– Кому еще ты рассказала?
Комнату наполняет нервозная пульсирующая энергия, которая заставляет сердце биться часто-часто.
– Какая разница?
– Кому, Кейт? – огрызается он.
– Ты мне веришь? Веришь, что она правда не Оливия?
– Кому еще?!
Я отшатываюсь, внутри пульсирует страх. Я не отвечаю, и Оскар делает шаг ко мне, отчаявшийся и разъяренный. Я бросаюсь к двери, инстинкт подсказывает: беги!
Однако Оскар быстрее, его ладонь опускается справа от меня и захлопывает ее. Я смотрю на дубовую закрытую дверь и отчетливо понимаю: если он захочет, то причинит мне боль. Такова тревожная реальность, с которой приходится сталкиваться женщине рядом с мужчиной. Мужчины могут причинить нам боль, если сильно захотят.
Возможно, и Оскар тоже.
– Кому еще ты рассказала? – спрашивает он с еле сдерживаемой ненавистью.
– Флоренс. – Я не признаюсь, что сказала Гидеону. Тот же инстинкт, который советовал бежать, подсказывает сохранить Гидеона в тайне.
– Перестань копать под нее. Просто радуйся, что сестра вернулась.
– Она не…
– Ты готова всё разрушить, – рычит он с такой злобой, что меня пронизывает страх.
– Что разрушить?
Тишина громко ревет в ушах.
– Я ухожу.
Его рука скользит к дверной ручке и рывком распахивает дверь. Я невольно отскакиваю, чтобы меня не ударило по лицу.
Через секунду входная дверь захлопывается.
Я стою в гостиной, меня трясет и тошнит. Что это было, черт возьми? Откуда такая злоба?
Я снова задумываюсь, что же скрывает Оскар. Последние недели меня не покидало предчувствие, что он врет. Я думаю о той женщине – Сэм, с которой застукала его в кафе. Где, он говорил, она работает? «Адалин Фрай Интерьер»? Когда я заподозрила Оскара во лжи, нужно было позвонить в эту компанию и проверить. А я отказывалась верить, что жених меня обманывает. Но теперь, после его страшных вспышек гнева, пора действовать. Я иду в прихожую, достаю из сумки телефон и после недолгих поисков в «Гугле» набираю номер.
– Здравствуйте, «Адалин Фрай Интерьер», чем могу помочь?
– Это Сэм?
– К сожалению, нет, я Мел, личный ассистент Ады, – отвечает женский голос. – Чем могу помочь?
– Я ищу Сэм. Извините, не знаю фамилию. Она работает у вас в отделе маркетинга.
Пауза.
– У нас нет никого с таким именем.
Во мне всё сжимается:
– Вы уверены?
– У нас небольшая компания.
Я извиняюсь за путаницу и вешаю трубку. «Он соврал», – говорю я вслух, ни к кому не обращаясь, и стискиваю мобильник так, что пальцам больно. И если он соврал о Сэм, о чем еще он врет? Обман начался после возвращения Оливии. Значит, это как-то связано с ней. Я иду к его кабинету. До этого я никогда не задумывалась, почему незнакомец в маске поджидал меня именно там. Должна быть причина. Может, он что-то искал. И если не нашел, то, возможно, найду я. Но, дернув за ручку, обнаруживаю: дверь заперта. Оскар никогда не запирает кабинет. Я опускаю глаза: в замочной скважине нет ключика.
33Элинор Ледбери
Теперь Хит упражняется в стрельбе не меньше двух часов в день. Он предлагает и Элинор, но едва она берет в руки ружье, ее бьет дрожь. Она боится случайно застрелить себя. Или брата. Поэтому он ходит один. Пока его нет, она думает о Флинне. Они не любили друг друга так сильно, как она и Хит, но, возможно, со временем у них могло получиться. Флинн ни разу не пытался связаться с ней. Остались только его куртка, мячик и фиолетовый камень. Глядя на них, Элинор грустит о том, что могло бы сбыться. Она вспоминает любовные романы, которые читала мать, – про влюбленных, которые кружатся в этом огромном мире, свободные и счастливые, – и ее охватывает зависть, которая вытесняет страдания. Элинор роняет голову на колени и ждет, пока пройдет боль. И она проходит, растворяется в тиши дома. И Элинор снова удивляется, как всё встало на свои места: Хит вернулся к ней.
Она слышит, как внизу открывается дверь – значит, это брат, – и спускается. Но когда нога касается нижней ступеньки, Элинор встречает тишина. Она неподвижно стоит в холле и прислушивается. Никого. Наверное, показалось. Она направляется в столовую и тут же замирает, волоски на шее встают дыбом. Она точно слышала какой-то шум из кабинета. Но ей так страшно, что она даже не может позвать Хита. Она движется на шум как мотылек, беспомощно летящий на пламя. Когда Элинор поднималась наверх, кабинет был закрыт, а сейчас дверь приоткрыта. Девушка медленно открывает ее, уже зная: там, внутри, не брат – и видит темноволосый дядин затылок. Почувствовав ее присутствие, он поворачивается, и она понимает: он пьян. Это ясно по раскрасневшимся щекам, блуждающему взгляду и налитым кровью глазам. Похоже, в таком виде он проехал весь путь от Лондона до Ледбери-холла. Дядя отрастил клочковатую бороду и теперь выглядит на десять лет старше и почему-то меньше ростом. Он отворачивается и наливает себе выпить.
– Хочешь?
– Вам лучше уехать, – предупреждает она.
Он невесело усмехается:
– Из собственного дома?
Она боится, что Хит вернется и застанет дядю Роберта. Сердце гулко бьется в груди.
– Вы ранили моего брата.
– Так он выжил? – разочарованно бормочет дядя, осушает стакан и наливает еще.
Элинор оглядывается через плечо в коридор, зная, что Хит будет с минуты на минуту:
– Просто возвращайтесь в Лондон, прошу вас.
– Не могу. – Дядя, шатаясь, пересекает комнату и падает в кресло.
– Почему?
Он делает новый глоток:
– Я продал квартиру.
– Зачем?
– Потерял работу, – он салютует стаканом. – Спасибо тебе и твоему проклятому братцу.
В животе всё переворачивается, как будто стиральную машинку набили кирпичами. Элинор пересекает кабинет и встает перед дядей:
– Простите.
Он вскидывает на нее глаза:
– Лицемерка.
Она сглатывает комок и стискивает руки, опустив взгляд.
– Прошу, дядя Роберт. Если Хит…
Он с грохотом ставит стакан на журнальный столик, янтарная жидкость плещется через край.
– Он такой же, как его отец, – высокомерный, ленивый, самодовольный, ехидный мелкий ублюдок. Мой братец тоже рассчитывал на свою внешность кинозвезды. – Дядя фыркает. – И смотри, к чему это привело!
Дядя Роберт почти никогда не говорил об ее отце. Когда дядя переехал в Ледбери-холл, то собрал все семейные фотографии и сжег в саду. С этого дня Хит и возненавидел дядю Роберта. Ползая на четвереньках и рискуя обжечься, брат попытался спасти несколько снимков. А дядя Роберт вернулся в дом, оставив их наблюдать, как фотографии – единственная память о родителях – сгорают дотла.
– Мои родители так гордились своим золотым мальчиком, – шипит дядя. – Им было плевать, что я выучился. Окончил университет. Получил должность в одной из ведущих фармацевтических компаний мира. А их первенец сделал только одно: женился на богатой и наплодил деток. Их не волновали мои достижения, мое образование, моя карьера. Всё это стало неважным, когда он женился на твоей матери.
Дядя Роберт поднимается и, спотыкаясь, возвращается к барной тележке.
– А знаешь, что хуже всего? – Он покачивается. Элинор чувствует запах алкоголя. – Хуже всего то, что с Элисон должен был быть я.
Вот оно что. Элинор всегда подозревала, что дядя Роберт неравнодушен к ее матери. Она увидела ее фотографию у него в бумажнике спустя годы после того, как он сжег остальные снимки.
– Нашим родителям по ошибке доставили посылку, адресованную в Ледбери-холл. Моя мать попросила меня отвезти ее туда, а когда я собрался это сделать, посылка исчезла. Угадай, кто ее взял?
– Мой отец.
– БИНГО! – выкрикивает дядя. – Кто-нибудь, дайте этой девушке приз! – Он издает глухой смешок. – Верно: Николасу взбрело в голову поехать в Ледбери-холл. И с той самой секунды, когда он появился в этом поместье, Элисон принадлежала ему. Она была слишком хороша для него, твоя мать. Бесконечно добрая. Всегда уважительно отзывалась обо мне. Она быстро пресекла насмешки Николаса. «Работенка» – так он называл мою карьеру. А родители ему поддакивали. Карьера – это единственное, чем я гордился, а брат собирался всё испортить. Но Элисон ему не позволила.
Элинор всегда считала дядю холодным, бесчувственным, твердым как гранит. Но теперь, когда он говорит о ее матери, от него веет каким-то теплом и уютом, как от кленового сиропа для блинчиков.
– Я бы любил ее такой, какая есть, а не за ее деньги. Не за ее положение. Не так, как твой отец.
Элинор чувствует себя священником на исповеди и молчит, надеясь, что, как только дядя закончит, она успеет выпроводить его до прихода Хита.
– Это мой братец предложил отправиться на яхте, хотя не умел плавать. Всё для того, чтобы покрасоваться перед родителями. – Дядя Роберт допивает стакан. – Они тоже погибли тогда.
Элинор потрясена. Она знала, что бабушка и дедушка умерли, но не знала, как именно. Для нее утонуть – это хуже всего, самый страшный способ умереть.
– Простите, – шепчет она, но дядя Роберт, похоже, не слышит.
– Правда заключается в том, что такие, как ты и твой братец, всегда в выигрыше.
Она хмурится.
– Красивые люди, – уточняет он. – Смотреть на тебя – одно удовольствие. – Он тянется за новой бутылкой, но опрокидывает, и она с глухим стуком падает на ковер. – Я старался изо всех сил. Пытался научить вас обоих использовать свои мозги, разум, ну и… – он смотрит на нее, – внешность. Потому что красота быстро проходит, Элинор. Но твой братец отказывается учиться, отказывается слушаться – совсем как Николас.
Элинор снова смотрит на дверь, уверенная, что брат вот-вот ворвется, и опускает руку на дядино плечо.
– Пожалуйста, уходите, пока Хит не вернулся, – умоляет она. – Вызовите такси и…
Он всхлипывает, навалившись на барную тележку, его плечи вздрагивают.
– Всё, что у меня было, – это карьера. Но ее больше нет. Я лишился всего.