Я жду, что он, как в прошлый раз, ответит с озорной ухмылкой: «И то и другое». Но он поворачивается ко мне, его грудь вздымается от прилива адреналина и стремительной пробежки к воротам. Нефритово-зеленый пристальный взгляд устремлен прямо на меня, и от его жара перехватывает дыхание.
– Личная.
И от такого признания я невольно представляю, каково это – ощутить его щетину на внутренней стороне своих бедер.
Было бы легко прижаться к нему, встать на цыпочки и поцеловать своего психотерапевта. Я могла бы прогнать одиночество с помощью секса, превратиться в существо, состоящее только из желания. Но как бы ни охладели наши отношения с Оскаром, я никогда не смогу ему изменить.
– Мне пора.
Гидеон не хочет, чтобы я уходила.
– Оскар будет искать меня, – говорю я, хотя Оскара даже нет дома, и мне не к кому торопиться.
– Конечно, – отвечает Гидеон хриплым от разочарования голосом.
А потом я ухожу прочь, пока не передумала.
30Элинор Ледбери
В шкафу в кабинете дяди Роберта Хит находит спрятанное оружие.
– Это вообще законно? – Элинор стоит на коленях среди разбросанных пыльных папок и разлетевшихся листков бумаги.
– Охотничье ружье. – Брат поднимает его и смотрит в прицел.
– Разве ты умеешь стрелять?
– Нет, – он слабо улыбается. – Но я научусь.
Элинор смотрит на ружье, и ей становится тревожно.
Дядя Роберт не появлялся в Ледбери-холле уже шесть недель. Поэтому Хит воспользовался возможностью обшарить все ящики, шкафы и коробки в поисках документов на наследство. Если они найдут юридическую лазейку или другого родственника, который согласится стать опекуном, им не придется уезжать. Хотя рыться в бумагах довольно утомительно, Элинор даже рада: это отвлекает от тупой боли из-за потери Флинна.
– Кстати, – говорит ей Хит, продевая ружейный ремень через голову. – Пойду сейчас и потренируюсь.
– Ты собираешься стрелять прямо здесь, у нас? – Она не верит своим ушам, в груди что-то тревожно трепещет. – А если услышат?
Он выгибает бровь:
– И кто, по-твоему, настучит на меня первым – олени или барсуки?
– Ха-ха, – невозмутимо парирует она. – А садовник?
Мистер Моррис и его помощники – единственные работники, которых дядя Роберт оставил в Ледбери-холле. Хит хмурится:
– Он их всех уволил. Разве ты не заметила? Их нет уже несколько недель.
Она поджимает губы, пытаясь понять, что это значит. Что будет, если дядя Роберт никогда не вернется? Однажды он узнал, что они тайком таскали его виски, и не оплатил счет за электричество. Его отключили на неделю. К счастью, было лето, и они не замерзли до смерти.
Хит со вздохом протягивает руку, помогая сестре подняться с пола:
– Я позабочусь о тебе.
Его пальцы скользят по ее обнаженным рукам и ложатся на плечи. Он прижимается лбом к ее лбу так, что она может сосчитать маленькие зеленые искорки в его глазах. Ей хочется спросить, скучает ли он по Софии так же, как она по Флинну, но они договорились не обсуждать эту тему. Хит порвал с Софией. Она восприняла новость не очень адекватно: названивала на домашний телефон, пока брат не выдернул его из розетки. По крайней мере, сейчас он с Элинор и провел с ней всю неделю. Они вместе готовили еду, он научил ее играть на пианино «Лунный свет» Клода Дебюсси, они гуляли по саду, останавливаясь полюбоваться статуей двух обнявшихся влюбленных в центре пруда. Хит обнял Элинор, повторяя их позу, и прошептал, уткнувшись ей в шею:
– Я буду любить тебя. Всегда.
– …Ладно, – соглашается она сейчас. – Но будь осторожен. Пуля опаснее свинцовой трубы, а ты не кошка.
– Понял, у меня только одна жизнь, – он целует ее в лоб и уходит.
31Кейтлин Арден
Флоренс удивлена: я пришла в кафе раньше нее.
– Ты никогда не приходила так рано, – она снимает солнечные очки.
– Молодец, Кейт, ты вовремя, Кейт, я так горжусь тобой, Кейт, – передразниваю я.
Она улыбается.
Я не признаюсь, что пришла заранее, потому что в первый раз за время нашей дружбы нервничала перед встречей. Мы так давно не были наедине. Я убеждаю себя, что всё дело в подготовке к свадьбе, но это не так. До возвращения Оливии мы болтали почти каждый день. Теперь большая удача поговорить хоть раз в две недели. Если сравнить внимание Флоренс с пиршеством, то Оливия пришла и съела всё подчистую, оставив мне только корки и хрящи. Несколько недель я умирала с голоду, гадая, когда смогу поесть в следующий раз, и теперь собираюсь смаковать каждый кусочек.
Я предвкушаю утро наедине с лучшей подругой. Кафе переполнено. Официанты умело лавируют между столиками, разнося тарелки с яйцами пашот и авокадо на тостах. Посетители излучают энергичный оптимизм, присущий только субботам, когда серое утро понедельника кажется таким далеким.
Приносят напитки. Флоренс поднимает бокал, и мы чокаемся.
– Бранч без «мимозы»[47] – такая тоска, – заявляет она.
Я качаю головой:
– Единственное тоскливое в этом бранче – твои безглютеновые хлебцы.
– Это для свадьбы – чтобы не было аллергии.
– Это для людей, которые любят невкусную еду.
Она улыбается, и я понимаю, как сильно соскучилась.
– Как подготовка к свадьбе? Тебе помочь?
Я спрашиваю искреннее. Я одна, мне особо нечем заняться. По крайней мере, я не испытываю желания чем-то заняться. На этой неделе у меня встреча с учительницей четвертого класса, которой я передаю своих учеников. Но при мысли о том, что придется обсуждать будущие оценки, планы SEN[48] и учебные задачи, становится тоскливо до слез. Мне не хочется думать о работе – я зациклилась на Оливии и человеке в маске. А иногда в голову лезут шальные мысли о Гидеоне. Эти нефритово-зеленые глаза и широкие плечи, чудесный ирландский акцент. День, потраченный на печать свадебного меню, стал бы приятной отдушиной.
– Вообще-то мы почти закончили.
– Правда? А всякие мелочи типа перерезания ленточки или ленты на пояс?
– Всё готово.
– Поразительно. Я вот способна организовать только ежеутренний поход в ванную, чтобы почистить зубы.
– Мне помогли.
– У тебя появился помощник?
Подруга кивает:
– Оливия.
Повисает напряженное неловкое молчание. Я пытаюсь подавить обиду, растерянность и постепенно разгорающееся негодование. Пытаюсь отогнать мысль, что это я – подружка невесты. Это я – лучшая подруга Флоренс. Это я должна сидеть на полу в ее гостиной и насыпать конфетти в свернутые газетные кульки.
– Если бы ты сказала, что нужна помощь, я бы помогла. Я сто раз предлагала.
Флоренс морщится:
– Знаю-знаю, я не думала, что она займется этим. Но мы закончили обсуждать ее колледж, так что…
– Обсуждать колледж?
– Ну да… Оливия поступает в Бат-колледж в сентябре, разве она тебе не сказала?
У меня отвисает челюсть.
– И что она будет изучать?
– Искусство.
– Искусство? – вырывается у меня. Этот вопрос звучит как обвинение. – Ты шутишь, мать твою?
Лицо Флоренс вытягивается, она поджимает губы и едва заметно качает головой:
– Оливия уже взрослая. И если она хочет пройти базовый курс по искусству, то почему бы и нет. – Теперь она смотрит на меня. – Я знаю, ты хотела изучать в университете искусство, Кейт, но не стала.
Я стискиваю зубы.
– Да, потому что после похищения сестры я не хотела расстраивать родителей, – натянуто отвечаю я. И изо всех сил пытаюсь скрыть разочарование, напоминая себе: Флоренс не знает, что Оливия – не Оливия. Что на самом деле она самозванка-манипуляторша.
– Ну, они не огорчились, что Оливия решила изучать искусство. Они рады за нее, – многозначительно замечает Флоренс.
Я потягиваю коктейль.
– Может, она идет учиться, чтобы вы с ней стали ближе, – предполагает подруга.
Дело не в сближении. Оливия играет со мной, пытается вывести из себя, но зачем? Она обвела вокруг пальца моих родителей и лучшую подругу. И, судя по тому, насколько комфортно ей было наедине в спальне с моим женихом, Оскар тоже попался в ее сети. А теперь она хочет изучать искусство. Поверить не могу, что сама рассказала ей о своей мечте стать художником, рисовать мир и путешествовать. Мне было очень важно рассказать ей. А может, мы обе просто делали вид, что это важно. Я наслаждалась прежней ролью младшей сестры, а она наслаждалась новой ролью – Вернувшейся Девочки Арден. Но это просто спектакль. И не особо качественный. Мне нужно рассказать всё Флоренс. Но едва я открываю рот, как она опережает меня:
– Послушай, я должна кое-что сказать.
– Ладно.
– Оливия будет играть на свадьбе.
Я хмурюсь:
– На чем играть?
– На пианино.
Что за чушь.
– Оливия не умеет играть.
– Умеет. Я сама слышала. Она сыграла на общественном пианино в Бате, и у нее здорово получилось. Она исполнит «Лунный свет» Клода Дебюсси на фуршете после церемонии. Это ее свадебный подарок нам.
Это неправильно. Так не должно быть. Моя сестра не умеет играть на пианино. Оно было у нашей бабушки, но максимум, что мы освоили, – это «У Мэри был ягненок»[49]. Но не успеваю я возразить, как Флоренс продолжает:
– И еще я попросила Оливию стать подружкой невесты.
Я чуть не роняю коктейль:
– Что?
Приносят еду. Официант, почувствовав напряжение, ставит тарелки и тут же исчезает.
– Просто я подумала, что это правильно, – объясняет Флоренс. – Всё очень сложно. Мы с Оливией всегда обсуждали наши будущие свадьбы. И давным-давно договорились быть друг у друга подружками невесты.
Если бы Оливия не пропала, мы с Флоренс вряд ли стали бы подругами, это правда. Это Оливия держала бы волосы Флоренс на выпускном вечере, когда ту вырвало водкой с зелеными блестками. Это Оливия тащила бы на себе вверх по лестнице миллион коробок в первую квартиру подруги. Это Оливия сидела бы с ней на полу в ванной, сжимая руку Флоренс в ожидании, не обрек ли ее порвавшийся презерватив на жизнь с сопливыми носами и «Свинкой Пеппой», а потом очень дорогой бутылкой шампанского отпраздновала появление одной полоски вместо двух. Именно Оливия устроила бы продуманный до мелочей девичник в Котсуолдсе, хотя организовать едва знакомых друг с другом женщин – это всё равно что сгонять котов в стадо.