Не оканчиваю фразу, Алтынай отлично понимает, что я хотел сказать.
— Так они-то этого не знают, — резонно замечает она. — Да и в юрту хана, если честно, у нас не принято ходить, как к себе домой. Особенно когда в ней кто-то гостит. Вот они и передали через знакомых мне, а я далее тебе.
— Кстати, давно хотел спросить… А вы используете рисунки местности на пергаменте, которые помогают путнику ориентироваться? — пытаюсь, как могу, описать роль географических карт в ориентировании на местности. — Типа маленького изображения местности?
— Я понимаю о чём ты, — медленно кивает Алтынай, что-то вспоминая. — У Султана во дворце такие есть на этаже писарей. Но это очень дорогая вещь, которая нужна только определённым людям: мы свою степь знаем и так. А взять готовые пергаменты нам негде.
— Жаль, — вздыхаю. — Очень хотел посмотреть, какая территория нас окружает; где заканчивается степь с травой и где начинаются горы; а ещё — где текут реки. И какие они.
— Пф-ф-ф, почему не спросил? — фыркает Алтынай. — Так, где это было…
Она лезет в какой-то рундук у дальней стенки юрты и извлекает на свет дублёную овечью (или козью?) шкуру.
На выдубленной, изнаночной, стороне которой обнаруживается схематичная карта региона. Очень приблизительная и корявая. Нанесённая коричневым соком какого-то растения, но включающая даже южные отроги пограничных гор, с которых сюда прибыл я.
— Так это же оно и есть?! — широко открываю глаза я. — Почему ты говоришь, что вы этого не используете?
— Да это так, наш рисунок, — отмахивается Алтынай. — Когда кочуешь на новое место, хан всегда собирает и охотников, и чабанов время от времени — делать такие вот наброски. И потом, ты же спрашивал о пергаменте? А эта шкура ненадолго. Так, на несколько лет…
— Мне важнее содержание, чем форма, — торопливо забираю импровизированную карту у неё из рук и впиваюсь взглядом в детали.
— Содержание тоже так себе, — снова пренебрежительно двигает кистью Алтынай. — Во дворце Султана, на таких рисунках соблюдены пропорции расстояний. А тут их нет…
— Получается, река в нашей местности не одна, — обдумываю увиденное вслух. — Кстати, вот тут где-то я и проходил, тут ещё мост стоит большой… За контуры не поручусь, но расстояния на этом рисунке не соблюдены.
Не знаю, как иначе сказать «масштаб».
— Конечно не соблюдены. Один конный переход — не самая точная мера для измерения расстояний, — безразлично пожимает плечами Алтынай. — Это же примерный рисунок, чтоб разделить пастбища между кошами. Кто на восходе выпасает, кто на закате, кто на полдень, кто на полночь, если считать от ханского стойбища. А ты что хотел-то? Зачем тебе этот рисунок?
— Хотел понять, много ли рек в регионе и где проходят водоразделы. Ну, горы такие высокие, с которых реки начало берут.
— Реки все показаны, — указывает глазами на разрисованную шкуру Алтынай. — Начинаются с этих гор и с этих.
— Хм, получается, тут на местности можно рыбу на разных реках ловить, — делаю логичный вывод. — Чтоб друг другу не мешать… Разделить бы ещё участки рек между кошами…
— Не уверена. — Чётко и по-взрослому роняет Алтынай, подсаживаясь поближе ко мне. — Земля, воздух, солнце и вода общие. А ты предлагаешь…
— Да-да, я понял. Разграничить зоны лова нереально, — бормочу. — Впрочем, пёс с ним. Раньше и этого не было. И, судя по отсутствию других рыбаков на реке, мы пока единственные, кто занимается рыбой. На пару лет идеи хватит, а там…
— Точно. Или ишак, или хан, или… — подхватывает в унисон Алтынай.
Которая уже знает от меня эту смешную историю.
— Я бы, честно говоря, сейчас о другом думала, — задумчиво продолжает она, глядя на карту. — Всего ловить рыбу будет около десятка стойбищ. Повадки рыбы, как ты говоришь, мы выучим быстро. Таким образом, турканам тут, в отличие от остальных местных народов, мало что будет угрожать, я о голоде. Я долго обдумывала твои слова… Помнишь, ты говорил, что если одно племя станет намного богаче других, остальные могут объединиться против, чтобы отобрать всё?
— Это не я говорил. Это ты сама, отвечая на мой вопрос, пришла к такому выводу. — Поправляю её, поскольку очень хорошо помню эту беседу. — Но с выводом я согласен. Люди везде одинаковые…
— Да… И вот что беспокоит лично меня. — Как-то серьёзно и по-взрослому неожиданно преображается Алтынай. — Если сейчас, при явной несправедливости и угрозе голодной смерти, местные пашто вместе с Наместником позволяют себе не то что угрожать, а откровенно нападать на нас… Чего ждать, когда именно мы, туркан, ещё и от угрозы голода вообще избавимся?
— А как об этом узнают остальные народы вокруг? — фыркаю удивлённо. — Особой дружбы между туркан и пашто с дари и фарси я что-то не заметил. Как народы фарси узнают о том, что туркан не голодают?! Вы же почти не общаетесь?
— В одной Степи? — склонив голову к плечу, Алтынай смотрит на меня как на идиота. — Да хоть по внешности на базарах! По количеству сытых детей возле юрт! По количеству самих юрт в голодный год. По дальности конных переходов. Атарбай, узнают, поверь… У меня уйдёт четверть часа чтобы только перечислить тебе все признаки. Просто поверь. Если кто-то в Степи сыт, остальные об этом всегда узнают.
— Чего ждать, как раз, понятно… И мне кажется, что ответ Наместника на наш последний разговор должен, как минимум, чётко показать, правильно ли мы с тобой думаем.
— А что говорит лично твой богатый опыт общения с писарями и крючкотворами? — улыбается Алтынай, — ты вон и язык пашто знаешь. Значит, можешь угадать заранее, что ответит Наместник. Тем более что он или дари, или пуштун. Скорее второе…
— Мой опыт говорит: хочешь мира, готовься к войне. Те пашто, которых раньше знал я, сытых чужаков на своей земле в голодный год однозначно терпеть не будут. Если ваши с ними хоть сколь-нибудь сходны… — не заканчиваю мысль, понятную и так. — Плюс, отсутствие у вас более половины взрослых мужчин-воинов тоже не является для Наместника секретом, так?
— Конечно. — Уверенно кивает Алтынай. — Войско ведь именно у него получало и фураж, и повозки перед отправкой. И кое-что из оружия. Уж считать-то во дворце Наместника умеют. А сколько в каком коше взрослых мужчин, отлично знают сборщики налогов.
— Тогда ничего хорошего, — прихожу к выводу. — Если б было где-то по границе, ещё б подумал, что сказать. Но тут, в вотчине земель пашто и дари, просто без вариантов. Моё мнение: если Наместник твёрдо покарает преступников, с наказанием их рода, то варианты ещё возможны. Но лично я ставлю на то, что он будет уклончиво разговаривать на расстоянии… И вот это будет для туркан самое опасное.
— Остальные будут нападать? — уточняет Алтынай.
— Конечно, — уверенно отвечаю. — Или скажем так. Я бы, на твоём месте, однозначно к этому бы готовился.
— Надо выбирать хана. — После пятиминутного молчания припечатывает Алтынай.
Когда я, погрузившись в свои мысли, разглядываю карту и прикидываю, каким бы путём двинуть обратно на север. К себе.
— Но у нас это занимает обычно несколько недель. И всегда является причиной разлада между кошами. — Продолжает Алтынай. — Потом, конечно, миримся. Но не сразу. А сейчас, любая разобщённость недопустима, даже на время. Но и без хана никак. Судя по тому, что нас ждёт.
— Я бы так не утверждал, — отвечаю автоматически, не до конца выныривая из своих размышлений. — Ты сейчас просто хочешь снять с себя ответственность в ситуации, к которой не до конца готова твоя душа и твои чувства. К которой ты не готова эмоционально, запомни новое слово…
— Поясняй. — Кивает Алтынай, усаживаясь поудобнее. — Я вижу, тебе есть что сказать.
— Я не говорю, что прав или что понимаю место и момент времени лучше тебя! — пытаюсь отбояриться, — просто у меня есть свои мысли по поводу происходящего. От твоих отличаются.
— Я не возлагаю на тебя ответственность за решение, — церемонно говорит Алтынай, потом прыскает в ладонь. — Но всегда лучше послушать и другие взгляды на вещи. Говори.
— Выборы хана — это путь. — Терпеливо набрав воздух, объясняю в который раз её периодическую ошибку. — Способ, не цель. Выборы хана — это инструмент, запомни слово…
— Помню. И уже понимаю.
— Пути, как и инструменты, следует выбирать никак не до постановки целей. — Терпеливо продолжаю излагать азы первого курса. — А я от тебя сейчас слышу один-единственный вариант решения. Но не слышу, какова твоя цель. Или цели, если их несколько. Как я могу обсуждать выбираемый тобой путь, если не знаю, куда ты собираешься идти? Вернее, к чему?
— Понимаю, — медленно кивает Алтынай. — Да, ты пояснял раньше… Хорошо, давай идти по этой твоей обычной последовательности.
— Алгоритм. Запомни слово.
— Целей будет несколько. — Продолжает Алтынай, кивнув мимоходом ещё раз. — Первая: избежать голода в стойбищах туркан. И тут у нас уже наметились пути; кажется, всё получается. По крайней мере, в этом году. И даже если рыбу выловим сейчас почти всю и очень уменьшим её поголовье в реке, весной можно будет начать выращивать эти твои овощи. После удачи с рыбой, новшества с моим народом будет проще начинать. Надо только запастись инструментами. Но это вполне можно сделать зимой. Я права, ничего не упустила?
— По первой цели нет, — уважительно качаю головой, улыбаясь при этом глазами. — И кстати, поголовье рыбы восстанавливается достаточно быстро. По крайней мере, на этих землях.
Не вдаюсь в подробности понятия географической широты, температуры воды при нересте и репродуктивного цикла.
— Вторая цель: не дать себя ограбить или убить пуштунам и иже с ними. Когда всем станет ясно в этих землях, что пришельцы-туркан освоились тут лучше, чем местные, исконно живущие здесь. И что в стойбищах туркан живут богаче и сытнее, чем соседи. — Алтынай вопросительно смотрит на меня.
— Знаешь, есть мнение, что не дать себя ограбить можно двумя способами. — Отвечаю ей.