– Я не боюсь за его жизнь, просто мне невыносимо думать, что он болен и страдает…
– После операции ему станет гораздо лучше, – пообещал Иден.
Кокрилл сообразил, что к чему.
– Вы говорите о молодом Уилле Фергюсоне? Я только от него.
– Мисс Сэнсон с ним обручена, – пояснил Иден.
Кокрилл повернулся к девушке:
– В самом деле, мисс Сэнсон? Примите мои поздравления. Я знал его еще мальчишкой – он очень славный.
– Он просто душка, – поддержала его Вудс.
Эстер удивленно посмотрела на подругу:
– Ты наконец к нему заглянула, Вуди?
– Да, я зашла и представилась сегодня, после того как мы закончили с операциями. Уильям – очень приятный молодой человек.
– Я наводил у него справки про Хиггинса, – сказал инспектор, который решил, что пока не время спрашивать Вудс, вспомнил ли Уильям, где он слышал ее голос.
– Он не был знаком с Хиггинсом, – сказала Эстер, – старика привезли на следующий день.
– Да, его дольше откапывали. На самом деле они вместе работали – Хиггинс был начальником Уильяма; они сидели и разговаривали о прошлом, когда в дом попала бомба.
– И слушали немецкое радио.
– Да, он говорил мне об этом, – едва слышно сказала Вуди. – Просто удивительно – все вокруг в руинах, а радио вещает. Только представьте, какая бредовая картина: лежишь под обломками, героически ожидая, когда у спасателей дойдут до тебя руки, и слушаешь разглагольствования лорда Гав-Гав[4] про трусость и малодушие.
– Этих мерзавцев надо бы передушить! – взорвался майор Мун. – Из всех предателей они самые худшие. Честный шпион заслуживает уважения, он рискует жизнью в тылу врага на благо родины, и хотя методы у него не слишком достойные, по-своему он герой. А эти сидят себе в безопасности в Германии и поливают грязью собственную страну. Омерзительно! Гнусно! Надеюсь, когда война закончится, они получат по заслугам.
– Мне жаль их друзей и родственников, – беззлобно заметил Иден. – Каково им сидеть здесь под бомбежками и слушать немецкую пропаганду в их исполнении.
– Друзья и родственники, скорее всего, ничем не лучше их, – сердито ответил майор Мун. Его добрые голубые глаза налились злобой и презрением.
– Не обязательно, – рассудительно отозвался Кокрилл. – Впрочем, у нас в стране немало людей, которые с вами согласятся.
Вудс посмотрела на подругу:
– Эстер, тебе не пора на дежурство, детка?
– Конечно, – кивнула Эстер, которая стояла рядом, не принимая участия в разговоре. – Я, пожалуй, пойду… Даже не знаю, что сказать Уильяму!
Она низко склонила голову, закрыв лицо руками.
– Моя дорогая, мы ему все объяснили! – заверил майор Мун. – Парень совершенно спокоен, операция пустяковая, тебе не о чем волноваться.
– У Хиггинса тоже была пустяковая операция! – неожиданно воскликнула Эстер. Она отняла руки от побледневшего лица и обвела их горящим взглядом. – А он умер!
– Дитя мое…
– Я боюсь! – призналась Эстер. – Просто ужас как боюсь! Вдруг Уильям тоже умрет?
– Перестань говорить ерунду, Эстер, – поморщилась Вудс. – Почему он должен умереть? Кому понадобится его убивать?
– А кому понадобилось убивать Хиггинса?
– Эстер, ты хочешь, чтобы его оперировал кто-то другой? – предложил майор Мун. – Первую операцию ему делал Перкинс, но сейчас он в недельном отпуске. Мы можем попросить Джонса или, если хочешь, полковника Гринуэя.
– Нет-нет, майор Мур, я хочу, чтобы это были вы. Джарвис, ты ведь будешь ему ассистировать?
– По идее, да, – ответил Иден.
– Пожалуйста, только не передумай… Я не хотела, чтобы Уильяма оперировал кто-нибудь другой, просто я очень за него переживаю. Если с ним что-нибудь случится… – Девушка резко повернулась и убежала в свою палату.
– Бедняжка влюблена до безумия, – прокомментировал майор Мун, глядя ей в след.
– А операция действительно пустяковая? – спросил Кокрилл.
– Совершенно пустяковая, но, если ее не сделать, могут быть серьезные осложнения. У парня развивается остеомиелит, и нам надо очистить рану.
– Остео… что?
– Остеомиелит – гнойное воспаление кости, инспектор. Мы должны снять швы и открыть рану, чтобы гной не скапливался, а вытекал наружу, а потом наложим гипс, вместо того чтобы держать Уильяма на вытяжке.
– А зачем понадобилось держать его на вытяжке? – спросил Кокрилл.
– Перелом костей обычно приводит к их смещению. Вытяжка нужна для того, чтобы кость срослась правильно. Я понятно объяснил, Джарвис?
– По-моему, да, – кивнул Иден.
– Так что все очень просто. Есть небольшое нагноение, гной начинает накапливаться, и чтобы этого не происходило, мы должны дать ему выход.
– Китайская грамота какая-то, – пробормотал Кокрилл и добавил, закидывая пробный шар: – Я даже не представляю, как все это выглядит.
Майор Мур сразу же попал в расставленную ловушку:
– Ну так приходите завтра в операционную, посмотрите сами.
Кокрилл изобразил удивление:
– Да что вы! А разве можно?
– Ну конечно. Думаю, вам понравится.
Кокрилл подозревал, что зрелище будет не из приятных, но у него были свои причины попасть в операционную, и он радостно ответил:
– Хорошо, я приду.
Инспектор поспешил в кабинет, чтобы отдать распоряжения подчиненным. Он уже знал, кто убил, и теперь понял почему; оставалось выяснить как.
В день, когда Уильяму предстояла операция, у Эстер оставалось тридцать шесть часов свободного времени – ей дали возможность переключиться с ночной смены на дневную. Фредерика более или менее оправилась и могла уже вернуться к работе. Это был тот редкий случай, когда они все втроем заняли очередь на обед в столовой.
– Жаркое! – сказала Фредерика.
– А что на сладкое?
– Какой-то неаппетитный рисовый пудинг с черносливом.
Сорок девушек сидели плечом к плечу за двумя разными столами. Ножи скребли по фарфоровым тарелкам, подбирая густой соус. Головы были наклонены, чтобы уменьшить расстояние между тарелками и открытыми ртами. Голоса не умолкали ни на минуту: «Передай мне соль, Мейбл!.. Попросите миссис Браун передать хлеб на ту сторону… Я же сказала, Симпсон, что не могу поменяться с тобой дежурствами…» Оставалось неясным, почему к кому-то обращаются по имени, к кому-то по фамилии, а к кому-то еще и с добавлением «миссис» или «мисс». Комендант сидела во главе стола и выглядела довольно растерянной.
– Может, лучше пойдем к себе? – предложила Вудс.
– Ага, давай, я этого не выдержу.
Девушки-поварихи послушно выложили все три порции жаркого на одну тарелку, а пудинг – на другую.
– Ох уж эта Вудс и компания!.. Почему вы никогда не едите в столовой?
– Уж лучше мы пойдем в клетку с попугаями в зоопарке!
– Да ладно, понятно, – ответили поварихи, которые в силу своей профессии сами садились за стол, когда остальные уже поели.
– Какие же все-таки они чванливые, – прокомментировали остальные сестры их уход.
Эстер, Фредди и Вудс мнение общественности не слишком волновало. Придя к себе, они вывалили ароматную смесь в кастрюльку и подогрели ее в газовой духовке.
– Выглядит отвратительно, дорогая, но пахнет вкусно. А что будем делать с черносливом?
– Выкинем в помойку, – сказала Фредерика.
– Фредди! Ты должна его съесть, тебе полезно!
– Они сморщенные, как старый негр, – сказала Эстер, держа черносливину на вилке.
– Жаль, что у нас нет тростниковой патоки.
– А к ней бы еще девонширского крема, и побольше!
– В ближайший миллион лет ничего такого у нас не предвидится, – бодро заметила Вуди.
Она обрадовалась шутке Эстер про старого негра: подруга сумела взять себя в руки. Похоже, она просто панически боялась предстоящей Уильяму операции.
– Сегодня снова на работу, – сказала Фредди, уписывая жаркое за обе щеки. – Эстер, расскажи, как там мои страждущие пациенты. Выкладывай честно, не бойся.
– Эдвардса и Смита выписали, Джонсон начал вставать с постели. Этого, с камнями в желчном пузыре, которого оперировал полковник Гринуэй, все время забываю, как его фамилия, надо поднимать завтра. У него задержка мочеиспускания; впрочем, возможно, до твоего дежурства эта проблема уже разрешится. Вот, собственно, и все. На завтра запланированы аппендикс и грыжа. Две грыжи, которых оперировал майор Мун, поправляются. Они страдают от болей и поэтому постоянно ворчат – не обращай внимания. Прободение чувствует себя хорошо, он вообще очень милый, а еще к нам одного морячка с голубыми-голубыми глазами положили на обследование…
– И просто ангельский перелом большой берцовой кости на угловой кровати, – смеясь, добавила Вуди.
С ее стороны это было немного опрометчиво, поскольку при упоминании Уильяма лицо Эстер омрачилось. Однако девушка промолчала и, поднявшись из-за стола, спросила Фредди, что она сделала с рисовым пудингом.
– Стоит на кухонном столе. Вуди, милая, можно я не буду есть этот ужасный чернослив?
– Нет, Фредди, съешь, пожалуйста, он очень полезный. Эстер, ты почти не прикоснулась к жаркому.
– Не могу проглотить ни кусочка. Не приставай ко мне.
Из-за двери появился Барни:
– Привет, мои ласточки, разрешите войти?
– А твои чувства к Фредди не пропадут, когда ты увидишь, в какой убогой обстановке она обедает?
– На этот счет можно не беспокоиться. Можно я уберу кастрюлю со стола, прежде чем садиться?
– Эй, потише, это наш десерт, – сказала Вудс, забирая ее.
Барнс присел на краешек кровати. Фредерика выбралась из-за стола и села ему на колени, обхватив капитана руками за шею и прижавшись золотистой головкой к его щеке.
– Ты ведь не будешь заставлять меня есть чернослив, когда мы поженимся?
– Ну, если так попросишь… – рассмеялась Вудс.
Эстер сидела за столом, ковыряя черносливины вилкой.
– Наркоз будешь давать Уильяму ты, Барни?
– Я как раз зашел, чтобы спросить, – ответил Барнс. – Хочешь, чтобы это был кто-нибудь другой, Эстер?