Те, кто, подобно автору этих строк, видел здание администрации генерал-губернаторства только в 1990-е гг., незадолго до сноса, не могут в полной мере оценить, насколько впечатляюще выглядело это сооружение в первые десятилетия своей истории, когда на фоне одноэтажного Кёнсона оно казалось воистину гигантским. Строение занимало участок площадью около 7000 м2 и имело четыре наземных и один подвальный этаж, так что общая его площадь составляла 31 000 м2. В здании было 257 комнат, включая просторный кабинет самого генерал-губернатора. Основным строительным материалом служил железобетон: здание администрации было одним из первых крупных сооружений, при возведении которого использовалась эта новая для Кореи технология. Облицовано здание было камнем, который добывали в окрестностях Кёнсона (Сеула).
Кёнсон конца 1920-х гг. был городом одно- или двухэтажных домов, многие из которых по-прежнему имели соломенные крыши. Смотревшееся величественно на их фоне здание администрации оставалось главной архитектурной доминантой городского центра до конца 1960-х гг., когда экономический рост и крупномасштабное строительство изменили корейскую столицу до неузнаваемости. Интерьеры тоже были впечатляющими: мраморные полы, просторные залы и гранитные стены резко контрастировали со скромными жилищами большинства корейцев, создавая атмосферу богатства и могущества.
В здании было устроено девять лифтов (производства и поныне действующей компании Otis), а кабинеты соединила система электрических звонков, так что начальник мог вызвать подчинённого к себе в кабинет простым нажатием кнопки. Кроме этого, в здании действовала система пневмопочты, которая обеспечивала быструю доставку документов и письменных сообщений (десятилетием позже такая же система была установлена в здании японского парламента в Токио, где используется и поныне). Здание администрации было оборудовано и самой совершенной по тем временам системой парового отопления – ведь Сеул, по меркам японцев, было городом холодным.
Хотя к концу своей истории Сеульский Капитолий стал рассматриваться в корейском обществе как символ японского правления, именно в этом здании произошли события, положившие конец колониальной зависимости. 9 сентября 1945 года в конференц-зале здания администрации Абэ Нобуюки, последний генерал-губернатор Японии, встретился с генерал-лейтенантом армии США Ходжем, чтобы подписать акт о капитуляции японских войск. В 16:30 акт был подписан, японский флаг перед зданием спущен, и японское колониальное правление закончилось – к радости большинства корейцев. Однако независимость не принесла ни мира, ни процветания, и невзгоды последующих десятилетий повлияли на судьбу здания.
Когда 15 августа 1948 года Ли Сын-ман объявил о провозглашении Республики Корея, нового независимого Корейского государства, церемония также прошла перед Сеульским Капитолием, который после этого превратился в президентскую канцелярию. Впрочем, сам Ли Сын-ман это здание не очень любил и в нём обычно не работал.
Во время Корейской войны Сеул четыре раза переходил из рук в руки, и во время ожесточённых боёв здание было сильно повреждено. Тем не менее оно оставалась символически самым важным строением корейской столицы, и именно там 28 сентября генерал Дуглас Макартур устроил церемонию, ознаменовавшую освобождение Сеула американо-южнокорейскими войсками. Во время церемонии, проходившей в полуразрушенном здании, осколки стекла из разбитых окон время от времени падали на участников, но на это старались не обращать внимания.
На протяжении 1950-х гг. массивное здание-призрак доминировало над городским пейзажем центрального Сеула, который оставался малоэтажным: у правительства разорённой войной страны не было денег ни на его снос, ни на его восстановление. Только в начале 1960-х гг. администрация Пак Чон-хи отремонтировала здание и использовала его для размещения Кабинета министров. Вариант со сносом тоже обсуждался, но простой расчёт показал, что ремонт и переоборудование существующего здания будет стоить всего 20 % от той суммы, которая потребуется для строительства аналогичного сооружения с нуля. Среди прочего, высокое качество железобетона обернулось серьёзной проблемой, финансово и технически усложнившей задачу сноса, – японцы строили прочно. По зрелом размышлении на возведение нового здания решили не тратить денег: здание-призрак привели в порядок и передали премьер-министру Республики Корея и его аппарату. В ходе ремонта присутствовавшая в здании ранее японская символика была уничтожена и заменена на корейскую.
Только в 1985 году чиновники навсегда покинули бывшее здание администрации генерал-губернаторства, и оно было передано Национальному музею, проработавшему в его стенах чуть больше десятилетия.
Однако здание и его прошлое постоянно вызывали чувство дискомфорта у корейцев – при этом парадоксальным образом по мере того, как колониальные времена всё больше становились частью истории, связанные с ними негативные эмоции усиливались. Тот факт, что в здании когда-то размещалась колониальная администрация, перевешивал и его архитектурную ценность, и его историческое значение, так что в середине 1990-х гг. было принято решение о его сносе. За этим решением стоял президент Ким Ён-сам, который всегда был готов повысить свою популярность, продемонстрировав жёсткость в отношениях с Японией. Снос давал возможность освободить занятую зданием территорию и вернуть её первоначальному владельцу – дворцу Кёнбоккун.
15 августа 1995 года Корея отметила пятидесятую годовщину независимости, и именно в этот день начался демонтаж Сеульского Капитолия: кран снял знаменитый купол, венчавший здание. Работы заняли несколько месяцев, и сейчас здание администрации генерал-губернаторства, которое оставалась центром корейской политической и административной жизни в течение шести десятилетий, теперь можно увидеть только на старых фотографиях.
Среди разнообразных вопросов, которые когда-то вызывали большую озабоченность колониальных властей, следует упомянуть проблему регулирования проституции. Коммерческий секс в Корее в колониальную эпоху был разрешён и облагался налогом. О проституции пойдёт речь в следующей главе.
15Любовь на продажу
1916 г. – колониальная администрация вводит общекорейские правила, регулирующие проституцию
Традиционно в странах Восточной Азии внебрачный секс не осуждался – если говорить о мужчинах, разумеется. Коммерческий секс тоже на вызывал особой озабоченности.
Однако в Корее в старые времена проституция была явлением на удивление редким. Только самые богатые и влиятельные люди могли позволить себе иметь дело с куртизанками кисэн, в то время как простолюдинам коммерческий секс был практически недоступен. В исторических документах иногда встречаются упоминания о дешёвой проституции для народных масс, но, судя по всему, то были исключения, а не правило.
В наши дни корейские националисты любят напоминать об этом историческом факте, который является для них очередным доказательством «духовной чистоты корейцев». Однако этому феномену можно найти и более прозаические объяснения. В старой Корее почти отсутствовал класс зажиточной городской протобуржуазии, который во всём мире является основным потребителем платных секс-услуг. Поэтому получилось так, что проституция в Корее появилась поздно и во многом под влиянием Японии.
Ворота Намдэмун в 1920-е гг. Уже есть электричество и трамвай и установлены фонари в стиле европейского модерна, но улицы ещё не асфальтированы, а большинство людей одеты в традиционную одежду (корейскую или японскую)
Япония, отказавшись в 1850-х гг. от политики самоизоляции, вскоре вступила в период быстрого экономического развития. Тем не менее в течение десятилетий она оставалась очень бедной страной, и некоторое время «экспортноориентированная» проституция была одним из важнейших источников валюты. Японские проститутки, которых называли караюки-сан (дословно – «те, кто едет за границу»), занимались своим ремеслом по всей Азии – от Сиднея до Владивостока, от Шанхая до Сингапура – как правило, под присмотром японских владельцев публичных домов. Присутствовали они и на российском Дальнем Востоке, где с этими барышнями имел дело, в частности, А. П. Чехов, в частной переписке высоко оценивший их профессиональные качества. Деньги, которые караюки-сан посылали на родину, служили третьим по значению источником иностранной валюты для Японии на рубеже XIX и XX веков.
Находящаяся по соседству Корея входила, разумеется, в число тех стран, где караюки-сан работали с полной отдачей. Вопреки популярному представлению, которое активно распространяют корейские националистические пропагандисты, типичный акт коммерческого секса в Корее 1910–1920-х гг. происходил вовсе не между похотливым японцем и несчастной корейской девушкой, которую в проституцию загнала нужда. На деле более распространённой была ситуация, когда кореец (предположительно, на самом деле похотливый) платил за секс японской проститутке (которая занялась этим делом, скорее всего, действительно не от хорошей жизни). До 1910-х гг. японки составляли подавляющее большинство проституток в Корее, да и в 1920-е гг. японок в этом бизнесе было больше, чем кореянок, хотя разрыв постепенно сокращался.
Японские сутенёры и их подопечные были одними из первых, кто прибыл в Корею после того, как в 1876 году она открыла три порта – Пусан, Вонсан и Инчхон – для внешней торговли. Как указано в одном из донесений японского консула, уже в 1881–1882 гг. в Пусане было около сотни японских проституток. Ещё несколько десятков караюки-сан трудились в Вонсане.
Японское консульство в Пусане с самого начала добивалось от МИДа в Токио решения легализовать японскую проституцию в открытых портах Кореи – при условии, что консульство будет осуществлять контроль над японскими борделями и иными сходными заведениями. В 1881 году, после некоторых колебаний, проституция в Пусане и Вонсане (но не в Инчхоне!) была легализована. В связи с этим консульства в Пусане и Вонсане выпустили официальные инструкции для борделей, более или менее напоминаю