— Местный. Родственник убитых. Откуда-то чуть говорит на фарси, пока не поняла, каким образом. — Затем персиянка тягуче посмотрела на Фахраддина, который демонстративно выпрямил спину и вызывающе смотрел ей в глаза. — Этот начал убивать местных специально, чтоб набрать мальчиков. — Уверенно продолжила персиянка, не обращая внимания на реакцию пашто. — Но только один подошёл. Грязные мысли, не хочу говорить подробно.
— Как это понимать? — брат дочери Хана обвёл взглядом присутствующих. — Туркан, кто был вместе с пашто в лагере прикрытия? Как вы допустили это всё?
— Мы ни при чём, — открестился за всех сорокалетний седоватый степняк, поднимая вверх раскрытую ладонь. — Часовых мы сняли. В лагере вязали всех по одному: мы со своего края, пашто — со своего. Специально же договорились, чтоб не мешаться друг у друга под рукой. Когда встретились на середине, оказалось, что эти уже своих дорезают. Фахраддин сказал, что у них своя Джирга, мы им не указ. Я не стал ничего делать, чтоб не ссорить народы. Алтынай на этом настаивала.
— Почему сразу не донесли до неё или до меня? — чуть отстранённо поднял правую бровь Атарбай.
— А зачем? — резонно парировал степняк. — Задача выполнена. Мёртвых не вернуть. Ссориться в походе — последнее дело. А скажи я вам с Алтынай, той будет испорчен.
— Ты неправ и сам это понимаешь. Но говорить с тобой буду не я, и не здесь. Вернее, не только я. — Кивнул Атарбай потупившемуся седому, затем развернулся к пуштуну. — Теперь ты. Ты нарушил два приказа сразу: не убивать пленных и никакого лишнего насилия над местными. Я понимаю, что тебе в голову моча бьёт, вернее, кое-что иное… Но между нами были договорённости и о правилах в походе, и о старшинстве командиров. Ты их нарушил. Ты нарушил не просто договорённости между людьми, а совместные правила соседства двух народов. Я понимаю, что ты это сделал исключительно из своей природной тупости, но это не меняет свершившегося. Местные, забирая груз себе, не тронули ни одного из… — в этом месте Атарбай запнулся. — Не совсем из наших… Никого из тех, кто вёз груз нам.
— И что теперь? — хмыкнул Фахраддин, обводя взглядом окружающих в поисках поддержки. — Нам-то что с того? Мы тех людей в глаза не видели. Живы они, нет ли, нам-то какая с того печаль?
— Жаль, что не смог поехать Актар, — констатировал брат дочери Хана. — И вместо себя отправил самого дебильного родственника… Ты понимаешь сочетание слов «правила игры»? Местные, не убив никого при нападении — только отобрав груз — обозначили правила игры. Выгодные обеим сторонам.
— Не убивать? — подал голос седой родственник Алтынай.
— Да. Пуштуны это правило абсолютно напрасно нарушили. А теперь у меня вопрос к пашто: если дочь нашего Хана, либо ваша Джирга, решат установит с местными какие-то отношения, это вообще будет возможно? Не говоря уже о напрасном убийстве достаточно мирных людей, с которыми можно было поладить и так?
— Да нужны нам эти земли! — презрительно фыркнул Фахраддин. — Мы на Хинд в набег ходили, ходим и ходить будем. Какие отношения с ними, лысый?! Что надо, так возьмём! Всегда так было.
— Ты дурак. Ты просто Аллахом проклятый дурак, — тяжело вздохнул Атарбай. — Может, мне сейчас тоже кое-что напомнить тебе? Как вы нашей Степи при Хромом Тимуре ноги мыли — эту воду пили?
Пуштуны напряглись, Фахраддин покраснел.
— Остыньте, я не для скандала. — Махнул рукой здоровяк. — Я к тому, что времена меняются. И все хотят попробовать жить по-новому. Но из-за таких как ты… Ладно, с Актаром дома будешь разбираться. Туркан, взять Разию, найти родственников пацана, вернуть его родным. СЕЙЧАС. Никакого тоя, пока не сделаете.
Степняки молча зашевелились, поднимаясь на ноги.
— Э-э-э! А чего ты тут раскомандовался?! — моментально вскинулся пуштун, хватая уходящего Атарбая за плечо и разворачивая его к себе. — Чего это ты м о и м пацаном распоряжаешься?!
— Мне что, процитировать тебе все хадисы, которые объясняют всё непотребство твоего поведения? — Атарбай задумчиво повернулся обратно. — Ты действительно не понимаешь, в чём неправ?
— Не тебе меня учить! Мы — не вы! Ты вон вообще двух баб дерёшь, вопреки всем правилам, долбаный рафидит! — Фахраддин разошёлся не на шутку, подступаясь к Атарбаю и доставая из ножен клинок.
— О себе я б ещё подумал, что сказать, — как-то отрешённо ответил брат дочери Хана. — Тем более что я не рафидит. Но ты же сейчас о Ханшайым, правильно?
Повисла неловкая тишина.
— Бадал. — Атарбай вытянул в сторону руку, в которую кто-то из туркан вложил клинок.
Ещё через минуту Фахраддин, не мигая, смотрел мёртвыми глазами в небо.
— У кого-то из пашто есть ещё вопросы? — здоровяк обвёл взглядом присутствующих. — Кто-то ещё считает, что может оскорблять всех вокруг себя?
— Обычаи у нас свои. Тут Фахраддин прав. Оскорблять женщин нельзя, тем более вашу Ханшайым. Тут он не прав был, тут всё справедливо. Но ты не прав, когда указываешь нам, как нам жить. — Ответил один из пашто. — Мы забираем тело Фахраддина и сейчас же возвращаемся домой.
— Вольному — воля, — пожал плечами Атарбай. — Учтётся при определении вашей доли.
_________
Примечание 1:
https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A0%D0%B0%D1%84%D0%B8%D0%B4%D0%B8%D1%82%D1%8B
Примечание 2:
Бадаль (справедливость/месть) — искать справедливость, мстить обидчику. Всё равно, когда была нанесена обида — вчера или тысячу лет назад. Пока жив нечестивец — это не имеет значения. Справедливость по законам пуштунов — вещь тонкая и требует совершенствования: ведь даже безобидная насмешка («паигхор») считается оскорблением, которое может быть смыто только кровью обидчика (а если его нет поблизости — отвечать за него придётся ближайшему родственнику по мужской линии). Это, в свою очередь, зачастую приводит к межплеменному кровопролитию, которое может продолжаться веками и привести к сотням жертв. Хотя, зачастую, кровные обиды могут быть улажены и другими способами.
Глава 28
— Там никак нельзя было не ссориться? — Алтынай, проспав пару часов, вооружается порцией плова (его варят тут же на костре). Потому говорит, не отрываясь от еды. — Я сейчас не ругаюсь и не переживаю, просто выясняю. И кстати, кем он тебя обозвал? Что это за слово, за которое ты его убил?
Перед тем, как ответить, принимаю решение вначале отсмеяться до конца. Хотя это и несколько неуместно.
— Это не ругательство, — улыбаюсь по инерции. — Ну, или, скажем, не цепляющее меня ругательство. Его даже сами шииты считают не за брань, а за похвалу… Меня же многие здесь принимают за азара, знаешь?
Она молча кивает, продолжая сосредоточенно поедать плов.
— Азара преимущественно шииты, — продолжаю. — Почти все. А Фахраддин был крайне взволнован в тот момент и хотел меня уязвить. Видимо, поначалу ему ума хватало не трогать ничего, кроме религиозных, как он думал, отличий.
— А что это слово значит? — не прекращая жевать, не удерживается от любопытства Алтынай.
— От слова «рафид» на языке Пророка. «Отвергающий». Смотри, я не большой знаток Ислама, но тут дело вот в чём…
Устраиваюсь поудобнее для экскурса в историю (насколько я её помню), но Алтынай меня перебивает со смехом:
— Да ты вообще не в Исламе!.. — она делает непристойные (если бы присутствовали чужие) жесты руками, намекая на только нам двоим известные деликатные подробности моей биографии.
— Вот именно, — киваю. — Потому за точность не поручусь. Но насколько помню, там суть в следующем. Вы, сунниты, считаете допустимым правление любого правоверного халифа, избранного законно. А у шиитов, если память мне не изменяет, допустимой считается передача власти только по линии прямых потомков Пророка Мухаммеда.
Алтынай, продолжая есть, сосредоточенно слушает, расфокусированно глядя перед собой.
— Вот шииты, исходя из своих соображений о правильном и допустимом, не признают законности династии Омейядов и Аббасидов. Отсюда и «рафид» — отрицающий. При том, сами шииты придают слову «рафидит» положительный смысл: утверждают, что рафидитами являются «единственные верующие, отвергшие зло».
— Не знала, — удивлённо ведёт бровью Алтынай. — Так это они, получается, отрицают и весь Праведный халифат?
— Видимо, скорее принципы передачи власти у первых трёх Праведных Халифов, — деликатно сглаживаю углы. — Насколько мне известно, четвёртого они всё же признали. Я не силён во всей этой премудрости, тебе лучше с кем-то постарше и поумнее на эту тему поговорить.
________
Примечание: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9F%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%B5%D0%B4%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D1%85%D0%B0%D0%BB%D0%B8%D1%84%D0%B0%D1%82
_________
— Для начала, хотя б с правоверным! — шёпотом хохочет Алтынай, хлопая меня изо всех сил ладонью по плечу. — Слушай, но тогда от меня вообще ускользает смысл и суть вашей ссоры. Чего ты-то клинком стал размахивать?! Ты же меня сам всю дорогу в этом упрекаешь?! На тебя как будто непохоже, нет? — она с сомнением смотрит в пустую миску, явно раздумывая о добавке.
— Пошли за второй порцией, — поднимаюсь со скрещенных по-турецки ног и подаю руку ей. — Речь вообще не обо мне. Знаешь, я знаю пуштунов, как мне кажется, иногда лучше их самих… Во-первых, он оскорбил тебя. Прямо, прилюдно, недвусмысленно. Без каких-то вариантов сгладить свою вину.
— Это когда он сказал, что ты спишь со мной и с Разиёй? Но это же не так! — искренне удивляется Алтынай.
— Это ты знаешь, что не так. Я знаю. А снаружи оно, видимо, выглядит иначе… Знаешь, у пашто с женщинами же тяжело и крайне непросто.
— Да уж всяко не как у нас, — хохочет Алтынай. — У них девчонки и женщины какие-то забитые и вообще, как не от мира сего, только тс-с-с…