Я чуть не рассмеялась вслух.
Вот в ней видна порода и привычка. Четкие и злые границы, без которых, наверное, в большом бизнесе никак. Откусит голову и дальше пойдет.
Я из другого теста. Видно же, что эти люди привыкли к совсем другим задачам.
Ольга совершенно была права, даже странно, что я так резко отреагировала. Но падение с высоты всегда немного больно. Все случилось очень вовремя, хоть благодари.
У меня своя ниша, у него своя. Возраст, должность, жены, сын. Мне просто нечего принести в наш союз со своей стороны.
Я успокоилась, вернулась в свое обычное расположение духа.
Стоило вообще так нервничать, он мне никогда не нравился особо. Конечно, такие деньги не заработаешь, если не умеешь общаться с людьми, вот и я поддалась обаянию Юлиана.
Выдохнула и потянулась налить себе что-нибудь. В кувшине на столе был то ли сбитень, то ли мед, я не углублялась. Надеюсь, он алкогольный.
— Может водочки? — демонстративно сочувственно спросила Ольга.
— Не пью.
— И отлично. А с нашими нервами иначе нельзя, — она откинулась на стуле и сделала жест официанту.
Увидела мое настороженное лицо и даже рассмеялась:
— Нет, я не буду вас добивать его алкоголизмом, ничего подобного нет. Я вижу, вы разумная девушка. Мне очень вас жаль, но вы, вроде бы, не успели в него влюбиться. Возможно, я перегнула насчет ума.
— Так, все, — Юлиан встал, нависнув грозовой тучей над столом. — Ольга, давай. Тебе пора.
— Я пообедать пришла, и еще не закончила, — официант уже нес ей маленький графин с рюмкой.
— Хорошо. Сонь? — Юлиан протянул мне руку, но я помотала головой.
— Думаю, прогулка закончилась, — я закусила нижнюю губу. — Спасибо за интересный вечер.
— Ладно, Сонь, давай я тебя отвезу, — он начал выбираться из-за стола.
— Нет, я сама, — хотела первой уйти, но теперь поздно. — Помнишь, о чем мы говорили, и что ты мне обещал?
Юл резко помрачнел:
— Ну отвезти-то…
— Сама доберусь, спасибо. У меня карта есть, найду метро, — я бодро помахала телефоном и вышла из-за стола с другой стороны. Гораздо ближе к двери. Вот бы сейчас побежать изо всех сил, не догонят ведь… Но взрослые люди так не делают.
— Давай тебя мой водитель отвезет домой? — включилась Ольга, салютуя рюмкой. — А я с Юлием пока пообщаюсь. — А то там метро, автобусы, ты нервная, мало ли что.
И это лучшее, что она могла для меня сделать!
Я была ей так благодарна, что не смогла выдавить из себя даже спасибо.
С&Ю
— Сплюшка, послушай…
— Меня зовут Соня. Пожалуйста, сделай, как мы договаривались. Оставь меня в покое. Я понимаю, что ты можешь просто проигнорировать то, что я говорю. Можешь продолжать преследовать меня, слать цветы и приходить домой. Ты можешь, в конце концов, меня даже убить, и тебе ничего не будет с твоими деньгами и возможностями. Но тогда скажи уж прямо, что ты такой человек, чтобы я не сомневалась больше.
— Кхм… Да, я понял тебя. Оставлю.
Юл: Назад, в подвалы
Внутри закипал коктейль из ярости, разочарования, усталости, непонимания.
Соня попросту сбежала. Отделалась напоминанием про мое обещание и не захотела даже разговаривать.
Ольга включила свою непробиваемость. Спокойно ела и на вопросы отвечала все то же самое — женская солидарность, портишь жизнь девушке, ах, какой плохой Юлиан.
Когда она вот так уходила в отказ, все было бесполезно. Можно было говорить, орать, даже бить — ноль эффекта. Закукливалась в титановое яйцо — ни разбить, ни поцарапать.
Однажды она реально довела меня таким поведением до того, что я влепил ей пощечину.
Просто отказывалась говорить, куда делась совсем не маленькая для нас на тот момент сумма. «Не знаю», «потеряла, наверное», «не было никаких денег», «на что-то потратила» — не меняя интонации и даже не стараясь, чтобы звучало правдоподобно.
Идеальный партизан-тролль.
После удара посмотрела на меня с таким презрением, что до сих пор при воспоминании об этом окатывает кипятком стыда и морозит ощущением собственного ничтожества.
Лет через десять только случайно узнал от Влада, что в тот день на площадь приехал луна-парк. Моему четырехлетнему сыну до одури хотелось покататься на разноцветных лошадках, на сверкающих огнями каруселях, попробовать на вкус бело-розовые облака сахарной ваты. Ему казалось, что она должна быть похожа на ряженку, которую он любил.
Но она оказалась еще лучше.
«Мама отвела меня туда и разрешила покататься на всех аттракционах, куда меня пустили, и даже пострелять в тире, хотя я ничего не выиграл. А петушков на палочке мы купили целый ворох, и потом она давала мне их, когда я не хотел идти в детский сад».
Я хорошо помнил тот луна-парк, такой яркий, куда ярче аттракционов моего детства, и то ощущение бессилия от невозможности порадовать сына. Я уже учился в институте, денег у нас не было совсем. Скрепя сердце я ждал, когда Влад попросится на карусель и был готов долго-долго объяснять, почему можно только на одну. Но он почему-то так и не попросился. Стало понятно, почему.
Хотя с той поры мне больше в голову не приходило поднимать на Ольгу руку, это не значит, что ее манера закукливаться не приводила меня в ярость.
Но и Соня выбесила меня не меньше.
Такие разные женщины, и так обе довели, что даже разбираться не стал. Дошел до машины, сел и покатил прямо домой. Не в квартиру, а к себе домой, в свою берлогу.
Где в мастерской ждет заброшенное кресло из сосны, готовое послушно откликнуться теплым ароматом на первое прикосновение резца.
Где в моей коллекции музыки не затесалось ни одной паршивой композиции, потому что винил не хранит дурное: плавится, бьется, но не хранит.
Где синицы, белки и косули приходят к кормушкам даже летом: давно перестали меня шугаться, привыкли, запомнили.
Где в спальне темно и тихо.
Бешеный город далеко.
По дороге, немного отойдя, все-таки позвонил Соне, понадеявшись, что по телефону она сможет нормально со мной поговорить. Но она, явно на взводе, отчеканила полную хренотень про то, что я могу ее убить, и мне ничего не будет. И пока я тупил, соображая, чем успел заслужить, еще раз уточнила, что не хочет меня видеть.
Дом встретил холодом, несмотря на работающий на полную котел.
Меня не было-то всего… сколько? Неделю? Полторы? Я просил поддерживать тепло на первом этаже и в подвале, но ощущение заброшенности и привкус нежилья все равно успели вырасти и расползтись, как плесень.
По-быстрому разжег камин, понадеявшись, что живой огонь развеселит моих пенатов, и спустился в мастерскую. В почти герметичной комнате неоткуда было взяться пыли, но мне показалось, что я смахнул ее с застывшего, будто окаменевшего кресла. Дерево было неприветливым. Не откликалось, не тянуло к себе — вот тут сделай завиток, вот тут отшлифуй. Молчало.
Так хотелось вернуться обратно в свой понятный мир, но и он на меня взъелся, заревновал.
Почесал подбородок с пробивающейся к вечеру щетиной. Отрастить обратно, что ли? Хотя лето скоро, жарко будет. К зиме отращу. Да и перееду сюда окончательно. Может, даже Владу отдам завод полностью, мне остального хватит.
Ведь неплохая мысль была у Ольги — новую жену мне найти. Слишком пустой дом для меня одного. Выбирал ведь на самом краю поселка, самый большой участок, чтобы можно было притвориться, что живу один в глуши лесной. С поселковым клинингом, приходящим поваром и управляющим — все-таки дрова приятнее рубить, когда хочется, а не когда кончились. Но персонал был обучен попадаться на глаза только, когда хозяин пьет — на случай, если понадобится компания.
С женой будет повеселее.
Только не малолетку. В тридцать, помню, решил, что у меня кризис среднего возраста и пора проверять, как там порох в пороховницах — окружать себя бодрыми восемнадцатилетними телами.
Совратил, иначе не скажешь, Анжелку, женился как порядочный…
Ух, она дала мне прикурить! Вроде ничего особенного, обычная женщина, только все то, что у тридцатилетней идет периодом в месяц-два, у малолетки укладывается в сутки. Утром она меня обожает, в обед ей показалось, что я ее не люблю, вечером она решила вызвать ревность, к ночи рыдает, что она ужасная, отвратительная, как я только могу ее такую любить. Только поспал три оставшихся часа — с утра все заново.
Не потяну.
И не бизнес-стерву. Мне Ольги достаточно. Отважные мужики эти ее любовники, я бы сейчас уже не рискнул.
Мне бы какую-нибудь… Ну, помоложе, но уже понимающую все про себя и про жизнь. Как в анекдоте — чтобы знала признаки инсульта. Без закидонов.
Где таких берут? Тоже, что ли, вслед за Соней на сайт знакомств зайти?
Все-таки стар я стал для строптивых женщин. Вот она в тридцать пять как трепетная козочка закрывает глаза и с развевающимися волосами бежит в леса, испугавшись моего возраста, статуса, и, прости господи, денег.
Денег она испугалась! Того, что у меня нормальное мужское дело есть!
Того, что у меня есть прошлое.
Нормальное. Мужское.
Я бы понял, будь ей двадцать. Но даже двадцатилетние дуры всегда соображали, что я не вчера родился.
К хренам все эти драмы.
С сожалением погладил так и не отозвавшееся кресло, плотно закрыл дверь в мастерскую и пошел в тренажерный зал. Часа три там упахивался, пока голова не очистилась от лишних мыслей.
Пока от ворот не заверещал видеофон.
На экране была машина Леры.
Черт, опять забыл.
Домой ее послать?
А…
Зачем, собственно?..
Встретил Леру на крыльце. Она быстро и деловито мазнула губами по щеке и сразу прошла в дом. Села на диван, расстегнула куртку, стащила огромный объемный шарф, наклонилась, чтобы расстегнуть сапоги, и подняла вдруг голову:
— Юль, а ты чего такой снулый? Раньше я войти не успевала, как уже голая и с членом во рту. Похмелье?
— Как ты меня тут нашла? — я прислонился к косяку, скрестив руки на груди. Вообще-то немного здорового секса без выноса мозга мне бы сейчас не помешало. Только в душ зайти после зала, Лера не любит всего этого телесного-натурального.