[22] поросшую лесом и частично заболоченную пустошь в овраге по левую сторону от речки Содомовки. У деревни Коняевой.
Порешили дать ему льготу на землю на пять лет, всем миром поставить ему двор, а за то обязать его учить грамоте местных ребятишек в мирской избе, что была поставлена на Борисоглебском погосте. Кроме того он должен в течение всего этого времени помогать отцу Иоанну и отцу Петру зимой чистить снег, весной набивать снегом их погреба, на Пасху помогать служить по деревням, а летом заготавливать для мирской избы дрова. А в случае, если он решит покинуть выделенную землю, взять с него в мир три рубля.
Эти условия он, разумеется, принял. Другого выхода у него и не было. Так он и поселился в Баглачевой волости. Пока строился дом, он жил на погосте при церкви. Помогал священникам по хозяйству, а также выполнял разные мирские поручения.
Постепенно он обустроился. Взял себе жену из местных. Обрабатывал землю. Тем и жил. Но никогда не забывал, что пережил там, на озере. Ощущение ничтожности человеческой жизни. Ясное осознание того, что всё идет своим чередом, что каждому уготована своя судьба, что Россия должна пережить всё то, что с ней случится, и никто этому помешать не сможет. Что мир создан от начала до конца.
Тогда в лесу это выбило его из колеи. Он понял, что всё, ради чего он решился на такую жертву, было напрасно. Все его усилия и планы бессмысленны. Но, чем дольше он бродил там, среди озер, в тщетной надежде вернуться назад, тем больше росла его злость. Тем больше укреплялась его уверенность. И теперь, когда всё уже было позади, он решил действовать. Он принялся истово отстаивать староотеческую традицию, поддержав протопопа Лонгина муромского. Горячо убеждал крестьян, вкладывая в их головы идею неповиновения церковной реформе. Он хотел разжечь огонь, который спалит династию Романовых в ее колыбели и, возможно, повернет историю в другое русло, избавив Россию от красной чумы.
Его разбудил оглушительный скрежет перфоратора. Святослав устраивал в стене пару новых колец на анкерах. На узников он не обращал совершенно никакого внимания.
— Сейчас еще кого-то приволокут, — со знанием дела заявил Александр, когда Святослав, прикрутив кольца, на несколько секунд вылез из погреба.
И действительно вскоре в подвал стащили недвижимое тело. С ним особо не церемонились. Видно было, что несчастный тоже доставил немало хлопот. Его проволокли по полу и приковали такими же кандалами, как и других, к новеньким кольцам. В новом заключенном Максим с удивлением и ужасом узнал водителя дежурной части Медяного, одетого в обычную гражданскую одежду. Правда, грязную и местами порванную. Лицо его было в крови, нос разбит, на правой щеке — гематома. Он был без сознания.
Когда Святослав и Игорь ушли, Максим осторожно позвал:
— Иван! Иван, очнись!
Но Медяный, похоже, был в глубокой отключке. По крайней мере, возвращаться в этот бренный мир точно не спешил. Максим его прекрасно понимал. Судя по всему, этот мир в ближайшее время ничего не мог предложить Ивану, кроме боли, тошноты и неясного сознания. Максим мысленно посочувствовал бывшему сослуживцу. У него самого всё еще шумела голова от удара Алексея.
— Ты его знаешь? — спросил Саша.
— Это водитель из полиции. Иван Медяный.
— Интересно, что он тут делает?
— Не знаю… Мы с ним и не общались никогда. Только по службе. Во время дежурства. И то особо не разговаривали.
— Может, подстава? — с подозрением спросил Саша.
— Не уверен, — возразил Максим, — уж больно гематомы у него настоящие. Да и нос, похоже, сломан.
— Согласен, — нехотя согласился Александр, — что-то во всей этой истории перебор с расквашенными носами и подбитыми глазами…
— Помнишь, я рассказывал тебе про Лидию Комарову? — внезапно для самого себя сказал Максим.
— Ту, что, по твоему мнению, переносилась во времени?
— Да, так вот, у нее был медальон под № 5.
В воцарившейся тишине Максим пытался осознать, правильно ли он поступает, что открывает перед Александром все козыри. Но в сложившейся ситуации скрывать что-то он не видел смысла. После исповеди Александра, Максим доверял ему, хотя и понимал, что это чувство может быть результатом какого-нибудь психологического феномена, сродни стокгольмскому синдрому[23]. Но, даже если он ошибался в своих ощущениях, и Александр заодно с похитителями, это не имело никакого значения. Максим понял, что его похитители не обременены ни моральными убеждениями, ни правовыми запретами. И при таких обстоятельствах скрывать информацию, которая не представляет для него никакой ценности и не угрожает ни чьей безопасности, не имело никакого смысла. Зато, если он прав, и Александр с ним на одной стороне, эти сведения могут быть полезны.
— Ты хочешь сказать, что Лидия Комарова — это Катя Михайлова? — вытаращив глаза, спросил Саша. — Участница нашего эксперимента. Та, кого отправили после Алексея и передо мной?
— Да.
— И ты считаешь, — перешел он на шепот, — что она вернулась назад в прошлое?
— Ага.
— И у тебя есть что-то, подтверждающее этот факт? Кроме того, что ты уже сказал?
— Да, — кивнул Максим, — я с ней встречался лично. И она сама мне обо всем рассказала.
— И как она?
— Состарилась.
— Состарилась, — повторил Александр, смакуя слово, и пытаясь представить, что оно значит.
— Она вернулась в точку исхода.
— А ты уверен, что она именно та, за кого себя выдает?
— Ну, сейчас она живет под другой фамилией и скрывает свою личность. Но в целом, да. Я проверил отпечатки пальцев и ее почерк. Все сходится. Сомнений, в принципе, нет.
Александр задумался.
— И как, говоришь, она вернулась обратно? Пришла в лес и нырнула в одно из озер?
— С ее слов, да, — кивнул Максим.
— И вернулась точно в точку исхода?
— Приблизительно. Спустя семь дней.
— То есть возвращение все же возможно?
— Получается, что так…
— А про остальных темпонавтов тебе что-нибудь известно?
— Есть догадки про Ирину. Помнишь, я говорил, что у меня был материал про найденные в лесу скелетированные останки? Так вот, похоже, что останкам несколько сотен лет. Но пломбы на зубах у черепа современные. Из ХХ века. Есть неофициальные положительные результаты идентификации это черепа и фотографии, предположительно принадлежащей Ирине Кузнецовой. Плюс на месте обнаружения останков я нашел медальон под № 1.
— Ира, — кивнул Александр, выходит, она умерла?
— Да, много веков назад. Дожив лет до шестидесяти. Так что, горевать о ней особо нечего.
— Так-то да, но я ведь видел ее всего два месяца назад. По моему календарю. В день эксперимента. Она была жива-здорова! И молода. Понимаешь?
— Если честно, то всё это с трудом помещается в мою голову. И я не хочу в это верить. И не поверил бы, если бы не проверил возможность временных перемещений на своей шкуре!
— Да, — ухмыльнулся Саша, — это действительно за гранью понимания. И очевидное свидетельство мощи советской науки!
— Но ведь эксперимент-то фактически проводили по наитию.
— Тем не менее, — возразил Александр, — эксперимент все-таки прошел удачно. Смогли же они темпонавтов отправить в разные точки прибытия. И один даже смог вернуться в точку исхода. Странным является то, что всё это невероятное исследование почему-то свернули. Ведь подобные результаты эксперимента прогнозировались. А полученные данные можно было использовать для дальнейшего изучения. Вот это не укладывается у меня в голове. Почему эксперимент вдруг свернули?
— Всё это довольно просто объясняется, — неожиданно раздался усталый голос Медяного.
Максим и Александр с удивлением повернули в его сторону головы. Медяный в этот момент с явным усилием усаживался на полу, прислоняясь спиной к стене.
— Что Вы имеете в виду? — серьезным тоном спросил Александр.
— А то, что исследование аномальных временных субстанций было прекращено по прямому указанию из ЦК КПСС.
— Ты тоже в теме? — изумился Максим. — Ты все время знал про эти озера и путешествия во времени?
— В общих чертах, — кивнул Медяный.
— А если подробнее? — Александр был настроен решительно.
— А подробнее на эту тему я не уполномочен распространяться, — устало проговорил Медяный, закрывая глаза, — сведения, составляющие государственную тайну…
— Нет, уж, — не сдавался Александр, — сказал «А», говори и «Б»!
— Не имею права, — безапелляционно заявил Медяный, — извините, голова болит. Сотрясение, наверное. Мне отдохнуть надо…
— Потом отдохнешь! — с нескрываемым раздражением объявил Александр. — Рассказывай, давай!
Медяный никак не отреагировал. Максим почти восторженно смотрел на него. Кто он такой? Агент ФСБ… Или еще какой-нибудь засекреченной службы? Уж точно не простой водитель дежурной части. Его умение скрывать свою личность вызывало восхищение. Почему-то, когда речь заходила о внедрении спецагента в какую-нибудь организацию, представлялись накладной нос, приклеенные усы, нарисованные татуировки, фальшивый паспорт и стильная одежда. Стилисты секретной службы должны были отработать на все сто. Но в данном случае шаблон не подходил. Медяный никогда не выглядел стильным. Особенно с этими своими вечными грибами, рыбалками, охотами, дачами, женой и тёщей, которые, похоже, приносили ему неподдельную радость. Стало быть, всё это было настоящим, а не приклеенным. И именно это позволило Медяному настолько правдоподобно вписаться в коллектив лучской полиции, что никто, даже начальник отдела полиции Накаряков, ни за что бы не заподозрил в этом прозаичном подчиненном, носящем в повседневной жизни немодный джинсовый костюм, глубоко законспирированного агента государственной спецслужбы. Максим невольно позавидовал Медяному. Вот, у кого служба была интересной, полной тайн и загадок, не то, что рутина участкового…
— Эй, не спи! — не сдавался Александр.