– Технические подробности нас не интересуют, – перебил я Щепу. – Что получилось в результате?
– Как известно, ДНК строится на принципе комплиментарности всего четырех нуклеотидов: аденин, гуанин, цитозин и тимин. Если рассматривать как отдельные символы пары оснований, стоящие рядом в одной цепочке ДНК, то мы имеем уже не четыре, а шестнадцать знаков. Используя же комбинации из трех оснований, мы получаем уже шестьдесят четыре знака – более чем достаточно для любого алфавита. Впрочем, часть символов может играть роль знаков препинания и пробелов между словами. Исходя из этих соображений, я запустил дэд-программу по расшифровке послания, каждой буквой в котором является сочетание трех нуклеотидов, расположенных последовательно в цепочке ДНК «молчащего» участка инсулинового гена. И, как и следовало ожидать, – при этих словах Щепа не смог удержаться от мимолетной гордой улыбки, – заказчик остался доволен полученным результатом.
– Что получилось в результате расшифровки? – опередил меня с вопросом Гамигин.
Вообще-то, я хотел спросить у программиста то же самое, только несколько иначе сформулировав вопрос. Гамигину же, в отличие от меня, не удалось скрыть того огромного интереса, который он проявлял к данной проблеме. Хотя, казалось бы, с чего вдруг? Ведь это моя судьба, а может быть, и сама жизнь зависела от того, успею ли я опередить в своих поисках НКГБ и того же Симона, который, уверен, также не сидел без дела. Для черта же это расследование являлось всего лишь чем-то вроде практического занятия.
По счастью, то ли из-за грохочущей музыки, то ли по причине крайнего волнения Щепа не обратил внимания на возбуждение в голосе Гамигина и воспринял его вопрос точно так же, как если бы его задал я.
– Я прошу вас меня извинить. – Чтобы убедить нас в своей искренности, программист даже приложил ладонь к груди. – Но я действительно всегда делаю распечатку полученных результатов только в присутствии заказчика и никогда в нее не заглядываю. Таковы уж мои принципы. Как говорится, чем меньше знаешь, тем спокойнее спишь.
– В этом я готов с тобой поспорить, – зловеще усмехнулся я. – Мне нужна вся информация о Красном Воробье и о программе, которую ты для него составил, и я вытрясу ее из тебя, даже если для этого мне придется ракроить тебе череп и вставить контактный штекер прямо в твои проспиртованные мозги.
Похоже, Щепа воспринял мои слова всерьез. Побледнев, как простыня в рекламе стирального порошка, он быстро, подобно змее, провел кончиком языка по губам. Волосатик снова схватился за стакан, желая промочить горло, и с ужасом обнаружил, что он пуст.
– Но, клянусь вам…
– Заткнись, – я даже не стал слушать, что он собирался сказать. – Мне нужны не твои клятвы, а информация.
– Я сказал все, что знал!
Я посмотрел на Щепу, недоверчиво прищурившись, забыв, что из-за солнцезащитных очков ему было не видно моих глаз.
– Сдается мне, что Красный Воробей сказал тебе что-то, прежде чем вы расстались.
– Да, да! – Щепа в полнейшем отчаянии уронил голову на грудь. – Он сказал, что это бомба, которая может взорвать весь мир…
– Мы это уже слышали, – заметил я.
Но Щепа как будто даже и не заметил моих слов.
– …потому что, – продолжил он, – в «молчащем» участке инсулинового гена человека оказался записан копирайт создателя.
– Что?! – в один голос воскликнули мы с Гамигином.
Щепа поднял голову и по очереди посмотрел на каждого из нас взглядом, полным неизбывной тоски, как у коровы, которую заботливый хозяин привел на бойню.
– Я знал, что вы мне не поверите, – тихо и удивительно спокойно произнес он. – Но так оно и есть – тот, кто создал геном человека, сделал в нем соответствующую отметку, чтобы обеспечить защиту своих авторских прав на данное творение.
– Ты говоришь о боге? – недоумевающе спросил я.
Щепа покачал головой:
– Кто был этот создатель, известно только одному Красному Воробью.
– Если, конечно, он ни с кем еще не поделился тем, что ему стало известно, – заметил задумчиво Гамигин.
– Я полагаю, что если бы Красный Воробей решил обнародовать свое открытие, – усмехнулся Щепа, – то сейчас все только бы о нем и говорили.
– Верно, – впервые за все время разговора я согласился с дэд-программистом. – А ведь информация, которой обладает Красный Воробей, должно быть, стоит немалых денег.
Мы с Гамигином посмотрели друг на друга, и каждый понял, о чем думал другой.
– Однако сделка не состоялась, – озвучил наши мысли Гамигин.
– Ты все еще хочешь получить эти деньги? – спросил я у Щепы, указав на лежавшие на столе двести шеолов.
– Все зависит от того, что мне нужно будет для этого сделать, – с не свойственной для него осмотрительностью ответил дэд-программист.
– Ты заберешь эти деньги прямо сейчас, и я добавлю к ним еще столько же, если тебе удастся восстановить дэд-программу, которую ты составил для Красного Воробья.
Щепа еще раз посмотрел на лежавшие на столе деньги и задумчиво почесал затылок.
– Вообще-то, все данные должны быть на месте, – не спеша произнес он. – Я обычно сбрасываю старую информацию только перед тем, как загрузить новые данные. Но после Красного Воробья я пока еще ни с кем не работал. В принципе попробовать можно. Но сразу же хочу предупредить, что прежде мне не приходилось проделывать ничего подобного, так что за результат я ручаться не могу.
– Даже если у тебя ничего не получится, двести шеолов твои, – вновь довольно-таки опрометчиво пообещал программисту Гамигин.
– Эта рухлядь для такой работы не годится, – Щепа постучал суставом согнутого пальца по процессорному блоку компьютера, стоявшего на столе. – Нужна мощная аппаратура и хорошая периферия.
Я посмотрел на часы.
– Если мы поспешим, то еще успеем заехать в компьютерный салон на Калининском проспекте. – Глянув на Щепу, я добавил: – Сам выберешь все, что нужно. А по окончании работы заберешь все себе.
Глаза программиста азартно заблестели.
– Идет!
Я и моргнуть не успел, как он проворно смахнул лежавшие на столе деньги.
Глава 14ПЕРЕСТРЕЛКА
Прежде чем покинуть Интернет-кафе, Щепа пожелал выпить еще один коктейль под названием «Финиш», или «Отходной», как сам он его назвал, а после еще долго искал по всем углам и под столами противогазную сумку, в которой, как он сказал, имелось все необходимое для того, чтобы наладить правильную работу.
Когда мы наконец вышли, на улице было уже совсем темно. Автомобильную стоянку, на которой новых машин на прибавилось, освещала пара тусклых фонарей.
После душной, пропитанной алкогольными испарениями и потом большого количества тел атмосферы внутри кафе я с наслаждением вдохнул свежий воздух ночной прохлады. Ощущение было такое, словно я с головой нырнул в океан чистого, ничем не замутненного блаженства. Должно быть, именно поэтому, поднимаясь по ступенькам, ведущим вверх из полуподвального помещения, я на какое-то время утратил бдительность.
К реальности меня вернул крик парнишки, оставшегося присматривать за «Хэлл-мобилем».
– Дяденька! – с отчаянной решимостью заорал парень откуда-то из густых зарослей кустарника, росшего в глубине двора. – Берегитесь!
Я поднимался по лестнице первым и к этому моменту уже стоял на верхней ступеньке, вровень с тротуаром. Предупреждающий крик парнишки заставил меня инстинктивно прижаться к стене, и удар шипастого кастета, который должен был проломить мне висок, прошелся вскользь, содрав кожу на лбу и сломав дужку солнцезащитных очков, которые я, выйдя на улицу, не успел снять. Поймав падающие очки левой рукой, я машинально сунул их в карман пиджака. Одновременно с этим я перехватил за запястье руку, сжимавшую кастет, и выдернул из-за лестничной перегородки здоровенного бугая с бритым наголо черепом и обвисшими, как у свиньи, щеками. Не дав напавшему на меня здоровяку опомниться, я дернул его руку вниз и ударил коленом в локтевой сустав. Я не услышал, а почувствовал мерзкий хруст, после которого кулак, сжимавший кастет, разжался, а сам бугай завизжал, словно боров. Не опуская ногу, я ударил его коленом в живот, оказавшийся податливым и мягким, словно шмат подтаявшего сала, и оттолкнул в сторону.
Выглянув за перегородку, я увидел старых знакомых – Свастику, Креста, а с ними еще человек пять таких же полудебильных уродов, мнящих себя хозяевами жизни. У троих из них в руках были ножи, а у одного даже нунчаки с металлическими набалдашниками.
Не хотелось оставлять ни с чем преданных поклонников, столь терпеливо ожидавших нашего выхода на улицу, поэтому я решил уделить им немного внимания.
– Ищете приключения или проблемы, молодые люди? – участливо поинтересовался я.
Долго ждать ответа не пришлось. Наклонив свою татуированную голову, Свастика попер на меня, точно бешеный бык на тореадора. В руке, отведенной в сторону, он держал здоровенный тесак, по виду похожий на наваху.
– Убей его! – завизжал, поднявшись на колени, Боров.
Видимо, первая встреча со мной абсолютно ничему не научила Свастику, и он вновь попытался атаковать меня влобовую. Легко уйдя от косого удара ножа, я с разворота ударил Свастику локтем в висок. Художественно выбритая голова мотнулась из стороны в сторону, точно маятник метронома, выставленного на темп аллегро. Но, к величайшему моему изумлению, Свастика не только остался стоять на ногах, но еще и, развернувшись на месте, снова кинулся на меня. Должно быть, мозг у него был размером с зерно лесного ореха, а все остальное – кость. Свастика так рьяно принялся размахивать своим здоровенным ножом, что мне пришлось сначала отпрыгнуть в сторону, а затем сделать шаг назад, прижавшись спиной к старому, потрепанному нелегкой жизнью, дурными водителями и знаменитым московским бездорожьем «Москвичу». Но даже с ножом в руке в поединке один на один у Свастики было не больше шансов достать меня, чем у новичка, севшего играть в шахматы с гроссмейстером, свести партию к ничьей. Однако за спиной у Свастики находились шестеро приятелей, таких же сумасшедших, как и он сам, готовых в случае необходимости прийти приятелю на помощь.