кулькули чук (дословно – «хрюшкина кашка»).
Выгрузка продовольственной помощи в порту Пусана, апрель 1952 года. Голода и в Пусане, и в других крупных городах, в которых в начале 1951 года скопились миллионы беженцев, удалось избежать. Главная причина этого – поставки иностранной (в основном американской) продовольственной помощи
Существовали, разумеется, и более традиционные виды зарабатывания денег. Люди работали носильщиками, продавали еду на улицах или даже устраивались на немногочисленные функционирующие предприятия города. Таких вакансий было крайне мало, поэтому перед проходными заводов и фабрик каждое утро можно было наблюдать длинные очереди.
Работа на военной базе была мечтой многих, но попасть туда удавалось единицам. В обстановке крайней бедности, как правило, повышается уровень преступности, однако, судя по всему, в Корее в те времена это не было большой проблемой. Впрочем, мелкое воровство являлось довольно распространённым явлением (в Пусане даже появилась поговорка: «Глаза закроешь, у тебя и нос своруют!»).
По итогам войны количество христиан в Корее выросло в несколько раз, хотя в 1950 году всего лишь 1 % населения придерживался «западной религии». Корейские церкви имели очень тесные связи с религиозными организациями США и поэтому могли относительно свободно доставать продовольствие и товары первой необходимости, которые потом распределяли среди прихожан. Принадлежность к какой-либо церкви была важным элементом жизни беженца.
Конфуцианская традиция социальной ответственности и взаимопомощи также сыграла свою роль. Местные жители обращались к своим более зажиточным землякам с различными просьбами и зачастую помощь получали. Временами беженцы часто даже селились в богатых домах с разрешения их владельцев.
Война оказала большое влияние и на личную жизнь людей. Мужчины – по своей воле или по призыву – оказывались в армии, а некоторым приходилось скрываться от мобилизации и даже от политического преследования. При этом одни прятались от белых, а другие – от красных. Женщинам приходилось не только заниматься детьми и стариками, но и искать источники доходов, например продавать вещи. Поскольку абсолютное большинство женщин-кореянок не имели образования и не были обучены каким-либо ремёслам, то единственным доступным им видом трудоустройства был неквалифицированный физический труд, включая и работу прислугой в богатых домах.
Условия войны и присутствие в стране иностранных войск способствовали процветанию проституции. Гарнизоны «войск ООН» очень быстро оказались окружены районами со специфической инфраструктурой и контингентом. Здесь селились молодые женщины, зарабатывавшие на жизнь не только интимно-сексуальным, но и бытовым обслуживанием солдат: они готовили, стирали, чинили одежду. Кроме того, вокруг военных баз появлялись бары и магазины, специально рассчитанные на военнослужащих. Как следствие, в таких районах стали рождаться дети смешанного происхождения. Мононациональное корейское общество тогда таких детей решительно не принимало, поэтому почти все они были отправлены за границу на усыновление.
Проституция, разумеется, процветала не только в непосредственной близости от гарнизонов иностранных войск (там она просто лучше оплачивалась), но и вокруг бараков южнокорейских военных, а также около лагерей беженцев. Несмотря на то что девушкам, обслуживающим иностранцев, лучше платили, тех, кто обслуживал соотечественников, было много больше.
При всём этом даже в самые тяжёлые военные годы в корейском обществе не только поддерживался, но даже повышался процент тех, кто получал образование. Примерно 70 % всех детей школьного возраста регулярно посещали занятия даже в тяжелейшем 1951 году, а к 1953 году эта цифра выросла до 75 %. Никого на останавливало даже то, что уроки приходилось проводить прямо под открытым небом или, если повезёт, в армейской палатке.
В 1950–1951 гг. типичная школа в лагере беженцев представляла собой огороженную территорию, где ученики сидели прямо на земле. В одном таком «классе» могло быть до ста человек. Катастрофически не хватало ручек и бумаги, одним учебником могли одновременно пользоваться пять школьников. Тем не менее уроки проходили согласно расписанию. В эвакуации и лагерях беженцев работали даже университеты.
В отличие от студенческих движений 1965–1990 гг., где тон задавали левые радикалы, студенты 1950–1953 гг. были в массе своей приверженцами правых взглядов. Во времена правления Ли Сын-мана в вузах действовало множество молодёжных организаций правого толка, вступать в которые обязывали всех студентов университетов. Впрочем, не следует всё сводить к давлению сверху: как уже говорилось, южнокорейские студенты в те времена обычно придерживались правых взглядов. Эти организации занимались изготовлением пропагандистских материалов, а также проводили многочисленные демонстрации в поддержку правительства.
После перехода к позиционной войне весной 1951 года жизнь населения в какой-то степени нормализовалась. Нехватка основных продуктов питания оставалась острой проблемой, но, в отличие от северян, южанам не приходилось опасаться массового голода.
27 июля 1953 года китайские, северокорейские и американские представители подписали в местечке Пханмунджом соглашение о прекращении огня. Корейская война завершилась не подписанием мирного договора в привычном нам значении, а всего лишь заключением перемирия, то есть договорённости о прекращении активных боевых действий. Тем не менее военные действия завершились, а беженцы начали покидать Пусан и иные города Юга. Жизнь возвращалась в привычное русло.
События Корейской войны вывели Корею – небольшой полуостров на крайнем востоке Евразии – на авансцену мировой политики. В новых условиях печать на английском языке, которая существовала в стране и раньше, приобрела особое значение, превратившись для власти в важнейший инструмент дипломатии и пропаганды. О том, как менялась английская пресса в Корее на протяжении последних 130 лет, мы поговорим в следующей главе.
30Пресса не для своих
1950 г. – основана газета Korea Times
В отличие от СССР (России) и большинства стран Европы, где пара французский – немецкий окончательно уступила первенство английскому лишь несколько десятилетий назад, в Корее и других странах Восточной Азии французский, немецкий, русский или испанский всегда играли весьма скромную роль. Языком большого мира и – главное – языком модернизации в Корее с 1890-х гг. был английский – и не удивительно, что примерно тогда же в Корее стала появляться периодическая печать, выходившая на этом языке.
Первое периодическое издание на английском, посвящённое Корее и всему, что с ней связано, носило вполне предсказуемое название Morning Calm, то есть «Утреннее спокойствие» (одно из названий Кореи, Чосон, переводится как «[страна] утреннего спокойствия»). Интересно, что Morning Calm редактировали в Корее, но печатали примерно в 10 000 км от неё, в Лондоне. Выпуском издания занимались англиканские миссионеры, и первый его номер увидел свет в июле 1890 года. Содержание Morning Calm касалось в основном миссионерской деятельности. Однако, несмотря на такую узкую специализацию (а может, наоборот, именно благодаря ей), Morning Calm оказался чрезвычайно жизнеспособным проектом, просуществовавшим почти сто лет, до 1987 года.
Всего через два года после начала публикации Morning Calm в Корее появилось второе англоязычное периодическое издание – журнал Korean Repository, который издавали миссионеры методистской церкви с 1892 по 1898 год. Он был уже не просто миссионерским бюллетенем: журнал стремился стать научным и политическим изданием, посвящённым обсуждению проблем, связанных с Кореей.
Первой полноценной англоязычной газетой Кореи стала газета Independent. Корейское название этого издания – «Тоннип синмун» – сейчас знакомо каждому образованному корейцу. Многие вообще считают «Тоннип синмун» первой корейской газетой. Это, конечно, не так: газеты в Корее выходили и ранее (см. главу 5), но нет никаких сомнений, что это издание во многом определило лицо корейской журналистики. Хотя «Тоннип синмун» и считается корейской газетой, она вообще-то была изначально создана как газета двуязычная: каждый её номер содержал материалы как на английском, так и на корейском языках.
В этом нет ничего удивительного, поскольку учредителем «Тоннип синмун» являлся Со Чэ-пхиль, чья жизнь была весьма необычной даже для тех бурных времён. Ещё очень молодым человеком Со Чэ-пхиль вошёл в ряды радикальных модернизаторов, принял участие в неудачной попытке переворота 1884 года, после чего бежал в США, где окончил медицинский факультет, женился на американке (дочери одного из основателей американской почтовой системы) и стал одним из первых корейцев, принявших гражданство США. В Корею Со Чэ-пхиль – полный грандиозных планов – вернулся в 1896 году.
Первый номер «Тоннип синмун» был отпечатан 7 апреля 1896 года. Газета состояла из четырёх страниц, одна из которых целиком выходила на английском языке. Английский подзаголовок описывал издание как Journal of Korean Commerce, Politics, Literature, History and Art, что можно перевести как «Газета корейской торговли, политики, литературы, истории и искусства». «Тоннип синмун» выпускалась в двуязычном формате до 1898 года, когда английское и корейское издания разделили, превратив в две разные, хотя и связанные друг с другом, газеты.
Та политическая линия, которую проводила редакция «Тоннип синмун», раздражала и реакционеров при дворе, и прояпонскую фракцию, поэтому газета часто становилась объектом нападок властей. В мае 1898 года Со Чэ-пхилю пришлось покинуть страну и вернуться в США, а в сентябре 1899 года англоязычное издание «Тоннип синмун» было закрыто (корейский вариант газеты просуществовал немного дольше – до декабря того же года).
Закрытие «Тоннип синмун», однако, не означало конца англоязычной прессы в Корее. В 1904 году британский журналист Эрнест Томас Бетелл, убеждённый противник колониальной экспансии Японии, основал газету