мажка была сожжена, а пепел растёрт. Почти сразу же пришёл ответ.
Прочитав его, Сашка озадачено хмыкнул.
— Что там, командир? — вырвалось у Ивана.
— Приказано сегодня выдвинуться в определённый квадрат и ждать ночью самолёт с грузом. Нам скинут взрывчатку. А утром во время сеанса передадут новые вводные. М-да… — ответил тот.
— Нас по радиосигналу не засекут? — задал в свою очередь вопрос я. В памяти пробудились картины из фильмов, художественных и документальных, как на дорогах вставали грузовики с пеленгаторами, а немецкие цепи стрелков прочесывали деревни и леса в поисках советского радиста.
— Успеем уйти, — махнул он рукой. — Здесь сейчас множество станций работает. И вроде нашей, и у окруженцев в болотах с лесами. Чтобы фашисты навелись конкретно на нашу нужно быть очень невезучими.
И опять мы бежали. На СВО тоже приходилось бегать. Но там это была причина, связанная с особенностью штурмов и засильем дронов. Здесь же я бегал по вражеским тылам даже не столько для того, чтобы не быть пойманным, а для быстрого перемещения из одной точки в другую.
Весь вечер мы готовили место для приёма груза. Поляну не нужно было очищать от деревьев и кочек, так как самолёт не собирался садиться, но требовалось разложить несколько больших костров. А для них нужно найти сухие дрова, чтобы те быстро и ярко разгорелись.
— Когда-то наши предки собирали так бересту для писем, а сейчас приходиться губить деревья ради войны. Из-за проклятой фашисткой мрази, — просто так сказал Витька, сдирая вместе со мной березовую кору. Он занимался живым деревом. Я же снимал кору с поваленного, уже наполовину сгнившего. Потом всю свою добычу запихали внутрь высокого «шалашика» из сухих жердей и веток. Костры были большие. Около метра диметром и полтора метра в высоту. Кроме бересты в качестве растопки пошли в ход прошлогодние сухие стебли крапивы и репейника.
Как только с кострами было закончено, мы с Иваном полезли на макушки деревьев с биноклями, чтобы следить за окружающей местностью.
В полпервого ночи Сашка запалил костры. Через четверть часа они полностью разгорелись. На поляне и под окружающими её деревьями стало светло, как днём. Хоть мелкий газетный шрифт читай.
Примерно в час я услышал еле-еле уловимый звук авиационного мотора, о чём тут же сообщил Панкратову. С каждой новой отсчитанной минутой на часах шум летящего самолёта приближался. Очень скоро он стал звучать буквально над нашими головами. Самого самолёта мы так и не увидели, несмотря на зарево костров. Только парашют на сброшенном нам мешке. Тот приземлился среди деревьев метрах в двадцати от конца поляны. Ещё до того, как груз приземлился, только увидев светлое пятно парашюта, Панкратов принялся отдавать команды:
— Иван, Витя! Тушите костры! Андрей, охраняй! Хари, ты со мной!
Нам сбросили брезентовый мешок в форме сосиски с металлической рамой и кольцами из жести. Диаметром он был порядка пятидесяти сантиметров, а в длину что-то около двух метров. Внутри мы нашли шестьдесят килограмм взрывчатки, детонаторы к тротиловым шашкам, огнепроводной шнур, патроны к ППД, ручные гранаты, сухпаёк и две батареи к нашей радиостанции. Общий груз был чуть меньше центнера весом.
Мы забрали всё, хотя пришлось покряхтеть. С учётом уже имеющейся нагрузки каждый теперь тащил килограмм тридцать. Это я вам скажу прям очень много. Одно дело нести подобную ношу несколько километров, и совсем другое, когда дистанция увеличивается в десять раз.
Отойдя от раскиданных и засыпанных землёй костров на десять километров, мы устроили привал. Здесь же после рассвета состоялся очередной сеанс связи. Штаб поставил нам очередное задание.
— Приказано уничтожать эшелоны на железной дороге в районе Житомира. Сейчас гитлеровцы по ней гонят своих солдат и технику в сторону Киева, — сообщил нам Панкратов после расшифровки радиограммы.
— Ого! — присвистнул Иван. — Далеко же нам идти.
Я был с ним согласен. Где мы и где Житомир.
— Дойдём, — веско сказал, как поставил точку, Сашка.
Глава 13
ГЛАВА 13
На третий день мы вышли к северо-западу от Житомира. До города было около десяти километров, но уже на таком расстоянии всё вокруг было заполонено немцами. В каждой деревне и на каждом хуторе расквартировались части вермахта и СС. Как-никак, а до линии фронта всего несколько десятков километров.
— Тут патрулей как собак нерезаных, — заметил латыш.
Понимая всю ценность железной дороги, гитлеровцы охраняли её как банк с золотыми слитками. Постоянно проезжала ручная дрезина с четырьмя-пятью солдатами, дополнительно по насыпи патрулировали парные наряды. У одного из них всегда была собака.
— Теперь понятно, почему нас с севера за сотню вёрст сюда пригнали. Думаю, тут не одна наша группа сложила голову из тех, которых сюда десантировали, — тихо сказал Иван.
— Разговорчики, — холодно глянул на него Сашка.
— Так я же без задней мысли. Ничего такого не сказал. Нужно будет — первым жизнь отдам.
— Жизнь отдавать не надо. Пусть фашисты свои отдают. Так, всё. Думаем, как задачу выполнить, — произнёс он и посмотрел на меня. — Андрей, тебе по силам всё провернуть? Мы прикрываем.
— По силам. Но нужно время рассчитать, чтобы заряд не обнаружили патрули перед проходом эшелона, — ответил я ему. — Придётся мину ставить буквально перед паровозом.
— Значит, поставим.
Диверсию решено было провести к западу от города на небольшой горке, где составы спускаются. Это должно увеличить урон самой железной дороге и эшелону. Действовали почти без подготовки. Два часа вели наблюдение. А потом я получил приказ действовать.
— Хы-ы, — крякнул я, закинув на плечи два «сидора» с шестьюдесятью килограммами взрывчатки, и как мог быстро пошёл к путям, до которых было почти двести метров. Товарищи же и вовсе прятались в лесу в полукилометре от рельс. Ближе подобраться и остаться незамеченными не вышло. В таком удобном для диверсий месте деревья и крупный кустарник были вырезаны на огромном расстоянии от путей. Точнее вышло, но лишь у меня. Когда я уже был на насыпи, то увидел паровоз уже в начале спуска. Платформ в передней части, ожидаемых мной, у него не было. Вероятно, немцы ещё не начали страдать от последствий «железнодорожной войны», отсюда и отсутствие предохраняющих платформ с мешками. Их предназначение в защите паровозов от нажимных мин. Взрыв всё равно будет, но дорогой паровоз останется целым.
Маскировать рюкзаки уже не было времени. Да и смысла тоже. Состав просто не успеет остановиться. Поэтому я кинул мешки на рельсы, вытащил из каждого шашки с вставленными детонаторами и выдернул из каждого чеку. Дополнительно положил «эфку» без кольца под один из «сидоров». Несколько шашек тротила и граната были зачарованы, так что когда это всё рванёт, то мало не покажется никому.
«Особенно мне, — с этой мыслью я бросился бежать обратно. — Чёрт, и когда я перестану так рисковать? В следующий раз пусть Панкратов требует радиодетонаторы».
Я успел отбежать от насыпи метров на пятьдесят, когда позади раздался гулкий паровозный гудок, громкое шипение и скрежет тормозных колодок. Видимо, машинист заметил рюкзаки на рельсах и решил попытаться остановить состав. Попытка заранее обречена на провал. Даже в моём времени поезда не могли так быстро останавливаться. Даже электрички перед станцией. А здесь вагонов тридцать будет, которые дополнительно толкают паровоз.
Ещё спустя сто метров бега интуиция завопила во всё горло. Немедленно я рухнул на землю, свернувшись клубком и повернувшись ногами в сторону поезда. Ещё и рот открыл. Буквально через мгновение там загрохотало. Взрывная волна с силой ударила в меня. Воздух стал на пару секунд таким плотным, что не получилось вздохнуть. Уши заложило и в них болезненно закололо. А если бы рот не открыл? Порвало бы перепонки ко всем чертям!
Спустя несколько секунд вокруг меня стали падать ошмётки земли, мелкие камешки, щепки. Многие попадали по мне, но вреда не наносили. Максимум потом вылезут синяки. Основная масса самых опасных «снарядов» прошла над головой сразу после подрыва.
Когда я посмотрел назад, то увидел, что эшелон ещё двигается. Слишком велика была инерция, чтобы десятки вагонов успели остановиться за пять секунд. Кстати, сами вагоны оказались «теплушками». Состав вёз к фронту немецких солдат. С моей точки зрения это было плохо. Погибнет от силы сотня, раза в два или три больше будет травмированных, но трупы и раненых унесут их же товарищи. Потом быстро скинут паровоз и пострадавшие вагоны под обочину, поставят на рельсы те, которые целые и просто сошли с них, насыпь восстановят, шпалы и рельсы новые привезут. Дел на сутки. Мне попадались мемуары партизан и документальные ролики на военном канале про рельсовую войну. Там отмечалась невероятно быстрая работа немцев в восстановлении железной дороги после подрывов. Недаром сам Старинов говорил, что взрывать надо поезда, а не рельсы. Взрывчатки тратится столько же, риск чуть-чуть выше, зато эффективность больше на порядок.
Другое дело, если бы нам попался эшелон со снарядами или техникой. Немцы провозились бы тогда дня три или больше. Перевернувшиеся танки поднимать — это не человека на носики положить. Нужна особая техника в немалом количестве. А со снарядами потребуются сапёры, которые тоже не любят работать торопясь.
От паровоза и тендера с углём почти ничего не осталось. Сбоку от воронки валялась какая-то бесформенная куча, исходящая до сих пор паром или светлым дымом. Первые три вагона превратились в щепки. Ещё штук пять серьёзно пострадали, но форму сохранили.
«Эх, какая жалость, что нет со мной моего телефона, — проскочила в голове мысль. — Какие кадры пропадают. Их бы в газету, да на первую полосу!».
Насмотревшись, я побежал к товарищам. Сделал крюк, чтобы зайти сзади. За несколько десятков метров скинул невидимость. Из-за этого и закладывал дугу, чтобы какой-нибудь глазастый фриц не увидел меня, возникшего на опушке леса.