Ужас пронизывает меня насквозь. Несмотря на изнуряющую летнюю жару, по спине бегут ледяные мурашки.
Гидеон.
Оливия слегка наклоняет голову, и за ее правым плечом я вижу под деревом какую-то кучу. В полумраке ее легко принять за ворох одежды, но это не одежда. Это он. Гидеон.
– Не надо было нарушать правила, Кейт, – укоряет Оливия. И когда она выходит вперед, в полосу света, я понимаю, что ее руки в крови. Темно-красная кровь размазана от ладоней до локтей, как пара зловещих вечерних перчаток. Я слишком ошеломлена, чтобы пошевелиться, когда она проводит пальцами по моему рту, оставляя влажный кровавый след на губах.
– Не волнуйся, – шепчет она. – Я тоже нарушила правила. Я тоже пришла не одна.
– Привет, Кейт.
Я поворачиваюсь на низкий, бархатистый незнакомый голос за спиной и оказываюсь нос к носу с человеком в маске. Внутри зарождается крик, черное насекомое скребется в горле, но не успевает вырваться изо рта: человек в маске бросается на меня. Одна рука сжимает затылок, другая засовывает в рот воняющую химией тряпку. Страх всё глуше и слабее. Я борюсь, царапаясь и нанося удары, тянусь к маске, но руки и ноги словно налились свинцом. Неуклюжим движением мне удается сдвинуть маску набок, но его лицо расплывается, перед глазами распускаются черные подсолнухи. А потом меня обступает темнота.
44Элинор Ледбери
Флинн вызывает Элинор такси и оплачивает. Он не смотрит на нее, пока она садится в машину. В заднее стекло она видит, как он уходит по улице, засунув руки в карманы. Ей так хочется, чтобы он обернулся – это значит, что ему не всё равно. Но он не оборачивается.
У Элинор словно переломаны все кости. И всё-таки по дороге в Ледбери-холл она не плачет. Думает, что делать дальше. Она собирается уехать из поместья. Бросить брата. Оставить позади призрак дяди. Вообще всё. Элинор решает собрать сумку и сбежать. Начать жизнь сначала. Флинн прав: в Ледбери-холле полно ценных вещей, которые можно продать, чтобы не умереть с голоду. Еще есть сбережения Хита – его зарплата из музыкального магазина, которые он хранит в спальне. С ней всё будет в порядке. Она будет в безопасности.
Она уверена, что к ее возвращению Хит напился до беспамятства, но он не спит и ждет.
– Где ты была? – спрашивает он, пока она разувается в холле, и тянется к ней. Она напрягается и отступает. Он выглядит уязвленным и судорожно вздыхает:
– Прости, Элли, мне так жаль. – В его голосе никогда раньше не было отчаяния. – Я люблю тебя.
У Элинор наворачиваются слезы. Она плачет, потому что уезжает, а Хит об этом не знает. Он смахивает слезы с ее щек большим пальцем. Сколько она себя помнит, брат всегда был рядом, чтобы утереть слезы. Теперь его прикосновения нежны. Его пальцы гладят ее волосы. Ему всегда нравились ее волосы. Эти же пальцы научили ее завязывать шнурки, раздевали ее… И хладнокровно спустили курок. Он убийца. Преступник. Она не хочет стать следующей жертвой. Или сообщницей. Ей нужна жизнь, которую Хит не способен дать: бесхитростные поцелуи, брак, дети. Скучная, обыкновенная жизнь.
Она любит Хита и всегда будет любить, но должна уйти.
– Я тоже тебя люблю, – отвечает она. Это правда. Самая сверкающая и драгоценная жемчужина правды.
Он притягивает ее к себе и целует в макушку:
– У нас с тобой одна душа.
Он прав. Она уверена, что сможет отыскать брата в кромешной темноте. Узнать по биению сердца. Оно знакомо ей больше, чем свое собственное. Она часами лежала у Хита на груди, слушая стук его сердца. Она не знает, выживет ли без него, но стоит попытаться.
– Я убил его ради тебя. – Голос Хита теперь звучит мягко, словно он поглаживает ее перышком. – Ради нас.
В его глазах всегда было столько уверенности, вызова и остроумия, но теперь они темные, затравленные и умоляющие. Элинор понимает, в чем они с Хитом похожи: больше всего на свете они оба просто хотят любви.
– Я прощен? – спрашивает он.
Она молча запускает руки ему под футболку и целует его.
Позже Элинор открывает бутылку шампанского. На каждый свой бокал она наливает брату два. Потом он переходит на водку, она – на воду. Элинор ведет Хита наверх, в постель. Они заваливаются в первую попавшуюся комнату.
Потом они лежат, сплетясь телами. Она гладит его волосы и обещает, что они будут счастливы вместе в Ледбери-холле. Говорит, что любит. Что впереди у них необыкновенная жизнь. Под ее успокаивающее бормотание он засыпает. Ее глаза затуманиваются. Она смахивает слезы, выжидает еще немного и, убедившись, что он не проснется, выскальзывает из-под одеяла и торопливо одевается в темноте.
Она забирает деньги Хита. Она не гордая и обещает себе устроиться на работу. Тогда и вернет их. Набивает сумку одеждой и вещами, которые легко продать: шахматами из слоновой кости, старинными коллекционными монетами, отцовскими часами. И чувствует себя взломщицей в собственном доме. Элинор хочет взять мраморный бюст Афродиты – не потому, что он такой ценный, а потому, что, кроме любовных романов матери, это ее любимая вещь в библиотеке. Но бюст слишком тяжелый, и она оставляет его.
Элинор двигается тихо, напрягаясь при каждом скрипе, каждом стоне старых половиц в страхе, что Хит ее застукает. Перекинув сумку через плечо, она колеблется: ей так хочется подняться по лестнице в комнату, где спит Хит. Хочется зайти и взглянуть на него в последний раз, чтобы запомнить его лицо – резко очерченный рот, высокие скулы, длинные темные ресницы. Интересно, кем бы брат стал, если бы родители не утонули? Когда дядя Роберт избил Хита, он ранил не только его тело, но и душу. И сейчас Элинор рада, что дяди нет.
Боясь разбудить Хита, она решает просто уйти.
Она крадется из библиотеки в коридор.
И замирает.
Из темноты выступает фигура, загораживая входную дверь.
– Сбегаешь, сестренка?
Страх сжимает горло.
– Хит…
– Ты не уйдешь, – низким зловещим голосом говорит брат.
Элинор чувствует, как бьется жилка на шее:
– Пожалуйста, отпусти меня.
– И это после всего, что я для тебя сделал. – Его голос срывается – Хит раздавлен ее предательством. – Я мог бы уехать в университет. Мог бы бросить тебя, но я этого не сделал. Я остался. Ради тебя.
– Я не просила.
– ТЕБЕ И НЕ ПРИШЛОСЬ!
Напряжение острое, как стекло.
– Хит, прошу. Если ты когда-нибудь любил меня…
– Если?! Да я всю жизнь тебе посвятил. Заботился о тебе. Меня били раз за разом из-за твоей неуклюжести и гребаных косяков, – шипит он. – А ты собиралась смыться, даже не попрощавшись.
– Нужно было убежать с Флинном. Уехать в ту ночь, когда ты убил дядю Роберта. Жаль, что я этого не сделала.
Хит делает шаг вперед, в полосу лунного света, его лицо заливает серебряное сияние из высоких арочных окон по обе стороны входной двери. Он выглядит таким юным. И совершенно измученным. Она причиняет ему боль – гораздо сильнее, чем смерть родителей, чем все дядины пощечины, пинки и тычки. Ее самоуверенный, умный, коварный брат – теперь просто дрожащий, испуганный, одинокий маленький мальчик. Но Элинор не может остаться. Она должна сделать ему больно, чтобы он отпустил ее.
– Я больше не хочу тебя видеть. Серьезно, Хит, не ходи за мной.
– Но…
– Быть любимой тобой – всё равно что быть медленно задушенной. – Ее слова твердые и жесткие, словно пули.
Хит вскрикивает, словно от выстрела, и опрокидывает приставной столик. От удара об пол дерево трескается, столик ломается. Стеклянная ваза разлетается вдребезги. На этом разговор заканчивается. Элинор поворачивается и мчится по коридору, забегает в столовую, ударившись бедром о стол. Хит гонится за ней. Она понимает: если поймает, ей не жить. Она бросает сумку, рывком открывает дверь черного хода и наконец-то оказывается снаружи. Внезапно холодный ночной воздух приводит ее в чувство. Элинор бежит, бежит, бежит по траве, иней хрустит под ногами. Она поскальзывается. Хит обхватывает ее сзади и прижимает к груди. Элинор вцепляется ему в плечо зубами, пока не чувствует вкус крови. Хит вскрикивает и выпускает ее. Она опять бросается бежать. Он выкрикивает ее имя – снова и снова, как сирена.
Впереди пруд с каменными влюбленными. Если Элинор удастся миновать его, она доберется до леса и сможет оторваться от Хита. Спрятаться. Она знает лес лучше него.
Но он быстрее. Когда она добегает до пруда, Хит уже совсем близко. Он врезается в нее, отбрасывает в сторону, и Элинор летит в воду. В темноту. Холод выбивает воздух из легких. Ухватив сестру за пальто, Хит вытаскивает ее из пруда. Она задыхается, захлебываясь мутной ледяной водой.
– Хит, – отплевывается она. – Хит!
Его руки сдавливают горло, и Элинор снова погружается в воду. Она цепляется за него – туда, куда может дотянуться. Она ослепла и не может дышать. Вода заполняет уши, глаза, открытый в крике рот, затекает в горло. Она не может ни кричать, ни умолять. Руки на шее сжимаются всё сильнее и сильнее. Она умирает. Он убивает ее. Топит. Она слышит женский голос:
Можно полюбить человека так сильно, что ты обнимаешь его слишком крепко и душишь.
А потом… потом…
Хит слышит какой-то хруст. Его сестра обмякла. Он всё еще не может разжать пальцы на ее шее. Его руки словно вышли из повиновения. Он держит ее под водой, пока не коченеет от холода. Наконец он вынимает безжизненное тело из пруда и кладет на землю. Откидывает мокрые волосы с ее лица. Ее красивого, совершенного лица. Он сидит над ней до восхода солнца.
45Кейтлин Арден
Я очнулась прикованной наручниками к большому латунному каркасу кровати. Металл звякает о металл. Резко поднимаю голову, чтобы рассмотреть наручники, но при малейшем движении меня тошнит. Перед глазами всё кружится и расплывается. Я несколько раз проглатываю ком в горле, тяну наручники, но металл впивается в запястья. Цепь около метра позволяет приподняться на локтях.