Любые тексты, написанные по-корейски, вплоть до 1894–1896 гг. воспринимались корейской элитой как тексты второго сорта, а литература на корейском – как дешёвое чтиво для низов. Хангыль часто назывался бабьим письмом Подразумевалось, что джентльмен, который хочет приобщиться к высокой учёности и сделать серьёзную карьеру, вовсе не должен разбираться в этих примитивных письменах, которые годились только для женщин и мужичья.
Ситуация изменилась в 1894–1896 гг., когда пришедшее к власти реформаторское правительство провело языковую реформу и приняло решение о переводе государственного документооборота с ханмуна на корейский язык.
Это решение стало началом тех перемен, которые с удивительной скоростью разворачивались тогда в корейском обществе. Немалую роль сыграло, наверное, общее изменение отношения к Китаю, произошедшее как раз на рубеже XIX и ХХ веков. На протяжении пары тысячелетий Китай воспринимался как культурный образец для подражания и Цивилизация с большой буквы (см. главу 3). Однако для молодых корейцев первых десятилетий ХХ века Китай, терпевший поражение за поражением от западных держав и реформированный по образцу Японии, не мог служить образцом. Наоборот, он превратился в символ отсталости и ретроградства, в воплощение тех черт, от которых хотелось избавиться.
В результате за очень короткий период ханмун оказался полностью вытеснен из сфер корейского образования и книгоиздания. Если в 1880-е гг. практически все корейские книги и (единственная на тот момент) газета «Хансон сунбо» выходили на древнекитайском, но уже к 1910-м гг. книгоиздание на ханмуне практически прекратилось.
Хотя в Корее, равно как и в большинстве других стран региона, древнекитайский язык по-прежнему присутствует в программах средних школ, новые поколения осваивают этот предмет без особого энтузиазма и, главное, в куда меньшем объёме, чем их предки (конечно, речь идёт не обо всех предках, а о членах образованной элиты). Обычно на изучение ханмуна отводится только 2–3 урока в неделю, да и то лишь в старших классах. Уже два или три последних поколения даже неплохо образованных корейцев не в состоянии свободно читать те тексты, на которых основывалась вся высокая культура их страны на протяжении полутора-двух тысячелетий. Строго говоря, подавляющее большинство корейцев эти тексты просто не понимает.
Подобный переход тоже не является чем-то необычным: нечто похожее происходило и в Европе на заре Нового времени, то есть в XVI–XVII веках. Однако, если в Западной Европе переход с латыни на национальные языки занял три столетия, в Восточной Азии на это потребовалось 50–60 лет. В современной Корее часто можно столкнуться с такой ситуацией: в семье хранятся письма или документы, написанные прадедом, но никто из потомков не в состоянии их понять. За исторически ничтожный срок огромный культурный массив стал для следующих поколений недоступен. То, что для прадедов было основным чтением, молодёжь может читать только в переводах.
Тем не менее переход на корейский и отказ от ханмуна не означал полного отхода от иероглифики. Надо помнить, что ханчжа, то есть иероглифика, в Корее могла (и может) использоваться в двух целях. С одной стороны, иероглифами можно записывать тексты на древнекитайском языке, ханмуне, который, как уже говорилось, является языком, мало похожим на собственно корейский. С другой стороны, иероглифами можно записывать слова (точнее, корни слов) китайского происхождения, которыми современный корейский язык, как и другие языки Восточной Азии, не просто насыщен, а перенасыщен.
Улица в Пхеньяне, около 1930 года. Как легко можно заметить, большинство надписей на вывесках сделаны иероглифической письменностью. Это имело смысл в том числе и потому, что и японцы, и корейцы – хотя и произносили иероглифы по-разному – могли без труда прочесть и понять написанную таким образом вывеску (если они были грамотными, конечно)
Любопытно, кстати, что на рубеже XIX и ХХ веков китайской по происхождению лексики стало существенно больше. Когда в страны Восточной Азии в XIX веке хлынул поток новых идей, предметов и технологий, названия им стали выдумывать, используя китайские корни. Таким образом появилось огромное количество псевдокитайских слов, которые были собраны из древних китайских корней и по правилам древнекитайского словообразования, но при этом являлись неологизмами. Их примерным аналогом могут быть такие русские слова, как велосипед, телефон и телевизор, которые вроде бы являются греческими или греко-латинскими, но точно не были известны ни Александру Македонскому, ни Юлию Цезарю. Однако в корейском, равно как японском и китайском, таких слов несравнимо больше, чем в русском.
Я позволю себе вольность и покажу, как выглядел бы текст на русском языке, если бы доля и характер заимствований в нём были примерно такими же, как в современном корейском. В качестве условного источника заимствований я возьму современный английский язык – просто в силу того, что с ними знакомы многие из читателей. Итак, представим, как выглядели бы несколько фраз в статье из современной газеты, если бы русский язык развивался по тому же пути, что и корейский (в качестве основы для своего примера я использую несколько фраз из «Российской газеты»).
«Ситизенам Москвы сениорного эйджа следует рефрэйниться от фестивных активитей. Об этом стэйтил мэйор Москвы Сергей Собянин. По его словам, всем следует с каушеном ходить в трейдовые центры и по шопам в период препарэйшнов к фестам. «Реквестите своих френдов, релативов, знакомых, которые не инклюдованы в группу риска, чтобы вам помогли препариться к Нью Е», – стэйтил мэйор.
На протяжении 50–60 лет (с самого конца XIX века и до 1960-х гг.) слова китайского происхождения в корейском тексте записывались, как правило, не корейским алфавитом, а иероглифами ханчжа. Корейский текст поэтому представлял собой обычно смесь языковых единиц трёх типов: иероглифические знаки китайского происхождения (ими записывали китайские корни), фонетические корейские знаки (ими записывали грамматические показатели – падежные окончания, суффиксы и т. д., «приклеившиеся» к китайским корням), а также слова корейского происхождения, которые, как уже говорилось, в газетных текстах были не очень многочисленны и которые записывались фонетическим алфавитом.
Постараюсь объяснить это с помощью приведённого выше англицизированного текста на русском языке. Понятно, что этот текст можно записывать кириллицей, а можно – и сочетая оригинальное латинское написание корней заимствованных слов с буквами кириллицы, которые записывают суффиксы, окончания и немногочисленные собственно русские слова в тексте. В таком случае текст выглядел бы так.
«Citizen-ам Москвы senior-ного age-a следует refrain-ться от festive-ных activity-й. О этом state-ил mayor Москвы Сергей Собянин. По его словам, всем следует с caution-ом ходить в trade-овые center-ы и по shop-ам в period preparation-ов к fest-ам. «Request-ите своих friend-ов, retalitve-ов, знакомых, которые не include-ованы в group-ы risk-а, чтобы вам помогли prepare-иться к New Year», – state-ил mayor.
Обратите внимание, что этот причудливый текст является, безусловно, текстом на русском языке, просто сверх всякой меры перенасыщенным иностранными заимствованиями, частично записанными латинской графикой. Однако и грамматика, и синтаксис, и фонетика его – русская, а никак не английская. Первое предложение этого текста звучит как «Citizen-ам Москвы senior-ного age-a следует refrain-ться от festive-ных activity-й», не как «Moscow citizens of senior age should refrain from festive activities». В первом случае речь идёт о тексте на русском, пусть и специфическом, а во втором – уже о тексте на английском. Примерно такая же разница существует между текстом, написанном на корейском, но с применением китайских иероглифов, и текстом на ханмуне, в котором иероглифы (иногда, но не всегда те же самые) ведут себя по правилам древнекитайской грамматики.
Отвлекаясь от наших гипотетических примеров, приведу и вариант реальный – корейскую фразу в двух возможных вариантах её записи. В первом варианте фраза записана алфавитным письмом, а во втором китайские заимствования записаны китайскими иероглифами. Фраза взята из газеты «Тона ильбо» и тоже посвящена проблемам карантина (перевод: «Правительство решило ещё на шесть дней продлить меры социального дистанцирования на уровне 2,5 для столичной зоны и на уровне 2 для нестоличной зоны»). Для удобства читателей иероглифы подчёркнуты. Как видите, доля китайских заимствований в данной фразе превышает 90 %, что выше обычного уровня в 70–80 %.
Надо сказать, что второй, то есть иероглифизированный, вариант записи, который выглядел бы совершенно нормально лет шестьдесят назад, сейчас кажется необычным – так больше не пишут (по крайней мере, в газетах). На протяжении всего XX столетия роль иероглифики-ханчжа в Корее постепенно снижалась. Связано это было с рядом обстоятельств. Во-первых, свою роль играл корейский национализм: слишком уж явным было иностранное происхождение иероглифики, которое раздражало законодателей корейской литературной и редакторской моды. Во-вторых, иероглифика, скажем прямо, является не самой простой в изучении системой письма, хотя сложность её существенно преувеличена в воображении тех, кто с ней не имел дела.
Надо отметить, что есть у иероглифической письменности и преимущества. Как автор этих строк хорошо знает из собственного опыта, при определённом уровне владения иероглификой текст, написанный китайскими иероглифическими символами, читается существенно быстрее, чем текст, написанный привычным нам фонетическим письмом.
Начиная с 1945 года происходил постепенный процесс вытеснения иероглифики из текстов на корейском языке. Процесс это шёл неравномерно. В первую очередь он затронул периодическую печать (газеты и журналы), а также художественную прозу, в которой, впрочем, и с самого начала иероглифика была относительной редкостью. В научных текстах, равно как и в текстах по истории и гуманитарным дисциплинам, иероглифика сохранялась существенно дольше. В целом можно сказать, что где-то к 1990 году иероглифика практически полностью исчезла со страниц газет (чуть дольше она сохранялась в заголовках), а вот в научных текстах она изредка встречалась вплоть до 2000 года. В некоторых специальных текстах иероглифика встречается и поныне – например, она в немалых количествах присутствует в юридических текстах и законодательных актах (это, кстати, означает, что многие корейцы имеют немалые проблемы, когда пытаются читать законы собственной страны).