— Резня между родами, — моментально схватывает Алтынай, ранее, видимо, просто не думавшая в этом направлении. — Причём, учитывая горячность пашто, там всё будет долго, кроваво и тяжело.
— Вот именно. А нам с тобой нужна эта замятня в стане союзников на фоне наших планов? Особенно когда по приезде Совет Города будет делить новое оружие?
— Ты умный, всегда говорила, — после паузы уважительно кивает Алтынай и, воровато оглянувшись по сторонам, щипает меня сзади за деликатную часть тела. — А о нас с тобой вы с Актаром точно не говорили?
— Вы с ним что, сговорились? — проигнорировав щипок, хмурюсь после последних слов.
Она в ответ только хихикает, отпрыгивая на шаг, когда я пытаюсь схватить её одной рукой.
— Я почему-то думал, что наши с тобой дела — только наши, — добавляю нот укоризны в голос.
— Пф-ф, да не говорила я ему ничего! — фыркает Алтынай, снова приближаясь и явно примериваясь ко мне сзади. — Он просто с чего-то вдруг проникся заботой и беспокойством. Задавал вопросы, смотрел в глаза и не дожидался ответов.
— М-да. У вас ведь не то что не соврёшь, а даже и не промолчишь, — хмыкаю. — Все тебя насквозь видят.
— Не все, только вожди и старейшины, — серьёзно отвечает Алтынай, оставляя мою спину и то, что ниже, в покое. — Но да. В такой ситуации, молчать бессмысленно. Всё равно же всё видно.
— Говорил он и о тебе. — Не считаю нужным что-либо скрывать. — Укорял, если кратко.
— О, значит, он на моей стороне! — Алтынай в какую-то секунду возвращает себе весёлое возбуждение и принимается вприпрыжку чуть не пританцовывать вокруг меня.
— Э-э-э, вот это было обидно и несправедливо! А я на чьей стороне?! — пока я раздумываю, возмущаться ли дальше или промолчать, меня щипают сзади ещё раз.
— Ну, в вопросах нашего совместного будущего ты мне не сказал ничего однозначного, — явно подначивает меня она.
— Слушай, ну а представь, что ты вырастешь — и за пару лет растеряешь красоту? — решаю не оставаться в долгу. — Допустим, пообещаю я тебе что-то сейчас. Проходит два-три года, и ты становишься непривлекательной, грузной, неинтересной и вообще… утрачиваешь своё очарование. А обещание мною дано; и что делать дальше?
— Ты находишь меня очаровательной? — деловито уточняет она, догоняя меня и явно погружаясь в какие-то мысли.
— Несомненно. Ты же видишь, правду ли говорю.
— И если останусь такой же, то привлекательности в твоих глазах не потеряю? — она всё так же убийственно серьёзна и погружена в себя.
— Нисколько. Скорее наоборот: взрослые женщины привлекают меня гораздо больше маленьких девочек, — не могу сдержать улыбки. — А если ты останешься такой же очаровательной, но ещё и подрастёшь, то затмишь даже солнце на небе. В моих глазах точно, — добавляю.
— И дался тебе этот возраст, — чертыхается она, вставляя затем ещё пару слов. — С чего такие дурацкие предрассудки…
В этом месте я не выдерживаю и перестаю сдерживать ржание, а она через мгновение присоединяется ко мне.
Мы почти доходим до места складирования всей снаряги, когда из пространства между шатров выныривает бледный Актар и выпаливает свистящим шёпотом:
— Где ходите?! У нас беда!
Буквально через удар сердца из другого прохода появляется один из ближников Алтынай:
— У нас… — тут он замечает Актара и осекается, добавляя. — Необходимо срочное разбирательство. Ханшайым, велите никого не выпускать из лагеря.
Я, конечно, не Алтынай, но тоже кое-что чувствую и вижу. Поглядев пару секунд на Актара, затем на степняка, сбрасываю груз с плеча, следом летит кожаная «сбруя» из рук Алтынай.
Переглянувшись с «сестрой», опускаю веки и под руки увлекаю и Актара, и сотника туркан в ханский шатёр:
— Давайте наедине. И не шарахайтесь друг от друга при всём лагере, пока ничего не ясно.
— Выполняй, — коротко роняет Алтынай в ответ на вопросительный взгляд своего человека, с сомнением косящегося на свой локоть (прихваченный моей рукой).
Глава 32
— Что случилось? — спрашиваем синхронно с Алтынай уже в шатре, переводя взгляд с сотника на Актара.
— Пропал один из наших сразу после того, как отошёл в пуштунскую часть лагеря, — коротко докладывает человек Алтынай. — Ушёл договориться о порядке прохождения конных часовых на дальних подступах, после чего не вернулся. Пашто говорят, от них ушёл обратно.
— Мы ничего ему не делали, — торопится выпалить Актар. — Я уже проверил. Он действительно был у нас, обо всём договорились. Решали, что ночные смены сейчас ваши, так как ваши кони на открытом пространстве чуют лучше. Между собой люди не ссорились, не враждовали. Кроме того, я сам переговорил с каждым из наших, — старик многозначительно опускает веки, намекая на то, что соврать ему не получится. — А ещё у нас тоже человек пропал. Пошёл за вашим вдогонку, что-то переспросить. Обратно не вернулся.
— Давайте честно. До пропавшего пуштуна нам дела нет, тем более что исчез он в очень интересный момент. Кони, кстати, все на месте… Нашего человека скорее всего уже нет в живых, — после паузы роняет сотник Алтынай. — Ну или куда бы он делся? Средь бела дня, внутри лагеря. Мы не обвиняем пашто, но у всего должно быть своё объяснение. И его нужно найти, потому что в противном случае… — он недоговаривает, но всё понятно и так.
Распри между народами могут вспыхнуть с новой силой и в любой момент.
— Я не знаю, как доказать, что мы ни при чём, — упрямо бычится Актар. — Если бы Разия была вашей, она могла бы прочесть каждого из нашего отряда, во всех подробностях. В вашу пользу. Но поскольку она — персиянка, ближе к нам, и вообще принята в мой род, то и насчёт её слов у туркан могут возникнуть подозрения на ровном месте. Даже если она будет говорит чистую правду, вы ей всё равно можете не поверить.
— Во-первых, опросить каждого из твоих людей могу и я сама, — начинает рассуждать вслух Алтынай, напоминая о встроенном «детекторе лжи» почти у каждого вождя здесь. — Во-вторых, есть мнение, что доказывать надо вину, а не невиновность. — Она при этом весело смотрит на меня, несмотря на остроту момента.
Ну да. Мы с ней это обсуждали. Презумпция невиновности как-то слёту и моментально осела ей в мозги, уж не знаю, по каким соображениям.
— А никаких свидетельств вины пашто лично я пока не вижу, — веско подытоживает Алтынай. — Только туманные подозрения, основывающиеся большей частью на межплеменной розни.
— Ты мудра не по годам. Я рад, что у туркан есть такой вождь, — серьёзно кивает Актар, выдыхая с облегчением. — Но теперь понять бы, что делать дальше? Сегодня ваш человек пропал. Это очень плохо. Завтра, если не найдётся и наш, это будет уже гораздо хуже.
— То понятно, — подаю голос со своего места. — Что делать — тоже понятно. Пойдём искать. Не может быть, чтоб днём, да внутри лагеря, никто ничего не увидел.
_________
Единый на первый взгляд, большой лагерь, при ближайшем рассмотрении, на самом деле представлял собой совокупность трёх поменьше. Ближе к долине, в которой велись тренировки, стояли шатры туркан — их коням требовалось больше пространства вокруг. Ближе к взгорку, вплотную к скальным обломкам, остановились пашто. А чуть дальше, как будто образуя третью вершину треугольника, стояли куффары, старший из которых явно был давним и большим другом Атарбая.
Когда Актар, Алтынай, сам Атарбай вышли из ханского шатра, абсолютно все участники похода отложили свои занятия, ожидая развития событий: конфликт между туркан и пашто буквально висел в воздухе.
Отчасти разрядила обстановку сама Алтынай, по-свойски обнимающая Актара за плечо (вопреки всем пуштунским обычаям; но у дочери Степного Хана свои представления о верном). Заодно она что-то втолковывала старику на ходу, активно размахивая второй рукой. Предводители похода ссориться явно не собирались, что тут же благотворно отразилось на всех простых людях.
Пашто выдохнули с облегчением, особенно с учётом своего численного меньшинства.
Туркан же скорее заинтересовались, что будет дальше: Атарбай, явно с ведома обоих вождей, своей ставшей уже привычной неторопливой рысью сбегал за Разиёй и теперь шёл с ней по лагерю, от шатра к шатру, не упуская никого и о чём-то активно споря на фарси.
Способности новой «родственницы» Актара, по большому счёту, ни для кого секретом не были (в Степи ничего не утаишь), но всем было интересно: а что дальше? Положа руку на сердце, сами туркан не сильно верили в причастность пуштунов к пропаже своего человека. Но и не назначить виновного было никак невозможно. Оставалась, правда, ещё та часть лагеря, где жили куффары, однако пашто в роли обвиняемых и подозреваемых выглядели предпочтительнее и привычнее.
Атарбай тем временем вместе с Разиёй прошли в течение часа весь лагерь, останавливаясь то тут, то там, о чём-то шёпотом споря. По крайней мере, со стороны всё выглядело именно так.
Ничего интересного не происходило. Видимо, что-то в замысле здоровяка и персиянки пошло не так, поскольку они повернули на второй круг.
Лагерь достаточно быстро вернулся к обычным занятиям, поскольку, зная Атарбая, все понимали: таким образом он может бродить и час, и два, и три, выискивая что-то, понятное только ему. Разия же, будучи женщиной и чуточку чужой, наверняка не могла прямо отказать брату дочери Хана и вынуждена была сопровождать его, если он её об этом в лоб попросил.
Лагерь пошептался и успокоился: ну мало ли, а вдруг за этим что-то стоит. Пусть ищут. Хуже всё равно уже не будет.
Ещё через два прохода вдоль шатров здоровяк с персиянкой уверенно свернули к палаткам куффаров. Чуть не доходя до стоянки чужеземцев, Атарбай принялся быстро откидывать запоры и заглядывать в ящики, содержавшие груз, что прибыл на корабле.
Всё происходило на виду у лагеря, потому смотрелось обыденно и обычно. Открыв очередной ящик, Атарбай переглянулся с Разиёй, тут же прикрывшей рот краем платка и удивлённо раскрывшей миндалевидные глаза ещё шире.