м и после того, как волосатик выложит нам все, что знает.
Гамигин если и не понял, почему я не желаю показать Щепе фотографию Соколовского, то, во всяком случае, повел себя так, как и подобает настоящему детективу в присутствии подозреваемого или свидетеля. Он не стал выяснять со мной отношения, а снова обратился к программисту:
– Красный Воробей хотел обработать результаты своих научных исследований с помощью дэд-программы?
– Своих или чьих-то других, я не знаю, – пренебрежительно взмахнул рукой Щепа. – Я не имею привычки выяснять у своих клиентов, где и каким образом они добыли ту или иную информацию.
Тут уж я не удержался от многозначительной улыбки, подаренной напарнику. Щепа, сам того не подозревая, подметил откровенную слабость в рассуждениях демона-детектива. Если исследования Соколовского представляли для кого-то определенную ценность, а сам он, вместо того чтобы передать результаты своих работ по назначеннию, бесследно пропал, то вполне можно было предположить, что имевшимися у него материалами завладел некий другой, пока еще неизвестный нам персонаж, именующий себя Красным Воробьем, с тем чтобы перепродать их на сторону.
– Итак? – Гамигин очень осторожно, чтобы не напугать своего собеседника, сделал приглашающий жест рукой.
– Вы слышали о «молчащих» участках генома? – спросил у черта Щепа.
– Конечно, – утвердительно наклонил голову тот, чем несказанно удивил меня. – Это небольшие участки генома, не несущие в себе никакой информации, но при этом аккуратно копирующиеся при каждой репликации.
– Верно, – кивнул Щепа. – Я сам узнал об этом совсем недавно, работая на Красного Воробья. Так вот, его интересовал именно такой «молчащий» участок, локализованный в области инсулинового гена.
Мы с Гамигином вновь обменялись многозначительными взглядами. Да, это уже никак нельзя было назвать простым совпадением.
– Ты должен был создать программу для расшифровки этого «молчащего» участка? – обратился с вопросом к программисту Гамигин.
– Точно, – расплылся в счастливой улыбке тот. – Честно признаюсь, работать над этой программой было для меня в кайф. Во-первых, было просто интересно, потому что никогда прежде мне не приходилось заниматься ничем подобным. Во-вторых, Красный Воробей меня особенно не торопил, и я, прежде чем запустить дэд-программу, имел возможность немножко поработать с имеющимся материалом, чтобы попытаться нащупать наилучшие пути решения поставленной задачи. Именно потому я и запомнил отдельные детали, которые обычно проскальзывают мимо сознания дэд-программиста.
– И что же тебе запомнилось?
– Ну, например, всякие умные слова из области молекулярной биологи. – Щепа положил локоть на спинку стула, откинулся назад и с придыханием, словно имя любимой, произнес: – Жидкостная хроматография высокого давления – красиво звучит, верно?
Но интересы детектива Гамигина лежали далеко в стороне от поэтических образов, навеваемых названием классических методов исследования, используемых в молекулярной биологии.
– Тебе удалось создать программу для расшифровки «молчащего» участка инсулинового гена?
На анемичных губах программиста появилась снисходительная улыбка. Наверное, если бы вокруг не грохотала сумасшедшая музыка, он произнес бы свой ответ полушепотом, а так ему пришлось почти прокричать его:
– Конечно! В моей практике еще не было случая, чтобы клиент ушел от меня неудовлетворенным!
Прямо скажем, в устах программиста подобное заявление, характерное скорее для дешевой проститутки, звучало не особо уместно. Но Гамигину были уже глубоко безразличны лингвистические изыски, используемые волосатиком. Черт был похож на охотничьего пса, которого не интересовало ничего, кроме тетерева, притаившегося в кустах, – добычу он пока еще не видел, но уже чуял ее присутствие.
Щепа тем временем сделал глоток из стакана, вытащил левую ногу из шлепанца, закинул ее на колено и пошевелил пальцами, ногти на которых были похожи на когти гоблина.
– Когда Красный Воробей взглянул на лист с распечаткой результатов, мне показалось, что он прямо сейчас описается, – совершенно равнодушным голосом произнес он.
– Что там было? – спросил Гамигин, стараясь не выдать охватившего его волнения.
– Откуда мне знать? – удивленно, но в то же самое время и с некоторым вызовом посмотрел на него Щепа. – Данные, полученные в результате использования дэд-программы, целиком и полностью принадлежат клиенту.
Все же я оказался прав – с людьми, подобными Щепе, нельзя разговаривать по-человечески. Едва только волосатик почувствовал, что давление на него чуть ослабло, как тотчас же решил, что ему удалось подцепить нас на крючок, и теперь он скорее всего считал, что может вить из меня и Гамигина веревки. Однако черт пока еще не обратил внимания на изменения в настроении своего собеседника и продолжал разговаривать с ним деликатно и вежливо.
– Для нас представляют интерес все детали твоей работы с Красным Воробьем, какие ты только можешь вспомнить, – произнес он едва ли не заискивающим тоном.
В ответ на что Щепа только криво усмехнулся.
– Кто-то недавно говорил о двухстах шеолах, – произнес он с показным равнодушием, глядя на голографические облака, плывущие над нашими головами.
Гамигин, недолго думая, достал бумажник и выложил на стол названную сумму. Щепа, не торопясь, как будто даже с ленцой, взял шеолы со стола, пересчитал их, а одну из банкнот даже посмотрел на просвет, словно сомневался в ее подлинности, после чего сунул деньги в карман шорт.
Глядя на это, я сделал вывод, что чертям с их простодушием никогда не понять людей до конца. Щепа лишь только намекнул Гамигину на то, что может сообщить кое-что любопытное, а черт уже отдал ему свои деньги. Любой московский мальчишка старше семи лет знает слово, каким следует называть тех, кто поступает столь неосмотрительно. Без лишней скромности я могу откровенно сказать, что в данной ситуации демону несказанно повезло в том, что рядом с ним был человек, готовый в любую минуту прийти на помощь. Я имею в виду себя.
– Когда Красный Воробей просмотрел распечатку, – доверительным тоном сообщил Гамигину Щепа, – он сказал, что это бомба.
– И что дальше? – замер в ожидании черт.
– Все, – спокойно ответил программист и снова взялся за свой стакан.
Я понял, что пора брать инициативу в свои руки.
– Так, гражданин Первушин, – произнес я строго официальным тоном, перенятым у чекистов, с которыми, по роду деятельности, мне приходилось общаться куда чаще, чем хотелось бы того. – А что вы можете сообщить нам по факту взлома банкомата?
Услышав такое, Щепа тотчас же растерял весь свой гонор.
– Какого банкомата?
Вопрос волосатика прозвучал настолько неискренне, что не нужно было обладать проницательностью экстрасенса, чтобы понять: попытка взлома банкомата, из-за которой имя Щепы попало в файлы НКГБ, была далеко не единственной в его практике. Должно быть, дэд-программирование приносит не такие уж большие доходы, ежели бедолагам, выворачивающим ради этого свои мозги наизнанку, приходится еще подрабатывать и подделкой кредитных карточек.
На вопрос Щепы я, понятное дело, отвечать не стал, только протянул руку и дважды несильно ткнул указательным пальцем в стол. Щепа верно истолковал мой жест и послушно выложил на стол деньги, которые только что получил от Гамигина.
– Вы из НКГБ? – угрюмо поинтересовался он, переводя взгляд с меня на Гамигина. – Или из «семьи»? – С чертом ему общаться было легче, поскольку глаза у демона-детектива не были закрыты темными стеклами солнцезащитных очков. – Честное слово, я не помню, чтобы в какой-то из составленных мною программ содержалось что-то, имеющее отношение к Аду!
Гамигин попытался было сделать успокаивающий жест рукой, а после этого, он, наверное, собирался еще раз заверить Щепу в том, что лично к нему мы не имеем никаких претензий, и сказать, что если ему и пришлось ударить программиста, то сделано это было из самых наилучших побуждений, с тем чтобы быстрее и проще наладить взаимовыгодный диалог. Но я не позволил ему сделать это. Вовремя поймав руку черта за запястье, я заставил ее снова опуститься на колено.
То, что Щепа не получил ответа на свой вопрос, пробудило в душе чокнутого программиста самые наихудшие подозрения. Теперь он лихорадочно припоминал все водившиеся за ним грешки и отчаянно искал для них оправдания. Должно быть, дэд-программист не одному человеку перебежал дорожку, потому что, когда я чуть приспустил очки и пронзительно глянул на Щепу поверх оправы, губы его затряслись, словно плохо застывшее желе.
– Мы можем обо всем забыть, – негромко, так, чтобы Щепе приходилось напрягать внимание и слух, дабы уловить каждое произнесенное мною слово, пропустить которое он теперь боялся больше всего на свете, произнес я. – Но произойдет это только в том случае, если ты будешь относиться к нам с должным уважением и не отвечать дурацкими репликами на вопросы, которые задает тебе мой напарник. – Сказав это, я снова откинулся на спинку стула и прикрыл глаза стеклами очков. – Ты все понял?
– Да, да, да, – Щепа три раза быстро кивнул. Решив, что и этого недостаточно, он добавил: – Без проблем, – и глупо улыбнулся, оскалив неровный ряд больших желтых зубов, в результате чего сделался похожим на карикатурное изображение китайца.
– В таком случае ты отвечаешь коротко и ясно. Один неверный ответ и…
– Я все понял, – не дал мне закончить Щепа. – Спрашивайте – отвечаем.
– Какую задачу поставил перед тобой Красный Воробей?
– Разработка принципиально нового подхода к расшифровке «молчащего» участка инсулинового гена.
– Что под этим подразумевалось?
– Красный Воробей, похоже, и сам толком не знал, что именно хотел обнаружить в этом «молчащем» участке. В разговоре со мной он неоднократно повторял, что пустых, неиспользованных участков в геноме просто не может быть. И если существуют так называемые «молчащие» участки, то это означает вовсе не то, что они не несут в себе никакой информации, а только то, что пока мы еще не можем ее прочесть. Поскольку методы, которые использует для этого современная наука, не привели ни к каким результатам, нужно было использовать принципиально иные подходы. Я попробовал несколько вариантов и в конечном итоге остановился на методе дешифровки тайных посланий, использованном британской военной разведкой во время Второй мировой войны. Принцип этого метода заключался в том, что вначале производилась сортировка знаков по частоте их встречаемости в тексте с последующим соотнесением их с буквами латинского алфавита. По сути, я запустил в своем сознании одну из шифровальных машинок того времени, предварительно внеся в ее схему ряд изменений. Например, мне пришло в голову использовать…