Не только кимчхи: История, культура и повседневная жизнь Кореи — страница 60 из 85

В октябре 1970 года президент Пак Чон-хи предложил мэру Сеула устроить в центре острова Ёыйдо, поблизости от Национального собрания, огромную площадь. Предполагалось, что она станет самой большой площадью в мире: 1350 метров в длину и 300 метров в ширину. На ней должно было хватить места для 500 000–600 000 человек.

Просторной площади было дано название площадь Революции 16 мая. В те дни Революцией 16 мая именовался военный переворот 1961 года, в результате которого к власти пришёл Пак Чон-хи. Иногда здесь проводились масштабные политические мероприятия, из которых, пожалуй, наиболее значительным и запоминающимся событием стала встреча с Папой Римским в мае 1984 года. Позднее, после падения авторитарного правительства, площадь была переименована и получила политически нейтральное название площадь Ёыйдо.

Когда архитекторы начали готовить проект площади, они собирались устроить в центре острова обширное пространство, покрытое травой, во многом копируя то, как устроен центр Вашингтона. Однако на эти планы было наложено вето на самом высоком уровне. Дело в том, что гигантская лужайка, о которой мечтали архитекторы, не подходила для решения другой задачи, о которой в то время знали лишь немногие. Согласно правительственным планам, в случае начала войны необычно длинная площадь должна была послужить взлётно-посадочной полосой для эвакуации важнейших государственных учреждений, располагавшихся на острове.

К слову, в конце 1990-х гг. строители обнаружили в районе площади заброшенный бункер, построенный в начале 1970-х. По всей видимости, он был спроектирован в качестве убежища для высших чиновников (находка эта наделала много шума в корейских СМИ).

Однако военные понимали, что огромное открытое пространство в непосредственной близости от парламента и ряда ключевых государственных учреждений могло быть использовано и силами вторжения. Военные опасались, что спецназовцы Северной Кореи, реши они осуществить неожиданный налёт на центр города, могут использовать эту площадь для посадки самолётов с десантом. Поэтому каждую ночь на площади устанавливались заграждения, делавшие невозможной посадку даже лёгких самолётов.

Впрочем, площади этой больше нет. В 1996 году было решено, что огромная бетонная площадка в центре города мало его украшает, и в результате в 1997 году площадь была превращена в парк. Сейчас только необычная вытянутая форма выдаёт её изначальное предназначение как аэродрома для экстренной эвакуации.

Значительная часть острова Ёыйдо занята многоквартирными домами, которые были в основном построены в начале 1970-х гг. Они появились там потому, что городскому бюджету был нанесён немалый ущерб амбициозными планами Ким Хён-ока. За время его четырёхлетнего руководства Сеулом городские расходы увеличились в шесть раз, а вот доходная база оставалась неизменной, так что дефицит столичного бюджета достиг угрожающих размеров. Поскольку земля на острове Ёыйдо была городской собственностью, мэрия приняла решение о её продаже с целью покрытия накопившихся долгов. В мэрии решили, что, если продавать землю под строительство многоквартирных домов, это принесёт доход, который можно будет использовать для покрытий дефицита городского бюджета. Так на Ёыйдо появились многоэтажные микрорайоны. В то время дома, которые сейчас выглядят довольно скромно, являлись самым современным жильём, какое только можно было найти в Корее.


Один из первых микрорайонов многоэтажных домов, который был построен в середине семидесятых на острове Ёыйдо. На снимке видна любопытная особенность многоквартирных домов (апхатхы) того времени: в каждую квартиру вход отдельный, не из привычной нам (и обычной в современной Корее) лестничной клетки, а с опоясывающего здание балкона-галереи


В 1970-е гг. путеводители называли Ёыйдо корейским Манхэттеном. Однако к началу 1980-х стало ясно, что острову не суждено сыграть такую роль. Он и сейчас остаётся важнейшим центром сосредоточения государственной власти, но мало кто воспринимает его как воплощение современной урбанистической культуры. Эта роль бесспорно перешла к Каннаму – другому молодому району, который располагается на левом берегу реки Ханган и развитие которого тоже началось в конце 1960-х гг. (см. главу 48).

Те годы, когда на острове Ёыйдо кипело строительство, стали непростым временем для корейского кинематографа, причём парадоксальным образом неприятности ему принесли именно экономические успехи Кореи. Они сделали доступным телевизор, а распространение телевидения положило конец тому периоду в истории корейского национального кинематографа, который и ныне считают его вторым золотым веком.

39От расцвета до заката

1960-е гг. – второй золотой век корейского кинематографа

Восстановление независимости Кореи в 1945 году, как это ни удивительно, стало для кинематографистов серьёзным ударом. Хотя исчезла колониальная цензура, ей на смену тут же пришла цензура правоконсервативных и антикоммунистических режимов, во многих случаях более суровая и подозрительная, чем её предшественница. Независимость также означала разрыв устоявшихся связей с Японией и ознаменовалась началом экономического кризиса. Вдобавок очень скоро на страну обрушился кровавый ураган Корейской войны, и корейское киноискусство стало восстанавливаться только в середине 1950-х гг.

Однако восстановилось оно очень быстро. Сейчас историки корейского кино часто говорят о периоде с начала 1960-х и до начала 1970-х гг. как о втором золотом веке корейского киноискусства (подразумевается, что первый имел место в 1920-е и начале 1930-х гг.). Действительно, именно тогда, в 1960-е, работали такие замечательные режиссёры, как Ким Ки-ён, Ли Ман-хи и Син Сан-ок.

Косвенным, но весомым признанием заслуг последнего является то обстоятельство, что он и его жена актриса Чхве Ын-хи в своё время были по специальному распоряжению Ким Чен Ира похищены северокорейской разведкой, так что Син Сан-ок провёл несколько лет в Пхеньяне, не совсем по своей воле работая своего рода «старшим инструктором» в местной киноиндустрии. В этом качестве он непосредственно общался с Ким Чен Иром (до этого Син Сан-ок имел прямой выход на Пак Чон-хи).

Жанровый репертуар корейского кино того времени отражал особенности аудитории, состоявшей отчасти из молодёжи, а по большей части – из домохозяек. В те времена большинство замужних корейских горожанок не работало, так что у многих замужних дам было время для похода в кинотеатр. Мужчины работоспособного возраста, отцы семейств, как правило, на подобные удовольствия времени не имели, так как им приходилось работать по 12–14 часов в сутки. Поэтому на экранах тогда преобладали сентиментальные мелодрамы, которые не без иронии называли кинофильмами в стиле слезоточивого газа. В 1963 году, например, из 148 полнометражных фильмов, снятых в Южной Корее, к жанру мелодрамы относилась 81 картина. Популярностью пользовались также и истории из семейной жизни, снимать которые было дёшево и которые при этом заведомо вызывали интерес у домохозяек.

Параллельно государство не забывало о пропагандистском потенциале кинематографа и периодически субсидировало съёмки так называемых антикоммунистических фильмов, целью которых была демонстрация коварства и бесчеловечной жестокости северного соседа. Впрочем, иногда по разряду антикоммунистических проходили картины, которые в других странах сочли бы военно-приключенческими, то есть картины о недавней Корейской войне (воевали ведь с коммунистами? Значит, картину о войне можно считать антикоммунистической). Любопытно, что неполитические требования цензуры к антикоммунистическим фильмам были мягче, чем ко всей прочей кинопродукции. Например, эротические мотивы, которые в целом беспощадно изничтожались в обычных фильмах, в политически важных лентах могли и пройти через цензурные ограничения. Не случайно, что первый в корейском кино поцелуй показали в 1954 году в антикоммунистическом фильме «Рука судьбы» (целовались там, кстати сказать, роковая, но в чём-то трагическая шпионка-соблазнительница и благородный офицер южнокорейской армии).


Кинотеатр «Кукто» («Столичный») на улице Ыльчжиро. Как видно из афиш, в кинотеатре идёт костюмная историческая драма и несколько мелодрам. 1961 год


В 1962 году новое военное правительство приняло «Закон о кинематографе», который существенно ужесточил цензуру, а также привёл к перестройке всей системы кинопроизводства – её укрупнили, заставив студии и прокатные конторы сливаться в большие объединения. Некоторые фильмы (например, «Шальная пуля», сейчас неизменно входящая в списки лучших картин корейского кинематографа) были запрещены, как бы выразились в СССР, за очернение южнокорейской действительности.

В 1961 году в Сеуле работал 51 кинотеатр, а к 1972 году их число выросло до 118. По данным статистики, в 1966 году житель Сеула посещал кинотеатр в среднем 18,5 раза за год. Для сравнения, в 2015 году этот показатель был в три с лишним раза меньше – 5,9 посещений за год. Наконец, в 1970 году производство фильмов в Южной Корее достигло своего пика. В тот год студии страны произвели 231 полнометражный художественный фильм, то есть в два раза больше, чем было снято за весь колониальный период 1923–1944 гг.

Впрочем, когда житель Сеула (или другого корейского города) шёл в кинотеатр в 1960-е гг., скорее всего, он отправлялся туда вовсе не для того, чтобы посмотреть новый корейский фильм, – с куда большей вероятностью его привлекал очередной американский блокбастер. Действительно, доминирование Голливуда на корейских экранах, начавшееся ещё в 1910-е гг., продолжалось и после восстановления независимости. С другой стороны, японские ленты, игравшие большую роль в колониальные времена, после 1945 года полностью исчезли с южнокорейских экранов. После приобретения независимости в Корее был введён запрет на распространение в стране продуктов японской массовой культуры, к которой были отнесены все без исключения японские фильмы. Запрет был снят только в конце 1990-х гг., в президентство Ким Тэ-чжуна – лидер южнокорейских либерально-демократических сил относился к Японии, пожалуй, с большей симпатией, чем кто-либо ещё из числа южнокорейских президентов (за возможным исключением своего главного антипода – Пак Чон-хи, в молодости служившего офицером в японской армии).