Кстати, Алтынай (то ли арестованную, то ли задержанную самим Наместником провинции прямо на базарной площади) тоже первым заметил он (затем сообщил Актару). В общем, парень не промах. Зря нестись и орать не станет.
Актар, веселя меня, вначале оборачивается вперёд и мажет взглядом по Разие, по её «брату» Мазияру, по Алтынай с дедами из Столицы. Затем явно и откровенно успокаивается (лицо разглаживается и взгляд светлеет). После этого поворачивается к поспешно догоняющему нас Файсалу и трогает коня пятками, подаваясь в обратном направлении.
— Нашёл! Поймал! — выдыхает Файсал, успокаивая гарцующего коня и имея вид победителя олимпиады.
— Судью? — моментально схватывает Актар, который формально и объявлял среди пашто награду за поимку сбежавшего чиновника.
— Да. В горах, в ущелье… — далее парень подробно и небыстро поясняет детали местности, где скрывался беглец.
Актар явно из вежливости слушает, не перебивая.
— Но вот какая трудность, — Файсал застенчиво мнётся в самом конце рассказа. — Когда я его привёз в город, его бросили в зиндан в нашем квартале. Затем подтянулись старшие…
— Зачем? — влезаю, поскольку любопытно.
— Ну, посмотреть на этого ублюдка вблизи, ещё плюнуть сверху в яму… — продолжает стесняться Файсал. — В конце концов…
— …старшие посовещались с Советом Кадиев, разбирающим его дела? — понятливо хохотнул Актар, не дожидаясь окончания мхатовской паузы. — И решили, что такого негодяя пашто должны освежевать лично, как барана?
— Да, — с облегчением вздыхает парень. — Я поэтому и поспешил за тобой. Тут дело вот в чём… деньги я брал у тебя. Один золотой я сразу уплатил погонщику собак-ищеек, без них бы не нашли место. Ещё на семь серебряных дирхамов пришлось купить припасов, верёвок, крючьев из твёрдого железа… — Файсал ещё минут пять отчитывается по смете расходов.
Под заинтересованными взглядами всего «каравана», поскольку мы с Актаром проехали чуть назад, навстречу догонявшему. Видеть-то нас видят, но слышать с полусотни шагов явно не могут.
— Вот то, что ты оставлял у стариков, за вычетом этих расходов, — парень, краснея и явно чувствуя себя неловко, извлекает из пояса горсть серебряных монет вперемешку с мелкими медными. — Актар, я пока не могу тебе вернуть остальное…
Не смотря на явный трагизм случившегося для бывшего судьи, лично мне данная ситуация представляется комической. Не отказываю себе в эмоциях и просто смеюсь.
— Ты чего? — недовольно косится Актар, собиравшийся мгновение назад что-то ответить Файсалу.
— А это очень хороший пример того, как пашто ведут денежные дела, — выдавливаю между всхлипами. — Смотри: взяться за достаточно сложную и опасную работу. Потратить на неё время, силы и деньги, необходимые для успешного начала. Успешно сделать работу. Затем остаться в убытке, потому что у тебя есть родня, соседи и старейшины…
Мне, конечно, тут же по аналогии приходит в голову древний анекдот про «бизнес» совсем другого народа: представители его должны вначале ограбить машину с элитным спиртным; затем продать его вполцены на чёрном рынке; а все вырученные деньги пропить вместе с друзьями.
— Не будет такого, — коротко отрезает Актар и неожиданно громко свистит на всё ущелье. Когда взгляды всей колонны скрещиваются на нём одном, он зовёт жестом Алтынай (изображая руками в воздухе контуры женского тела, под громогласный хохот более чем двух сотен людей).
Алтынай что-то коротко роняет старикам-финансистам и через несколько секунд останавливает рванувшего с места коня рядом с нами, ставя того на дыбы.
— Алтынай, ты должна знать, — теперь уже Актар смущается, краснеет и потеет. — Судью поймали, но тамошние старики хотят казнить его лично, по результатам пересмотра судебных дел, которые он «нарешал». — Вот оставшиеся деньги…
— У тебя есть твой остаток прямо сейчас? — не говоря ни слова пуштунам, Алтынай переводит взгляд на меня и охлопывает себя по штанам и куртке в поисках заначки. — Или едет с нами на вьючной лошади?
— С собой, — киваю, извлекая из кармана трофейной куртки деньги (по взаимному согласованию, я прямо в кармане ношу сумму, причитающуюся бывшему хозяину моего трофея в качестве месячного жалования: это полностью соответствует и легенде, и психологическому портрету такого служаки).
Алтынай требовательно протягивает ко мне свою ладонь и я высыпаю в неё всю имеющуюся наличность.
— Держи, — на туркане обращается она к Файсалу, поворачиваясь к нему и пытаясь всунуть монеты в его руку. — Делайте с ним, что хотите, но только голову мне его привезёте? После всего? Мне надо соблюдать репутацию, — картинно вздыхает она. — Голова должна хотя бы несколько дней постоять, насаженной на шест в людном месте.
Файсал хлопает широко раскрытыми глазами, не понимая ни слова, отталкивая от себя руку Алтынай и молящим взглядом сверля Актара.
Актар набирает побольше воздуха, чтоб устранить проблемы в коммуникации.
Алтынай явно хмурится и торопится вернуться к своим старикам-финансистам (что-то такое интересное они для обсуждения всё же нашли). Потому она подаёт своего коня вплотную к пуштунам, под их ошалевшими взглядами кладёт руку на колено Файсала, прижимает его бедро вплотную к его же лошади и в образовавшийся «кармашек» вываливает из второй руки все монеты, не считая.
— Актар, благодарю! Переведи ему, пожалуйста, что всё в порядке! — роняет она через плечо, разворачиваясь. — Только голову пришлите? Потом. Когда закончите.
Следующие пару минут Актар, ухмыляясь в бороду, выступает в роли переводчика. Попутно разъясняя Файсалу, как из отрезанной головы удалить содержимое, если тот не хочет, чтоб она воняла. Ну или, как вариант, в какой медовой смеси эту голову можно забальзамировать.
Хорошо что я не брезгливый.
_________
Файсал нёсся за Актаром, торопя коня и даже не задержавшись в Бамиане (только попросив у знакомых свежую лошадь, в обмен на свою. Пообещав произвести повторный обмен на обратном пути).
Он гордился собой. Так точно и быстро найти способы и изловить бывшего судью смог бы не всякий. А если говорить только лишь о свершившемся, то никто и не смог.
К сожалению, надежды на поправку своего денежного положения не сбылись. Старики-пашто, игнорируя его личный вклад в экспедицию, как-то мягко надавили авторитетом и присвоили себе право судить пленника. Мгновенно позабыв и про дочь Хана туркан, и про то, что собственник пленника — сам Файсал.
Причём сделано это было столь же молниеносно, сколь и неотвратимо: кто-то из уважаемых людей переговорил с братом Файсала, у которого тот был гостем. Уже брат взмолился не отказывать, и самому Файсалу не осталось ничего иного, как подсчитывать прямые убытки: если гостя просит хозяин дома, отказать решительно невозможно.
А какие у брата были отношения с местными стариками, и почему он не мог им объяснить небесплатной денежной подоплёки всего, Файсал даже в голову не брал.
Ладно, Ma’Sha’Allah. На всё воля Аллаха. Надо только поскорее догнать Актара и пояснить ситуацию ему, как хозяину аванса. А заодно и обговорить с ним, когда с отсрочкой можно вернуть потраченное: In’Sha’Allah, урожай винограда в этом году позволит закрыть долг безотлагательно.
Правда, это значит опять собирать виноград со всего семейного участка себе, не оставив ничего братьям… и договариваться со всей остальной роднёй, объясняя, что и почему.
Факт потери денег хоть и удручал Файсала, но не настолько, чтоб омрачить радость от успешно сделанной работы.
Актара удалось догнать только за Бамианом. Тот, коротко выслушав, зачем-то позвал дочь Хана туркан и та, нагло облапав при всех ноги Файсала (расскажи кому, не поверят!), насыпала ему вместо меди и серебра полновесного золота.
Золото, кстати, она взяла у своего брата; но это уже была чужая семья; и лезть в неё никто из пашто не собирался. Включая Файсала.
Актар пояснил, что претензий у туркан нет. С судьёй можно делать, что угодно. Только по итогам разбирательства Советом Кадиев, надо прислать в лагерь туркан или голову бывшего судьи, или его самого (если решат ограничиться какой-то более скромной казнью и отрезать ему, скажем, только руки).
Файсал не мог поверить такой удаче и первые несколько минут, прижимая деньги бедром к лошади, только рассеянно кивал.
Когда брат дочери Хана во второй раз за четверть часа заржал, как молодой конь, и кивнул Актару, старик понял, что Файсал его не слушает. Вернее, не слышит.
Потому последовательность шагов, необходимых для подготовки отрезанной головы к длительному хранению, Файсал выслушивал уже спешившись и спрятав деньги в пояс.
— Парень, я извиняюсь за сестру, — посмеиваясь, хлопнул его по плечу брат дочери Хана, после разговора с Актаром. — Она увлечена беседой с учёными мужами из столицы, и, кажется, упустила сейчас из виду кое-что.
Бритый налысо здоровяк расстегнул чересседельный подсумок на своей лошади и достал клинок длиной с локоть.
— Она обязана тебе жизнью, но старается не вспоминать сам этот момент. Говорит, что ей тяжело пришлось. Это — благодарность лично от меня. Если я хоть чуть понимаю в обычаях вашего народа, э т о доставит тебе больше радости, чем золото. Я знаю, что она благодарила тебя тогда, но сейчас могла бы быть поучтивее. Держи!
Смесь длинного ножа и короткой сабли была выполнена просто, без инкрустаций или украшений. Но отличная сталь, прихватистая и чуть потёртая, обтянутая кожей рукоять лежала в руке так удобно, что Файсал моментально забыл обо всём остальном.
Перехватив клинок по очереди каждой рукой, он для пробы махнул им по паре раз в воздухе. Затем убрал в ножны, ножны быстро прицепил к своему поясу, а правую ладонь приложил к сердцу:
— Извинения приняты.
— Если понадобится лошадь, заезжай к нам, — добавил Атарбай, влезая на коня. — Насколько мне известно, у вас с этим труднее, чем у нас.