оскару, то кто это сделал? И откуда он так много знает о моей сестре?
– В прошлом году он сменил работу, – говорит Оскар.
– Я виделась с Тимом в прошлом месяце, и он ничего не сказал, – отвечает Хелен. – Хотя теперь у них с Рейчел дел по горло. Кстати, Кейти, милая, ты послала им подарок?
Я отрываю взгляд от жениха:
– Кому?