Основная мысль Ли Кван-су сводится к простому тезису: «Я хочу, чтобы со мной обращались как с полноценным человеком. И если смена имени – необходимый шаг для достижения этой цели, что ж, так тому и быть».
В 1940 году идея независимого Корейского государства для большинства корейцев выглядела утопией. Японская империя казалась неуязвимой, а сопротивление – бессмысленным, так что попытки приспособиться к ситуации представлялись наиболее разумным решением. Многие в Корее были готовы пожертвовать частью своей идентичности, если в качестве награды за такую жертву сулили равноправие с жителями самой Японии.
Губернатор Минами Дзиро и другие вдохновители кампании, кажется, искренне считали, что успех их деятельности продемонстрировал факт, что ситуация под контролем и корейцы искренне поддерживают империю. Однако они оказались не правы. Взрыв восторга, которым в августе 1945 года корейцы встретили сообщение о капитуляции Японии, отчётливо показал, какого будущего для своей страны они желали.
Американская военная администрация объявила об отмене закона о смене имён, и в течение нескольких недель после освобождения Корейского полуострова японские имена бесследно исчезли. Впрочем, иногда об их недолгом существовании приходится вспоминать и сейчас: когда корейцу требуется архивная справка, связанная с деятельностью предков в 1940–1945 годах, для её получения обычно нужно знать, какое именно японское имя взял себе тогда прадед (или прабабка).
После освобождения страны корейские имена появились не только у корейцев, но и у их столицы – в 1946 году, в ознаменование первой годовщины освобождения страны, город Кёнсон был переименован в Сеул – об этом, равно как о прежних именах корейской столицы и превращении Сеула в современный город-государство, пойдёт речь в следующей главе.
26Четыре имени корейской столицы
1946 г. – корейская столица официально становится городом Сеулом
Хотя с самого начала российско-корейских контактов столица Кореи на наших картах именуется Сеулом, в самой Корее это название стало официальным только в августе 1946 года – по инициативе американской военной администрации, которая тогда управляла южной частью Корейского полуострова.
В разговорной речи это слово широко употреблялось с самых давних времён (по-корейски слово Сеул как раз и означает «столица»), но вот в официальных документах город до 1911 года именовался Хансон, то есть «крепость на реке Хан», или Ханъян.
Старый Хансон (Сеул XIV–XIX вв.) был городом относительно небольшим – по крайней мере, по современным стандартам. В этом, в общем-то, нет ничего удивительного: большинство городов доиндустриальной эпохи не отличалось многолюдностью. На начало XIX века на планете существовало всего лишь 4–5 городов, население которых достигало миллиона человек или хотя бы приближалось к этому уровню (Пекин, Лондон, Эдо (Токио) и Стамбул). Большинство городов были гораздо меньше. В Европе XVIII века город с населением в 30 000–40 000 человек считался крупным, и даже в Париже в конце XVIII – начале XIX в., во времена Французской революции и Наполеона, было всего лишь 540 000 жителей.
Вид центрального Кёнсона (Сеула) в конце 1910-х гг. В центре фотографии видно двухэтажное светло-серое здание Центрального банка. Справа от него полосатое здание почтамта. На заднем плане можно увидеть здание отеля «Тёсэн», а за ним – старое здание мэрии, которое будет снесено через несколько лет после того, как была сделана эта фотография
Сеул не был исключением. На протяжении всего правления династии Ли, то есть с конца XIV и до начала XX века, численность населения корейской столицы составляла от 120 000 до 180 000 человек. Впрочем, и в те далёкие времена Хансон по числу жителей с немалым отрывом лидировал среди корейских городов. Второе и третье места в начале XIX века делили между собой Пхеньян и Кэсон, население каждого из которых составляло чуть менее 30 000 человек (впрочем, статистика тех времён неточна и относиться к ней нужно с осторожностью). Тэджона и Пусана в начале XIX века ещё не существовало.
Старый Сеул располагался на правом, северном берегу реки Ханган, причём на берег реки город тогда не выходил: между южной городской стеной и Ханганом оставалось довольно большое пространство, занятое предместьями и огородами. Отчасти эта необычная черта городской топографии была вызвана естественными причинами: летом, во время муссонных дождей, Ханган разливался, затапливая немалую территорию, и город стали строить на некотором расстоянии от реки именно для того, чтобы избежать регулярных затоплений. На участке, отделявшем городские стены от берега реки, впоследствии выросли нынешние районы Мапхо и Итхэвон.
Как и большинство средневековых городов, Хансон был окружён стенами, общая протяжённость которых составляла 18,6 км. Площадь внутристенного Хансона равнялась примерно 20 км2. Впрочем, к концу XIX века в подчинении городских властей оказалась и часть предместий, находившихся за пределами городских стен. Тогда юрисдикция столичных властей распространялась на территории, отстоявшие от городских стен на расстояние до 4 км. Таким образом, с учётом этих предместий, площадь города к 1900 году равнялась примерно 110 км2.
Военное значение стен корейской столицы, скажем прямо, было несколько сомнительным. За всю историю династии Ли корейское правительство не предприняло ни одной попытки оборонять город. В случае вражеского нашествия или серьёзного мятежа правительство немедленно выводилось в укрепления, построенные специально на такой случай на острове Канхвадо, в районе нынешнего Инчхона, либо же эвакуировалось к северной границе, поближе к китайским союзникам. Городские стены играли, скорее, административно-полицейскую роль. В десять часов вечера городские ворота закрывались, после чего город был надёжно изолирован от всякого рода праздношатающейся криминальной публики. Стены могли также остановить плохо вооружённую крестьянскую армию или ополчение взбунтовавшихся местных дворян. На большее они не годились, но для большего они и не предназначались.
В 1910 году Корея стала японской колонией, и новые власти решили переименовать корейскую столицу: в 1911 году ей было присвоено название Кёнсон, то есть столичный город Здесь следует заметить, что эти два китайских иероглифа, как и (почти) все китайские иероглифы, имеют и корейское, и японское чтение. По-японски иероглифы читаются как Кэйдзё, так что это название тоже иногда можно встретить, когда речь заходит о корейской столице в колониальные времена.
В 1908 году городские стены начали сносить. Сейчас от старых стен осталось лишь около 12 км – они сохранились в основном там, где проходили по склонам гор и не могли помешать современному общественному транспорту.
В ходе административной реформы 1914 года японские власти почти в семь раз сократили площадь города, выведя из его состава обширные, но малолюдные пригороды, в результате чего на протяжении 1914–1936 гг. площадь Сеула (то есть, конечно, Кёнсона) составляла 36,18 км2. В результате сократилось и население столицы – впрочем, не очень значительно, так как «потерянные» территории были в основном малонаселёнными предместьями. В 1915 году в Кёнсоне (Сеуле) насчитывалось 241 000 жителей.
При этом надо учесть обстоятельство, о котором в Корее сейчас вспоминать не очень любят: в двадцатые и тридцатые годы значительную часть жителей города составляли японские переселенцы. В 1915 году доля этнических японцев равнялась 26,1 %, а в 1935 году – 28,0 % от всего населения Кёнсона (для сравнения – примерно такой была доля русских в населении Ташкента перед распадом СССР). Все японцы были насильственно депортированы из страны в 1945–1947 гг., а их имущество полностью конфисковано. Исключение было сделано лишь для немногочисленных этнических японцев и японок, состоявших в браке с корейцами (при желании смешанные семьи могли остаться в Корее – о таких семьях см. главу 23).
Двадцатые годы стали временем постепенного роста Кёнсона, так что к 1930 году население города составляло 350 000 человек. Поначалу население столицы росло медленно, но в середине 1930-х гг. этот рост резко ускорился. Связано это было в первую очередь с изменением политики, которую Токио проводил в колонии. С середины тридцатых годов японские власти стали ударными темпами развивать промышленность Кореи, вкладывая немалые средства – как частные, так и государственные – в горнорудную, химическую и металлургическую промышленности, машиностроение, в развитие транспортной и энергетической инфраструктуры. Результатом стало резкое ускорение урбанизации.
Эти процессы были особенно заметны в северной части страны, где в основном и строились новые предприятия, но и главный город колонии тоже не оставался в стороне от перемен – тем более, что японский капитализм был очень бюрократизированным, так что головные корейские офисы большинства корпораций располагались именно в столице, поблизости от администрации колонии, с чиновниками которой предпринимателям приходилось согласовывать самые разные вопросы. Всего лишь за семь лет население Кёнсона удвоилось и к 1937 году составило 706 000 человек, а в 1942 году численность населения корейской столицы впервые за историю города превысило миллионную отметку (по данным муниципалитета, население Кёнсона (Сеула) в 1942 году составило 1,114 млн человек).
Росло не только население, но и территория города. В 1936 году административная территория Кёнсона была расширена до 134 км2. Кроме того, именно в 1936 году город впервые «переправился через реку». До этого Сеул, как уже говорилось, располагался исключительно на правом (северном) берегу реки Ханган. По результатам административной реформы 1936 года в границах города оказался остров Ёыйдо, где сейчас находятся корейский парламент и основные центры политической власти (об этом подробнее см. главу 38), а также прилегающие районы на левом (южном) берегу Хангана, то есть нынешний район Ёндынпхо. В 1944 году произошло ещё одно, совсем небольшое, расширение городских границ, в результате чего площадь города увеличилась до 136 км