Не только кимчхи: История, культура и повседневная жизнь Кореи — страница 24 из 85

щие те, что действовали тогда в самой Японии.

Согласно инструкциям консульств, проститутки должны были регистрироваться и проходить регулярные обследования на венерические заболевания, а сутенёры обязаны были платить налоги. К 1883 году в девяти борделях Пусана официально работали 94 проститутки, а мужское японское население города на тот момент составляло 997 человек – в основном молодых и одиноких.

На том этапе коммерческий секс был занятием, в котором и в качестве клиентов, и в качестве работниц, и в качестве организаторов выступали исключительно японцы. Когда около 1880 года японский сутенёр в Пусане нанял в свой бордель четырёх кореянок, его заведение было тут же закрыто, а его самого и его работниц наказали. Произошло это при активном участии японского консульства, которому совсем не были нужны конфликтные ситуации и трения на коммерческо-сексуальной почве. До середины 1890-х гг. японское консульство в Пусане прилагало все усилия для того, чтобы в индустрии коммерческого секса, которая в то время обслуживала преимущественно японскую клиентуру, трудились исключительно японки.

Как отмечалось, проституция была легализована только в двух из трёх портов, открытых для иностранной торговли. В Инчхоне, ещё одном открытом порту, легализация проституции произошла далеко не сразу. Японский МИД упорно отказывался легализовать бордели в этом городе (напомню ещё раз: в то время подразумевалось, что персонал борделей будет состоять из японок и обслуживать они будут японцев). В Токио считали, что легализация проституции в Инчхоне приведёт к ухудшению имиджа Японии в мире. В отличие от Пусана и Вонсана, где иностранные общины практически полностью состояли из японцев, в Инчхоне проживало довольно много подданных западных стран. На дворе была Викторианская эпоха, известная своим (во многом показным) пуританством, а японцы в те времена чрезвычайно трепетно относились к тому, что о них подумают на Западе.

Несмотря на запреты и отказы, консульство в Инчхоне продолжали давить на начальство в Токио, добиваясь разрешения на легализацию проституции по примеру Пусана. Консульские работники говорили об опасности распространения венерических заболеваний и о прочих проблемах, связанных с подпольной проституцией. Однако Токио оставался непреклонен. Ответные депеши разъясняли, что японское правительство не может открыто одобрить такой морально сомнительный вид деятельности в городе, где постоянно находится значительное количество выходцев из стран Запада.

Будучи дисциплинированными государственными служащими, сотрудники консульства выполняли указания центра и продолжали всеми силами поддерживать порядки, которые сами считали контрпродуктивными. Пытаясь перекрыть «канал поставок», японское консульство в Инчхоне на время полностью запретило въезд в Корею всем японкам от 13 до 30 лет, если они только не были членами семей японских мигрантов или сотрудницами ряда официально признанных и уважаемых японских компаний. Мера эта не помогла: присутствие в городе большого количества молодых, здоровых и холостых японцев, привыкших к легкодоступному коммерческому сексу у себя на родине, не могло не создавать спроса на проституцию – вне зависимости от того, была она легальной или нет.

Только приход японских войск на Корейский полуостров во время Японо-китайской войны 1894–1895 гг. сделал официальное признание борделей неизбежным. Примерно в то же время японские сутенёры начали обманом или силой вовлекать в свой бизнес и кореянок. К 1895 году проституция в Корее перестала быть исключительно японским занятием.

Около 1900 года стали появляться первые специализированные «кварталы красных фонарей». Некоторые источники утверждают, что и здесь пальма первенства была у Пусана, но, судя по всему, в этот раз Инчхон опередил конкурента: первый такой квартал появился в Инчхоне в декабре 1901 года, тогда как в Пусане это произошло несколько месяцев спустя, в июле 1902 года. Вслед за этим такие кварталы появились в Вонсане (1903), Сеуле (1904) и других городах с крупными японскими общинами. В течение нескольких последующих лет была введена система обязательных медицинских осмотров и иных мероприятий, направленных на профилактику венерических заболеваний.

В 1908 году завершилась целая эпоха: специальным указом был отменён освящённый веками и официально признанный институт кисэн. С этого момента регулированием деятельности куртизанок стали заниматься ассоциации кисэн, своего рода гильдии. Изменение привело к тому, что грань между кисэн и элитными проститутками, и без того довольно зыбкая, стала исчезать.

31 марта 1916 года канцелярия японского генерал-губернатора Кореи выпустила сборник правил по регулированию проституции в колонии. В корейской историографии публикацию правил 1916 года очень часто преподносят как отправной момент в истории проституции в стране. Как мы видели, это не совсем так, поскольку какие-то правила, регулирующие секс-индустрию, пусть и направленную изначально исключительно на японцев, существовали в Корее как минимум с 1881 года. Тем не менее правила 1916 года являются важным документом, который заменил все местные предписания общенациональными нормами. Его действие длилось вплоть до падения колониального режима.

Согласно статистическим данным, в 1910 году, то есть в первый год колониального правления, по всей Корее насчитывалось 5294 профессиональные проститутки. В то время население Кореи составляло примерно 17 млн человек, и, соответственно, одна представительница древнейшей профессии приходилась примерно на 3000 жителей, что вообще-то довольно мало для доиндустриального общества с сильной патриархальной моралью. Абсолютное большинство проституток – 4091 – тогда были японками. Кореянок среди них было 1193, а оставшиеся десять были зарегистрированы как «иностранки» (скорее всего, это были китаянки, обслуживавшие в основном китайскую клиентуру).

Только в 1930 году число кореянок среди проституток сравнялось с числом японок: в тот год в официально зарегистрированных борделях трудились 4485 кореянок и 4431 японка (а также четыре «иностранки»). Однако, хотя абсолютное число корейских и японских проституток и сравнялось, следует помнить, что корейцы тогда составляли около 98 % всего населения страны. В пропорциональном отношении присутствие кореянок в секс-индустрии оставалось низким вплоть до окончания колониального периода.

В 1942 году информация о работницах сферы интимных услуг была официально опубликована колониальными властями в последний раз (в 1943 и 1944 годах у них были дела поважнее учёта проституток). По состоянию на 1942 год в Корее было около 15 625 проституток, из которых 5455 были японками и 10 169 – кореянками (плюс одна «иностранка»).

Необходимо сделать одно важное пояснение: в приведённые выше данные не включены так называемые женщины-утешительницы – несчастные девушки, которых обманом или силой отправили обслуживать сексуальные нужды японских военных в гарнизонах в Китае и на островах Тихого океана. Счёт этим девушкам шёл на десятки тысяч, и о них следует говорить отдельно.


«Кисэн любуется речной гладью». Из японской коллекции художественной фотографии, посвящённой Корее. Снимок снабжён поэтической подписью, в которой сообщается, что девушка эта смотрит на реку и думает о своих далёких родителях. Фотография 1930 года из японского географического журнала


Жизнь элитных куртизанок была полна гламура – по крайней мере, на первый взгляд, ведь несколько наиболее высокооплачиваемых кисэн и гейш имели доходы, которые превосходили зарплату самого генерал-губернатора. Однако большинство женщин в секс-индустрии колониальных времён были даже не столько наёмными работницами, сколько полурабынями. От них требовалось отдавать «долги» своим хозяевам. В долг включались все расходы, которые хозяин потратил на содержание девушки: плата за жильё, одежду и многое другое, а также деньги, которые хозяин заплатил родителям девушки при её «найме». Долги эти были большими, а процент – высоким, поэтому расплатиться было крайне сложно. В 1932 году в Пхеньяне долг, числившийся за японской проституткой, составлял от 700 до 2500 вон, а за корейской – от 200 до 700 вон (средняя зарплата в городах в то время составляла примерно 15–20 вон в месяц).

Корейские проститутки низшей категории зарабатывали в месяц около 30–40 вон. Ежемесячный доход элитной японской проститутки, которая ещё умела и развлечь клиента связной беседой, приближался к 200 вонам. Поскольку в качестве выплат по долгу проститутки обычно отдавали около половины своего заработка, сумма, которая оставалась на жизнь элитной проститутке-куртизанке, составляла приблизительно 100 вон – тоже неплохие деньги по тем временам, примерно равные зарплате ведущего профессора в университете. С другой стороны, низкооплачиваемым корейским проституткам после уплаты процентов по долгу приходилось жить на 15–20 вон в месяц.

Девушки, занятые в этом бизнесе, по большей части были очень молоды: в конце 1930-х гг. 86 % всех зарегистрированных проституток были моложе 25 лет (японки обычно бывали немного старше кореянок). 84 % кореянок не имели вообще никакого образования, в то время как большинство японок окончили как минимум начальную школу и были грамотны.

Помимо откровенной продажи сексуальных услуг за наличные, в колониальной Корее были занятия, которые трудно однозначно охарактеризовать как проституцию, но которые были к ней довольно близки. Женщины, вовлечённые в некоторые профессиональные сферы (например, официантки кафе и табанов), рассматривались общественным мнением как «почти проститутки», готовые либо переспать с любым, кто может за это заплатить, либо рассмотреть предложения о спонсорстве одного или нескольких состоятельных мужчин.

Появление в Кёнсоне кафе и табанов означало, что в корейской столице возник спрос на новые формы развлечений. Одним из новых развлечений стал зрелищный спорт, о чём расскажет следующая глава.

16Командный дух