Судя по всему, начавшееся он считал прелюдией к расширению политических свобод и решил примкнуть к заговорщикам, чтобы оказаться у самых истоков реформ. Помимо него активно выступили в поддержку «республики» и несколько командиров тыловых частей либеральных взглядов, еще летом организовавших «Союз офицеров», который и спланировал, и обеспечил молниеносный захват линий связи.
Как позже показало следствие, никакими моральными терзаниями они не маялись. Наоборот. Момент для выдвижения ультимативных требований казался им как нельзя более подходящим. Кто же станет торговаться в такой ситуации? Ну потянут власти с ответом неделю, максимум дней десять. В любом случае, имея контроль над единственной железной дорогой, препятствовать подвозу верных правительству войск не проблема даже и пару месяцев. А в том, что «заграница нам поможет», их твердо уверили весьма авторитетные господа с передовыми мировоззрениями из самой столицы.
Но четкая скоординированность действий проявилась не только в этом. Одновременно с началом стачки было совершено нападение на Акатуйскую каторжную тюрьму, расположенную более чем в шестистах верстах от Читы, откуда освободили пятнадцать осужденных по политическим статьям матросов с черноморского минзага «Прут», примкнувшего в свое время к мятежному «Потемкину». В самом же городе появились Курнатовский, Бабушкин и другие видные фигуры из рядов убежденных революционеров. Они и стали авторами меморандума, моментально распространив заранее отпечатанными листовками и через местные газеты воззвание к населению: поддержать новую власть, выступившую инициатором прекращения войны и немедленного начала мирных переговоров.
Главной целью акции обозначалось желание, чтобы солдаты и матросы скорее вернулись домой. Как выяснилось уже после подавления беспорядков, эти самые господа революционеры-социалисты во главе с неким господином Кузнецовым и оказались настоящими организаторами мятежа.
В первый же день забастовки была предпринята попытка захвата военных складов, при отражении которой погиб рабочий. Его похороны вылились в акцию протеста. А в ночь на 18 октября рабочие дружины захватили армейские склады в Чите, а также на станции Чита-1 и вагоны 3-го резервного батальона. Добычей нападавших стали более 6000 винтовок, несколько сотен револьверов, патроны и взрывчатка.
Кстати говоря, столь категоричные требования стали полной неожиданностью для Холщевникова и примкнувших к смутьянам офицеров. Однако их попытка урезонить радикалов окончилась полным провалом и арестом большей части либерального правительства уже на второй день стачки. Власть сменилась. Социалисты-революционеры быстро набирали силу.
Местное казачество, состоявшее в основном из крестьян-переселенцев, оказаченных совсем недавно, да еще и чуть ли не силой, опорой власти пока еще не являлось. К тому же подозрительно своевременно напечатанные неизвестно где и загодя распространенные по деревням большие тиражи новой газеты «Азиатская Русь» с разъяснениями, что со скорейшим прекращением войны, на которой наживаются только царские генералы, новых мобилизаций не будет, окончательно склонили их на сторону восставших. А когда сразу после ареста либерального правительства начались погромы, вообще пахнуло возможной наживой на халяву.
Ряды рабочих дружин начали расти, но порядка больше не становилось. К оружию среди прочих дорвались анархисты и прочие маргиналы, склонные отнять и поделить. Обладая лужеными глотками, они орали на каждом углу о невыносимых угнетениях, что были вынуждены терпеть все эти годы. Но теперь они – закон! Отнять получалось легко, а вот с дележкой иногда возникали сложности, что к середине ноября вызвало ряд кровавых склок в рядах восставших.
К тому времени центральная власть в столице уже приняла радикальные решения. Беспорядки было приказано подавить. К границам Читинской республики подоспел барон Меллер-Закомельский всего с двумя сотнями гвардейцев. Но настроен он был весьма решительно.
Воевать с регулярными, хорошо обученными войсками подавляющему большинству «угнетенных» и «лишенцев» показалось слишком опасным. Настолько, что даже и пытаться не стоило. Они начали разбегаться, таща с собой все, что могли загрести, опасаясь возмездия. Мятеж неожиданно быстро угасал.
Хоть какое-то сопротивление оказали лишь небольшие рабочие дружины под общим командованием Костюшко-Вылюжанича (бывшего офицера). Но это была уже агония. Их почти сразу смяли, а сам он погиб. Бабушкина арестовали при попытке скрыться, прочие сумели уйти.
Успеху барона способствовали почти три батальона добровольцев из воинских эшелонов и полторы сотни выздоравливающих из санитарных поездов, все эти «горячие» дни не пропускаемых «карбонариями» в отпуска к родным домам или на долечивание в центральные губернии[16].
Столь бурные события подошли к своему финалу уже после того, как флот Тихого океана снова оставил за кормой родные берега.
Глава 12
Обрыв единственной сухопутной ветки снабжения, естественно, оказал заметное влияние на подготовку к решающей схватке. Далеко не плодотворное. Однако вызванные этим трудности не смогли остановить уже раскрутившийся маховик событий. «Русский каток» лишь вздрогнул, но не замер.
К этому времени через немцев получили рапорт капитана второго ранга Пономарева о благополучном достижении им района ожидания на Северных Марианских островах. Отвлекающая акция на Окинаве прошла по плану. Но отмечалось неожиданно скорое появление противника. Причем в неприятно больших количествах.
Столь болезненная реакция подтверждала мнение об особой важности для противника именно юго-западного направления. Японцы по-прежнему дорожат коммуникациями между материком и метрополией, привлекая для их охраны значительные силы, что позволяло надеяться, что на востоке будет легче.
Рано утром 24 октября из бухты Новик вышли броненосцы береговой обороны «Адмирал Ушаков», «Генерал-адмирал Апраксин», бронепалубный крейсер «Светлана», броненосный крейсер «Дмитрий Донской» и эскадренный броненосец «Сисой Великий». К ним сразу присоединились плавмастерская «Ксения», пароходы «Ярославль III», «Тамбов», «Ораниенбаум», «Ревель», «Джина» и «Сестрорецк», вышедшие из Золотого Рога.
На борту пароходов размещались 3-й, 4-й, 5-й, 7-й и 9-й Восточно-Сибирские запасные батальоны, а также 12-й Восточно-Сибирский горный парк. Покинув залив Петра Великого, конвой отпустил тральный караван и миноноски эскорта и двинулся к заливу Америка. Там встретили пароходы «Нарва» и «Алантон», груженные боевым углем, доставленным с Сучанских копей и привезенным из Австралии, после чего караван двинулся к бухте Владимира. Достигли ее на рассвете следующего дня. Там поголовье подопечных заметно увеличилось. К эскортируемым судам добавилось сразу тринадцать больших пароходов с пехотными и артиллерийскими частями из состава 5-й и 44-й дивизий 9-го армейского корпуса и три угольных транспорта, уже довольно давно томившихся на отшибе.
Начальство принимало рапорты и проводило экспресс-инвентаризацию нового хозяйства, а механики учинили большой смотр механизмам. Главной целью было выявить все неисправности дома, до начала большого океанского плавания. Подошли к делу основательно, так что провозились с этим до самого вечера, так и не найдя серьезных изъянов, о чем и телеграфировали во Владивосток под благовест, созывающий прихожан на вечерню.
Два протяжных удара и разлившийся следом за ними равномерный рассыпчатый перезвон, далеко растекавшийся по туманной глади залива, стал для многих приятным сюрпризом. Никак не ожидали услышать такое в совсем еще недавно совершенно диких местах. Теперь же и сюда пришли люди. Обживаются, обустраиваются. Как быстро все меняется!
А с утра состоялся общий молебен. Старшие офицеры, и морские и сухопутные, съехали на берег и заполнили только что поставленную небольшую деревянную церковь. Утро было ясное. Солнце лучилось на свежеоструганных, ладно подогнанных бревнах сруба, деревянном же скромном, но аккуратном и ухоженном иконостасе, золоченых окладах икон. Запах смолья мешался с ладаном, и слова молитвы ложились на сердце, наполняя душу умиротворением.
В храме на берегу места для всех, естественно, не хватило. Но и на боевых кораблях и пароходах с первым ударом колокола со звонницы все уже стояли по команде «шапки долой». Судовые и полковые священники также окормляли свою паству, по мере сил и радения пытаясь исцелить тревогу и смятение духа в предстоящей разлуке с Родиной.
После службы шлюпки расходились по кораблям, провожаемые торжественным перезвоном. Много времени окончательные сборы не заняли. Получив последние инструкции и напутствия, немалый караван величаво и степенно двинулся в путь, отвечая пестротой сигнальных флагов на сигнал «Счастливого плавания», взвившийся на мачте сигнального поста мыса Орехова.
Осторожно вытянувшись в открытое море, сразу повернули к входу в пролив Цугару. Все транспорты, добранные из бухты Владимира, были трофейными. До недавнего времени они отстаивались в Амурском лимане в ожидании решения высшего призового суда. Никаких консервационных работ на них не производилось, обслуживания, естественно, тоже. А когда наконец вынесли положительное решение суда, тут же было решено привлечь их к предстоящему делу. Пришлось приводить все в должный порядок в авральном режиме.
В первую очередь, естественно, занялись котлами, машинами и приспособлением трюмов для перевозки людей и лошадей. О внешнем виде думать было некогда ни тогда, ни теперь. Поэтому сейчас восемь бывших японцев, два экс-англичанина, конфискованные голландец, норвежец и француз резко выделялись из общего строя грязными ржавыми разводами на бортах и надстройках. К тому же новые экипажи еще не успели освоить свои посудины в полной мере, что отнюдь не способствовало улучшению отношения к ним со стороны остальных попутчиков.
После нескольких опасных сближений, едва не закончившихся столкновениями, пришлось снизить общеэскадренную скорость. А когда не помогло, эту «чертову дюжину» перевели в хвост каравана, где за ними издали и с опаской присматривали «Ушаков» с «Донским».