Любопытно, что в те времена корейских секс-работниц, обслуживавших иностранных военных, вполне официально называли женщинами-утешительницами (вианбу). Термин этот восходит ко временам японского колониального правления – так именовались кореянки, которые оказались в военно-полевых борделях японской армии. В современном корейском языке это термин имеет исключительно отрицательные коннотации, но в шестидесятые годы в слове не видели ничего особенного и употребляли его спокойно.
В конце 1960-х гг. валютная проституция в Корее получила новый импульс. Связано это было с появлением в Корее японских туристов. Собственно говоря, других туристов в Корее тогда почти и не было: японцы составляли примерно три четверти от тех, кто приезжал в страну с туристскими целями. Япония тогда начинала быстро богатеть, однако у большинства японцев не было ни денег, ни времени на дальние поездки, так что на первых этапах своей истории, в начале семидесятых, японский выездной туризм был в основном туризмом в Корею. В 1971–1973 гг., всего лишь за три года, количество посетивших Корею японских туристов утроилось, увеличившись с 232 000 до 679 000 человек. За границу из Японии тогда выезжали мужчины средних лет, и многие из них в Корее отправлялись на поиски сексуальной экзотики. В этом смысле Корея играла для Японии такую же роль, которую сейчас для Европы и иных развитых стран играет Таиланд. В те времена южнокорейское правительство сознательно закрывало глаза на существование интердевочек, деятельность которых служила для бедной страны источником дополнительного валютного дохода.
Корейские историки, в силу своих идеологических пристрастий, склонны обращать особое внимание на валютную проституцию и проституцию вокруг американских баз, но в индустрии секса по-прежнему доминировал местный клиент. В середине и конце семидесятых, с массовым распространением в стране телефонов, появилась новая форма сексуального обслуживания – чайные с купонами. Речь идёт о табанах, которые в те времена существовали в Корее в огромном количестве. Некоторые из этих чайных являлись по своей сути заведениями секс-индустрии, так как клиент мог позвонить в табан и заказать доставку кофе на дом (или в мотель). По нынешним меркам, кофе этот был весьма сомнительного качества, однако на практике клиент заказывал не напиток, а девицу, которая (обычно – на мотороллере) привозила ему как заказ, так и саму себя. Любопытно, что традиционные чайные пришли в упадок после 2000 года и почти исчезли, но вот чайные с купонами благополучно существуют и в наши дни, хотя в основном – в провинции. Такие псевдочайные являют собой чистую форму проституции – в большинстве случаев у приехавшей по вызову барышни нет возможности отказаться от обслуживания клиента, в то время как во многих других заведениях допускается и подразумевается определённая свобода выбора.
Точную статистику числа проституток для последних десятилетий дать невозможно. Дело в том, что для большинства женщин, так или иначе связанных в Корее с коммерческим сексом, проституция уже с семидесятых годов являлась (и является) не основным, а дополнительным заработком. Всем в Корее хорошо известно, что женщина, работающая в сомнительном заведении (например, девушка из хостес-бара), в принципе может согласиться на платный секс с понравившимся ей гостем, но может также и отвергнуть его ухаживания, если гость её неприятен или не готов проявить необходимую щедрость. С другой стороны, сам факт работы в сомнительном баре вовсе не обязательно означает, что девушка занимается коммерческим сексом в целях приработка: многие из этих барышень просто кокетничают с посетителями, разговаривают с ними за жизнь и разводят их на покупку дорогого спиртного, за что им от заведения перепадают комиссионные.
Помимо уже упомянутых хостес-баров, в качестве прикрытия для коммерческого секса используются кафе и парикмахерские, массажные салоны, студии караоке. Разумеется, существуют многочисленные интернет-сервисы, с помощью которых находят клиентов корейские «индивидуалки» (для большинства из них коммерческий секс является просто формой приработка). Впрочем, по-прежнему попадаются в Корее и классические бордели старого стиля, которые выглядят, надо сказать, очень характерно: за огромными витринами, подсвеченными красным светом, на высоких табуретках сидят в ожидании клиентов фривольно одетые девицы.
Так выглядели «районы красных фонарей» в середине 1980-х гг., когда фотограф Чон Ён-син сделал серию снимков, посвящённых их быту. Маленькие комнатки, у входа в которые проститутки ждали клиентов
В Корее фирмы, которые работают в одной сфере (например, продажа компьютеров), обычно концентрируются в одних и тех же районах, по соседству друг с другом. Относится это и к поставщикам сексуальных услуг – впрочем, в последнем случае мы часто имеем дело с наследием созданной ещё в 1962 году системы особых районов. По состоянию на 2019 год во всей стране было 34 «района красных фонарей», но их количество постепенно сокращается.
Зыбкость границы между профессиональными проститутками, проститутками на полставки и потенциальными проститутками означает, что статистика может толковаться самым произвольным образом. Те, кто по тем или иным политическим причинам стремится преувеличить размах сексуальной индустрии в Южной Корее, относят к проституткам весь женский персонал заведений, которые имеют сомнительную репутацию и, следовательно, могут служить крышей для занятий проституцией. В результате появляются те гигантские цифры, которые в Корее любят цитировать политические активисты левонационалистического толка и радикальные феминистки. Хорошим примером такого широкого подхода является часто повторяемое (и совершенно фантастическое) утверждение о том, что проституция составляет 4 % корейского ВВП и что в Корее якобы имеется 300 000 проституток. Эти цифры просто отражают суммарный доход всех баров, караоке-салонов и прочих учреждений, под прикрытием которых теоретически может иметь место проституция, и учитывает всех женщин, которые в этих заведениях работают.
С другой стороны, те чиновники, журналисты или учёные, у которых есть причины занижать масштабы проституции, приводят невероятно скромные цифры, отражающие количество тех женщин, для которых проституция является единственным заработком, – такие работают «в районах красных фонарей». В 2019 году количество профессиональных проституток во всей стране было 3592, то есть в 80 раз меньше, чем утверждают те, кто склонен драматизировать проблему.
В целом можно с уверенностью сказать, что первая оценка (300 000) – завышена, а вторая (3600) – занижена. Скорее всего, сейчас в Корее насчитывается несколько десятков тысяч девушек с пониженной социальной ответственностью.
Приметой времени стало появление мужской проституции – почти исключительно в виде хост-баров, в которых относительно мускулистые и смазливые парни развлекают состоятельных клиенток, готовых за это (и, если договорятся, за последующее) удовольствие заплатить. Внимание к хост-барам был привлечено в ходе политического скандала, который в 2016 году привёл к отставке Пак Кын-хе, первой корейской женщины-президента. Тогда выяснилось, что Чхве Сун-силь, ближайшая подруга и советник президента Пак, была завсегдатаем подобных заведений. Любопытно, кстати, что мужчины в таких барах зарабатывают в среднем в два раза меньше, чем женщины-хостесы. Как ни странно, средний заработок хоста даже ниже среднего заработка по Сеулу.
В 2004 году левонационалистическая администрация президента Но Му-хёна предприняла едва ли не первую в истории страны серьёзную попытку справиться с проституцией или, по крайней мере, резко снизить её масштабы. Тогда правительство попыталось провести в жизнь запрет на проституцию, который, как уже говорилось, формально существует ещё с 1961 года. Попытки завернуть гайки вызвали немалые протесты, в том числе и впечатляющую демонстрацию протеста напротив здания парламента. Девушки, лица которых были закрыты медицинскими масками, пришли к парламенту под лозунгами «Мы тоже хотим есть». В последующие годы подобные выступления происходили каждый раз, когда власти пытались увеличить давление на работниц секс-индустрии.
Масштабы корейской проституции в последние пару десятилетий сократились – «районы красных фонарей», бывшие столь многочисленными до конца девяностых, после 2000 года стали исчезать один за другим. Сомнительно при этом, что правительственные кампании сыграли в этих изменениях хоть какую-то роль. Одной из причин стал уход секс-индустрии на просторы интернета: многие индивидуалки (в особенности те, для кого эта работа является, скорее, приработком) сейчас находят клиентов в Сети, что им и удобнее, и безопаснее. Однако, даже с учётом интернет-сектора, по большому счёту индустрия проституции в последние пару десятилетий сжимается в объёмах, и кризис этот с течением времени только углубляется.
Демонстрация секс-работниц не такая уж редкая картина в Корее начала XXI века. Все они в медицинских масках, так как не хотят, чтобы их случайно увидели и узнали по фотографии знакомые, друзья и соученики. Лозунг на первом плане: «Защитите наше право на жизнь!»
По данным опроса 2019 года, 14,0 % всех корейских взрослых мужчин имели секс с проституткой в течение предшествующего года (при этом 3,5 % имели только один такой контакт). В 2013 году доля таковых составляла 27 %.
Связано это с двумя причинами. С одной стороны, проституцию подкосила сексуальная революция. Вплоть до 1980-х гг. нравы в Корее были суровыми, девушки должны были хранить девственность до брака, а супружеская неверность была уголовно наказуемым преступлением. С другой стороны, эта строгость нравов сочеталась с весьма спокойным отношением к коммерческому сексу. С конца восьмидесятых ситуация стала быстро меняться, так что сейчас молодые корейцы и – главное – кореянки относятся к добрачному сексу так же спокойно, как, скажем, европейцы или россияне. У солдат или у студентов (в былые времена именно представители этих двух группы населения составляли едва ли не большинство клиентов в дешёвых публичных домах), да и вообще у молодёжи, сейчас куда меньше причин для того, чтобы отправляться на поиски проститутки: сексом по взаимному согласию и к взаимному удовольствию в наши дни можно спокойно заняться и с подругой.