— Защищаться или убежать?
— Да. Но оба способа требуют понимания времени и места. Информации. Это…
— Знания. Я помню.
— Да. Вот у нас есть такое понятие, план защитных мероприятий.
— Пока понятно.
— Он начинается с оценки количества и качества потенциальных сил нападающих. Лично ты бы как взялась оценить количество?
— Не знаю, раньше никогда не сталкивалась. Это мужская работа.
— Давай тогда подумаем о целях нападающих… Они будут стараться в первую очередь вырезать туркан? Или что-то другое?
— Пф-ф-ф, целью будет добыча еды своим родам, — весело бросает Алтынай. — Ты же сам говоришь, не нужно путать цель и инструмент. «Вырезать туркан» — это не может быть целью. По той простой причине, что, отняв чужую жизнь, ты не делаешь свою счастливее! Это понимают даже пашто… Убить нас — это не цель. Это средство… — как-то подавленно завершает Алтынай.
— Так, не расстраивайся. Эмоции мешают мыслям! Теперь скажи, сколько будет войск нападающих за один раз? То есть, в одной атаке на вас?
— А как это можно угадать? — широко раскрывает глаза от удивления Алтынай, забыв своё секундной давности огорчение. Смотрит дальше на меня и переспрашивает. — Или всё-таки можно?..
— Можно. — Вытягиваюсь на войлоке. — Количество нападающих будет между двумя цифрами. Нижняя граничная цифра — это минимальное количество воинов, необходимое, чтоб справиться с воинами одного стойбища. А верхнюю цифру нужно считать от добычи. Количество добычи, которую можно отобрать у вас, должно делиться на количество нападающих воинов так, чтоб им хватило прокормить свои семьи до нового урожая: ну зачем им рисковать жизнями за один мешок свеклы на человека, которого хватит в лучшем случае на неделю?..
…
— … значит, мы действительно можем сосчитать, сколько на нас нападёт. — Алтынай покусывает кончик щепки. — Интересно. Мне очень интересно. Но пока всё равно не понятно, как защищаться: наших воинов в любом случае не хватит. Если мы увеличим количество бойцов в одном стойбище, они просто нападут на второе: они на своей земле, их намного больше, и возможностей наблюдать за нами у них тоже больше. В пропорции к численному перевесу.
— Я бы ставил не только и не столько на военную силу. Я бы запросил помощь у Султана, согласно договорённостям вашей тамги. — Пожимаю плечами в который раз. — Насколько понимаю, это его Наместник не выполняет договорённостей. Своего человека должен ставить на место Он.
— Пока не понимаю, как привлечь внимание так, чтоб во дворце забыли о тоях, и вспомнили о нас: следующее сколь-нибудь значимое количество взрослых воинов вырастет только лет через пять. — Грустно смотрит в стенку юрты Алтынай. — А просьбы слабого обычно не слышны, какие бы ни были перед этим договоры.
— Я пока тоже не понимаю, что можно сделать, — честно ей признаюсь. — Но это не страшно. На этапе создания Плана, «белые пятна» в нём — это нормально. Это и есть работа того, кто этот План разрабатывает: вначале создать «скелет», а потом доработать эти «узкие места»…
…
— … ну а как узнать о самом готовящемся нападении?
— И сложно, и просто одновременно. Я бы связал в один узор три разные нити. Первое: высылать регулярные дозоры. На внешних границах пастбищ, всегда должны присутствовать лёгкие мальчишки, на самых быстрых конях. Заведомо обгоняющие любого взрослого и более тяжёлого всадника.
— Да так всегда и было! — горячится Алтынай, в запале хлопая себя по внутренней поверхности бёдер (поскольку сидит по-турецки). — Просто с отъездом отца почему-то прекратилось… Вообще, это сделать просто. Какие ещё нити замысла будут в этом узоре?
— Есть такое понятие… не знаю как сказать на твоём языке, нет нужного слова… В общем, опускаю детали. На базарах и ярмарках, на которых каждый кош регулярно бывает, по нескольку раз в год, можем быстро завести друзей? И регулярно с ними общаться, не взирая ни на что?
— А что это даст?
— Ну, например, полторы тысячи пашто или фарси решили пойти на вас. Они сразу кинуться в твою любимую конную атаку, сестра? Или перед этим что-то купят? И как-то всё же будут готовиться?
— Будут покупать. Будут готовится. — Уверенно фокусирует взгляд на мне Алтынай. — Кундузы, раз (чересседельные сумки). Быстро на тысячу воинов не сшить, будут не меньше половины покупать готовых. А без них они просто не увезут ничего из набега…
— Ещё что?
— Подковы. Во-первых, перекуют заново и заводных, и верховых лошадей. А это работы кузнецам не на один день. И собственные кузнецы рода, идущего в набег, не справятся быстро; какая-то часть воинов поедет перековываться на базары и ярмарки. Ещё, какой-то запас новых подков они возьмут с собой. Это примерно одна десятая от всего количества лошадиных ног, идущих в набег.
— Ничего себе, у вас тут целая система разведпризнаков, — смеюсь. — Продолжай.
— Кое-что из лечебных трав. Это вообще закупается только оптом, и только перед набегом: стоит дорого. Без набега не нужно. Хранить тяжело, лечебные свойства теряются.
— Вот по этим покупкам ты и можешь заранее определять их подготовку. Но для того, чтобы торговец подковами тебе всё рассказал, ты должна с ним заранее подружиться. И у него ни в голове, ни в сердце не должно быть места никакому иному решению, кроме как срочно отправить посыльного к тебе и к ближайшим твоим людям. Как только первая сотня пуштунов купит у него первые сорок подков.
— Сто двадцать, — как-то механически произносит Алтынай.
— Что «сто двадцать»?
— Сто двадцать подков. У сотни пуштун сто коней верховых. Но будет ещё по паре заводных. Минимум. Если они идут в набег на нас: не телегами же убегать с грузом… — автоматически поясняет она, затем поднимает глаза на меня. — Правильно ли я тебя поняла? Хорошо ли, а в нашем случае необходимо ли, чтобы таких торговцев было много? А знания, поступаемые от них, были сведены, как ты говоришь, в одну систему и стекались в одно место? К одному человеку? Который способен дать точную оценку и сделать правильные выводы?
В ответ молча хлопаю в ладоши три раза.
— Если пушту начинают закупать чересседельные сумки, как я сама думаю, это военные приготовления? Или мирные? — продолжает разговаривать сама с собой Алтынай. — И против кого, против своих же или родни-фарси? Или всё таки против соседей-туркан? Конечно, второе вероятнее… И если торговец, продающий пуштунам чересседельные сумки, тут же отправит гонца к уже своим друзьям-туркан, подготовка пуштунов не останется тайной. И нападение не будет неожиданным. Кстати, ещё кожаные ремни будут покупать… Дрова для огня, — уверенно продолжает Алтынай, набрасывая список на земле абсолютно без моей помощи. — В правильном для нас случае, каждый из продавцов должен отправить нам сообщение. Тогда мы будем видеть всю сумму их приготовлений.
Таким образом, Алтынай разговаривает сама с собой ещё какое-то время, старательно записывая всё сама вслед за собой. А я дублирую это же по-своему, не перебивая её и не вмешиваясь.
Потому что прекрасно понимаю, что «поток сознания» аналитика-разработчика мероприятий в момент, когда его осенило, перебивать ни в коем случае нельзя. Пока тот не иссякнет сам.
Так мы общаемся ещё какое-то время, причём беседа поглощает нас обоих полностью.
А потом полуприкрытый полог юрты вдруг распахивается и в юрту вваливается едва стоящий на ногах Еркен.
Поначалу, глянув, как он шатается, думаю, что что-то случилось, но уже буквально через секунду вижу, что он просто мертвецки пьян.
__________
Дочь хана весь вечер не выходит из юрты, обсуждая с лысым азара что-то важное. И наверняка касающееся всего коша или даже всех туркан: она ни за кумысом не посылала, ни чай не грела, ни вообще каких-то канонов гостеприимства в это раз не соблюдала.
Ханскому стойбищу не нужно объяснять, чем занят хан. Или его ближайшие родственники, если они целый вечер разговаривают, что-то пишут щепками на земляной части пола юрты и перестают ходить за кумысом и чаем. Если они не режут барана, не просят готовой сорпы у соседей и вообще забывают о еде и питье.
Судя по умным и деликатным решениям и поступкам дочери хана за последнее время, она гораздо больше готова заменить своего отца, чем показывала раньше. И, видимо, опять почувствовала что-то, срочно требующее её внимания.
Иначе никак не объяснить их напряжённый разговор, сопровождающийся подсчётами, спорами и письменами, которыми они укрывают землю, стирая и что-то нанося заново.
С азара, который оказался воистину гостем, посланным Всевышним.
То, что он для девочки сделает всё, уже видят все (кроме, похоже, него самого). Хотя и потихоньку над этим посмеиваются: из сетей, раскидываемых девушкой-дулат, ещё никто никогда не уходил… А зверь на то и зверь, чтоб ловчих сетей не замечать вообще…
Неожиданно из своей юрты вываливается пьяный Еркен. Мутным взглядом смотрит по сторонам и, взмахнув зажатой в руке камчой, направляется в ханскую юрту.
Этого никто не ожидает настолько, что перехватить его просто не успевают. От южных юрт к ханской уже бегут вернувшиеся с рыбалки парни, когда из ханской юрты выходит лысый азара, несущий едва трепыхающегося Еркена на плече как бревно. Сам Еркен при этом уже перевит своей же камчой, затянутой сзади на какой-то хитрый узел, не позволяющий шевелить руками.
— Раушан-апай, куда его? — хмуро спрашивает азара, подходя к старухе. — Как сделать, чтоб он к Алтынай в таком состоянии не ломился?
— Извини, уважаемый, — только и говорит Раушан. — Мы не успели… Ребята, сюда!
Через пару секунд Еркен, поддерживаемый с разных сторон, воцаряется на ближайшую кобылу и, ведомый группой ребят, исчезает в направлении реки.
Прохладная вечерняя вода, как ничто другое, способствует удалению паров кумыса из головы.
Но на этом перипетии вечера не заканчиваются. Буквально через четверть чеса после того, как Еркена увозят на реку, из его юрты появляются парой его родственники. Тоже хмельные, и тоже устремляющиеся в юрту хана.