Да, на моем месте должна быть она.
– Ну, ничего страшного, да? – спрашивает Флоренс. Но мы обе знаем: если бы ей действительно было важно мое мнение, она бы сначала посоветовалась со мной, а потом предложила Оливии.
– Конечно, – соглашаюсь я, потому что это ее свадьба. Любые желания невесты нужно выполнять беспрекословно. Флоренс продолжает что-то говорить, я продолжаю улыбаться, хотя меня охватывает глухое отчаяние. Стыд за собственную никчемность. Меня снова задвинули на второй план как дублершу, потому что вернулась звезда шоу. Флоренс убеждает, как весело будет с двумя подружками невесты вместо одной. И для меня меньше стресса. Я даже буду благодарна за помощь в такой день. Подруга преподносит это как тщательно завернутый подарок, о котором я не просила и не хочу его. Но отказываться невежливо, поэтому я улыбаюсь еще шире, пока лицо не начинает походить на клоунское.
– Я правда рада, что ты не против, – продолжает Флоренс. – Я переживала, что не сказала тебе.
– Не переживай, – успокаиваю я. Мы натянуто и неловко улыбаемся друг другу, потому что обе знаем: мне это не нравится. И будь Флоренс на моем месте, ей бы тоже не нравилось.
Оливия, или, точнее, женщина, выдающая себя за нее, – это кукушонок, намеренный вытолкнуть меня из гнезда, занять мое место. Я тычу вилкой во все еще шкворчащий жиром бекон на тарелке и понимаю, что не голодна. Повисает напряженное молчание. Я слушаю, как женщины за соседним столиком обсуждают будущий уик-энд в Словении. У меня руки чешутся заказать билет на самолет – куда угодно. Сбежать от Оливии, от человека в маске. И от Флоренс тоже. От всех.
– Ты в порядке? – спрашивает она. – Ты выглядишь… Ты высыпаешься?
Я вспоминаю, сколько слоев осветляющего консилера наложила, чтобы скрыть темные круги под глазами. Видимо, зря.
– Высыпаюсь, – вру я. – Но после того взлома сплю гораздо хуже.
По крайней мере, это правда. Иногда, уже почти задремав, я чувствую, как рука в перчатке сжимается на моем горле, ощущаю привкус кожи и резко просыпаюсь.
Флоренс кивает:
– Оливия говорила.
Я испытываю укол раздражения, представив, какие небылицы наплела Оливия.
– И что же она наговорила?
Флоренс смущается, тщательно подбирает слова, пытаясь сгладить резкости, услышанные от Оливии:
– Ты думала, что в доме кто-то был, но полиция никого не нашла.
– Я не думала, что в доме кто-то был. А точно знаю. На меня напали.
Подруга округляет глаза – то ли от недоверия, то ли от шока:
– Напали?
– Он прижал меня к стене и запер в кабинете Оскара, разве Оливия не сказала?
Подруга избегает моего взгляда, кромсая яйца пашот и капусту:
– Но он не причинил тебе вреда? Ничего не взял?
Ее недоверие ранит меня.
– Нет, ничего такого. – Я до сих пор не понимаю, зачем это нужно человеку в маске, чего он хочет. Но подруга должна знать: я говорю правду. – Он следил за мной.
Она откладывает нож и вилку:
– Следил за тобой?
– Да, я видела его пару дней назад, когда была в парке с… – Я обрываю себя: не хочу рассказывать о Гидеоне. Она не поймет.
– С?
– Моим… – я мнусь, не зная, как его назвать, – психотерапевтом.
Флоренс выгибает бровь:
– Почему ты была в парке со своим терапевтом?
– Мы столкнулись случайно, да это и не важно.
– А твой психотерапевт видел преследователя в маске?
– Нет.
Молчание.
Флоренс берет столовые приборы:
– Ладно.
Я впиваюсь ногтями в ладони под столом. Она не верит ни единому слову. Я как ребенок, пытающийся убедить взрослого, что видел Санта-Клауса. Если бы подруга знала, что Оливия на самом деле не Оливия, то наверняка поняла бы. Я тщательно обдумываю, как затронуть эту тему, словно постепенно погружаюсь в горячую ванну.
– Как думаешь, Оливия… такая же, как… раньше?
Флоренс моргает, озадаченная резкой сменой темы:
– Удивительно. В тот день, когда ты заехала, чтобы отвезти меня к ней, я готовилась увидеть ее взбешенной, сломленной, одичавшей, но она… – она пожимает плечами. – Оливия.
– Оливия… в каком смысле?
Подруга на секунду задумывается:
– Веселая, но не легкомысленная. Добрая, но не тихоня. Уверенная в себе, но не дерзкая. Такой же она была и в начальной школе. – Она задумчиво потягивает коктейль. – Я встретила ее в свой первый школьный день, ты знала об этом? Я пришла в эту школу в середине четвертого класса, и у меня не было формы. Через полчаса ко мне подходит девочка со злобным лицом и заявляет, что мои светло-желтые джинсы – детский сад.
Я вздрагиваю: в этом возрасте сказать такое – всё равно что со всей силы врезать по физиономии. И тут ко мне подходит Оливия со своим идеальным пушистым конским хвостом и объявляет на весь класс, что мои джинсы клевые. – Флоренс улыбается, вспоминая. – А назавтра был мафти-день[50], и почти все пришли в джинсах, даже девочка со злобным лицом. – Она заправляет иссиня-черную прядь за ухо. – Я никогда не чувствовала себя в школе одинокой. Мы ходили, держась за руки, бегали вместе, скакали на игровой площадке. А позже тусовались в классе и в одной паре наушников много раз слушали «Плацебо»[51]. Редко кто имеет такое большое влияние на других и пользуется им, чтобы возвышать людей, а не унижать.
Она помнит Оливию, как и я. Это похоже на электронную сигарету, создающую иллюзию удовольствия. Иллюзия человека, которого другие люди хотят видеть именно таким. Но я уверена, что девочка, похищенная из дома на Блоссом-Хилл, и женщина, вернувшаяся в него шестнадцать лет спустя, не один и тот же человек.
– Вы с Оливией говорили об этом?
– О чем?
– С тех пор, как она вернулась, вы столько времени провели вместе. Вы вспоминаете прошлое? Она помнит то же, что и ты?
– Не знаю. Она… Мы говорим о разном. В основном о Дэниеле и свадьбе. А что?
Я в замешательстве прикусываю губу. Но ведь Гидеон поверил мне, хотя даже толком меня не знает. Если он верит в мою версию, верит мне, то и Флоренс должна.
– Она не смогла вспомнить коттедж Хатауэй или нашего кузена Эдварда.
Флоренс прищуривается:
– Правильно…
– Она знала про старый сарай в лесу за нашим домом, хотя его построили после ее похищения.
– Кейт…
– У нее есть секретный второй телефон, и я застукала, как она разговаривала с кем-то обо мне. Она…
– Стой, – Флоренс умоляюще поднимает руку, будто останавливает поток машин. – Просто прекрати. – Она снова кладет столовые приборы на стол – на этот раз сердито. – Послушай, не говори того, что собиралась.
– Флоренс…
– Послушай, Кейти. Она Оливия. Все знают, что это так. Полиция – вообще все. Ты выставишь себя полной психопаткой и параноиком, если будешь утверждать обратное. Если родители узнают, что ты клевещешь на их дочь, ты оттолкнешь их. – Она смотрит на меня строго и неодобрительно. – Они так счастливы, что она вернулась, и ты тоже должна радоваться.
– Это не она.
Флоренс прикрывает глаза, словно хочет, чтобы я исчезла:
– Зачем кому-то притворяться Оливией?
– Слава, деньги, внимание.
– Да какая слава, Кейт? Она отказалась от всех интервью и от денег, которые за них предлагали.
– По-моему, она украла кредитку отца, когда мы ездили на шопинг, – я вспоминаю мамины расспросы, пока Флоренс и Оливия встретились в саду. Тогда мне было не до мамы.
– Думаешь, она выдает себя за твою сестру ради нескольких платьев и сумок? – Подруга качает головой.
– Знаю, звучит дико, но…
– Так и есть, – Флоренс вздыхает, словно я капризный ребенок.
– Тест ДНК доказал бы мою правоту.
Она смотрит на меня так, как будто я только что объявила, что не умею считать до десяти:
– Они сделали тест…
Мир начинает рушиться. Я цепляюсь за стол:
– Что?
– Они провели тест, – повторяет она.
– Откуда ты знаешь?
– Клара рассказала моей маме.
– Нет, – шепчу я. – Они не могли…
– Результаты оказались неубедительными из-за какой-то ошибки в образце, и полиция попросила повторить тест через неделю. Но Оливия сказала, что ее и так уже достаточно тыкали, а твои родители ее поддержали.
– Значит, она специально что-то сделала с тестом, – я облизываю пересохшие губы. – Возможно, она всё-таки не моя сестра.
– Конечно, она твоя сестра. Ты сама себя слышишь, Кейт?
Наши взгляды встречаются. Флоренс смотрит так, словно у меня выросла вторая голова.
– Твои родители поддержали ее, потому что знают свою дочь. – Она хватает уже пустой бокал и осушает, не замечая, что там ничего нет. – Ты устала. Просто переутомилась и изо всех сил пытаешься справиться с этими огромными переменами. Оскар и Оливия сказали то же самое.
Мое лицо пылает от негодования:
– Вы все обсуждали меня?
– Да, потому что нам не всё равно.
Я издаю отрывистый сухой смешок:
– Но никто из вас не хочет меня выслушать.
– Мы слушаем, Кейт, и именно поэтому беспокоимся. Фальшивая сестра? Преследование? Нападавший в маске, которого больше никто не видел?
Мой телефон начинает вибрировать на столе, но мы обе не обращаем на него внимания.
– Почему тебе кажется, что это звучит безумно? Мою сестру действительно похитил человек в маске.
Флоренс кривится.
– Что? – спрашиваю я.
– Оливия не помнит никакой маски. Она сказала, что полиция спрашивала о маске на первом допросе, и она сказала, что никогда ее не видела.
Я смотрю на нее с открытым ртом. Женщина, выдающая себя за сестру, с самого начала очерняла меня.
– Он был в маске, – настаиваю я.
– По ее словам, нет.
– Ну, ее версия не в счет, потому что она не та, за кого себя выдает! – Я брызгаю ядом, и слова вылетают громче, чем я хотела.
Женщины за соседним столиком замолкают.
– Кейт, – примирительно говорит Флоренс. – Ты точно хочешь быть подружкой невесты? Это большая ответственность, и в такой день мне не нужен лишний стресс. Я не хочу перегружать тебя.