Или просто — спрятаться.
Еще он всегда горячий. Можно греть пальцы в ладонях и нос у него на груди.
Или просто — греться.
Когда он вот так болтает о ерунде, совершенно забываю, что первый раз увидела его в роскошном лофте с дизайнерским ремонтом в окружении женщин, чьи джинсы стоят больше моей зарплаты, а туфли — больше всех вещей, которыми я владею вообще.
О мужчинах и говорить нечего.
Но вот так, когда не вижу его друзей, здесь, на улице со мной, он в общем-то обычный. Интересный. Не чувствуется ни возраст — с Асей, например, я тоже не замечаю разницы между нами, ни социальное положение.
Только то, что он мужчина, а я женщина.
Глинтвейн кружит голову, поцелуи будоражат кровь.
— Надень обратно шапку.
— Уже тепло.
— Ничего не тепло, ноль градусов, надень.
— Я в ней некрасивая.
— Ты всегда красивая.
Я не вижу в этих комплиментах того, что привыкла видеть: жалости, желания затащить в постель, дежурных фраз, утешений, ожидания ответных или благодарности. Лжи не вижу, но и страсти тоже. Юл говорит так, будто это самая естественная вещь на свете для меня — быть красивой. Как будто я кошка, которой не надо в себе сомневаться.
В конце этой встречи хочется признаться ему, что мне понравилось. Потому что хочется повторить эту легкость слов, жестов и взглядов, которая рождается между нами сама собой.
Вроде вечер, я проголодалась, и гудят ноги, но так ужасно не хочу расставаться с ним, что когда он зовет в ресторан, я не думаю, что это меня как-то обяжет.
Я просто ужасно радуюсь, что можно еще пообщаться с Юлом.
Оттаявшие мысли соскальзывают было на привычную колею — вот сейчас мы придем в роскошное место, где все увидят, какая я неподходящая и будут смеяться. Но ресторан совершенно не пафосный, и хотя еда там самая простая, она потрясающе вкусная.
И Юл вкусный.
И…
…и тут приходит маленькая женщина. Совсем маленькая, похожая на кореянку. На высоченных каблуках и в обтягивающем черном платье.
И первый ее взгляд смывает разом всю радость, окатывая ледяной водой.
Презрение. Оценка. Подозрение. Жалость. Раздражение. Фальшивое радушие.
Равнодушие, с которым она отворачивается от меня, моментально сосредоточившись только на Юлиане.
— Что ты тут делаешь? — хмуро спрашивает он, не предлагая ей присесть, но она спрашивала только из вежливости. Официанты уже несут ей тарелку и приборы, она делает заказ, шутит с ними, и ясно, что она тут не первый раз, что ее знают и даже немного любят.
Как можно любить такую стерву?
Но с персоналом она безупречно вежлива. Ледяные взгляды достаются только мне. На Юлиана она смотрит прищурившись, когда он не видит, и с улыбкой, когда поворачивается к ней.
— Я тут с нашим сыном, пока он разгребает дела, которые тебя не интересуют, — в ее голосе упрек и почти обида. — Конечно, выгуливать своих девушек интереснее.
— Это его дела.
— Ну, конечно, теперь да, когда ты их на него свалил, — женщина не дает Юлиану раскрыть рот. Она светски улыбается и будто бы впервые замечает меня: — Представишь нас?
— Это Ольга, бывшая жена, — Юлиан обвивает рукой мою талию, прижимает к себе, но я как можно незаметнее убираю его руку.
— Первая, — вставляет ремарку Ольга, благодарит официанта за принесенный салат, берет вилку, и прежде чем начать есть, добавляет: — Но не последняя.
— Ольга. — Жестким голосом предупреждает Юлиан.
До того жестким, что я непроизвольно шарахаюсь и отодвигаюсь от него подальше.
— Что? — картинно удивляется она. И намекает на что-то мне неизвестное: — Видишь, я же говорила.
— Ты была занята и куда-то шла? — если бы Юлиан спросил этим голосом что-то у меня, я бы исчезла в ту же секунду.
Но, видимо, опыт жизни с ним закалил эту женщину. Она даже не поперхнулась:
— Нет, хотела поесть. Можно с вами? — она невинно моргает. — Юлий любит, чтобы все его жены дружили, — добавляет заговорщицким тоном уже исключительно для меня.
— Все жены? — переспрашиваю я.
Картинка, которая складывается у меня в голове, мне совершенно не нравится.
— Он не рассказал?
— Ольга! — Юлиан повышает голос, и все официанты, маячившие в поле зрения, моментально разбегаются как тараканы с кухни, когда включили свет.
— Ну послушай, так нечестно. У меня женская солидарность, — Ольга откровенно издевается и над ним и надо мной, но он почему-то этого не видит.
Или видит, но привык.
Или видит, но ему все равно.
Или у них так общаться в принципе нормально.
Или…
В любом случае, я тут лишняя, о чем бы ни шла речь. О бывших или нынешних его женах.
— Раньше ты этим не страдала.
— От прошлых жен спасать надо было тебя, а эту — от тебя. Уф, помнишь Диану? Надьку-то я пережила, чего там, пару месяцев потерпела, а эта явилась на запах денег и вцепилась так, что я боялась — высосет тебя через… — быстрый взгляд на меня, усмешка. — …соломинку, насухо.
— Неуместные воспоминания.
— Ну, это должен был рассказывать ты. Что еще ты не рассказал? О сыне?
— Сыне? — до меня доходит, что она уже дважды его упомянула. Нет, это нормально в его возрасте, если только…
— О заводе? — продолжает наслаждаться Ольга.
— О чем?..
— Ну, знаете, фармкомпания «Лагиан»? — с готовностью пояснила Ольга. — Тот самый огромный завод, что вы видели у станции метро. Вы хорошего мужика подцепили, очень хорошего. Если выживете, будете как сыр в маслице.
— Не понимаю сейчас тебя, — Юлиан вдруг успокоился.
Он уставился Ольге прямо в глаза, одновременно нащупывая мою руку. Но я ее убрала, сплела пальцы, чтобы они не дрожали. Я что-то совсем ничего не соображала. Завод, Ольга, сын, Диана, еще какие-то Надьки…
— Я же предельно ясно сказала. Девочка — погляди на нее. Забитая, не нашего круга, эрудированная, но глупенькая.
Я глупенькая?
Видимо, Юлиан лицом изобразил тот же вопрос.
— Ой, я же ее насквозь вижу, — Ольге принесли горячее. Причем не иначе как призраки — официанта я заметить не успела. У них тут очень силен инстинкт самосохранения, наверняка развившийся в процессе эволюции. Не первый раз эту женщину видят.
Она аккуратно отрезала куски мяса, аккуратно клала их в аккуратный накрашенный рот, прожевывала и успевала между всем этим довольно агрессивно продолжать беседу.
— Филфак? — спросила она меня, и я даже кивнуть не успела, она кивнула первая. — Где работаешь после филфака?
— Библиотекарь…
— Вот, я же говорю, — ткнула она в Юлиана вилкой. — Ум и эрудиция немного разные вещи, дорогой. Опять же, воспитана она совсем не в изобилии… Нет, мы тоже сами-сами все, но мы же постепенно! А она, видишь, всю жизнь нищая, она просто свихнется от твоих денег. Как те жены твоих друзей, которые никак не могли нахапаться шуб и колечек после голодного детства и умирали от изобилия, как от заворота кишок. Ей водителя моего за глаза хватит в мужья — подружки обзавидуются.
Я ей верю.
Сын, завод…
Жены…
Дружить с бывшими женами.
Она первая жена, и он с ней явно близок.
Как же он близок с остальными?..
Конечно, Юлиан такой… теплый. Каждая рада бы погреться. Тут в гарем позовут — согласишься, не то что дружить с бывшими женами.
— Ольга!
— В твои пятьдесят вредно волноваться, — отмахнулась она от грозного рыка Юлиана.
— Сорок восемь, — уточнил он.
Ольга не отреагировала. Только посмотрела на меня с жалостью:
— Что, тоже не ожидала? — и снова обернулась к Юлиану. — Ты ей вообще хоть что-нибудь рассказывал? Юлий, ты меня разочаровываешь. Раньше твоей харизмы хватало снимать девок штабелями без презренных умолчаний.
Я считала.
Тринадцать лет разницы.
А я сколько думала?
Да вообще неважно. Все равно слишком много для меня.
Никогда не понимала этого сложившегося обыкновения — мужчина непременно должен быть старше. Даже в юности мои бойфренды были младше хотя бы на пару месяцев.
Может быть, потому мама считала, что я еще не выросла толком.
Говорила — замуж выйдешь, родишь, тогда повзрослеешь.
Выйдешь тут замуж, когда кругом одни крокодилы.
Я смотрю на них — набычившегося Юлиана, демонстративно спокойную Ольгу и вижу, как они похожи. Несмотря на то, что они максимально разные, в них есть что-то неуловимо общее. Видно, что они и правда семья. Даже не были семьей, а все еще.
Ольга так же открыто изучает меня: оглядывает мой свитер, мои руки, мои волосы. Я чувствую под ее взглядом каждый лишний килограмм, каждую складку жира. Оценивающий взгляд как будто навешивает ценники на вещи на мне — становится стыдно за дешевую цепочку с жемчужинкой, оправленной в мельхиор и бабушкины золотые сережки.
Еда встает комом в горле. Хочется плакать и куда-нибудь деться.
Я приподнимаюсь, но Юл кладет руку мне на плечо, собирается что-то сказать…
У него звонит телефон. Я падаю обратно на диванчик и снова встречаюсь со злым взглядом Ольги.
Как обычно, через неделю мне в голову обязательно придут и остроумные подколы, и резкие ответы. Но сейчас я натуральная овца.
Как, впрочем, и всю жизнь.
Моргаю, слушаю как сквозь вату, что Юлиан встревоженно что-то переспрашивает про пожар на старых линиях завода, обещает немедленно прибыть.
Ольга переводит взгляд на него, и я облегченно вздыхаю, лишенная его лазерной проницательности. Она успокаивает Юла, рассказывает, что вот только что была на заводе, и пустяковый пожар действительно был, но его давно потушили, а ему позвонили с опозданием. Юлиан не успокаивается, она продолжает пересказывать заводские новости, упоминает ворох имен, которые важны для него, и завод важен, это видно. Его жизнь, другая жизнь.
У меня есть время прийти в себя и подумать.
Что ничего страшного не случилось, я просто ненадолго увлеклась.
Кстати, мне никто ничего не обещал. Свидание, видимо, секс, да и все.
Даже представить себе странно, как бы я могла смотреться женой такого человека. Ольга, наверное, с ума сошла, если даже на секунду это вообразила.