— Нет, господин штандартенфюрер.
Ситуация для высокопоставленного эсэсовца складывалась совсем не радужная. Направленный для зачистки прифронтового Житомира и его окрестностей от унтерменшей, большевистских ячеек, партизан и оставшихся в окружении советских солдат, он сразу же столкнулся с рядом крупных проблем.
Сначала пропал его заместитель с отделением опытных солдат, которых до сих пор не нашли. Солдаты из его взвода рассказали, что он отправился к тайнику большевиков, где может находиться радиостанция и шифры. Возможно, он устроил там засаду, и чтобы не спугнуть цель ведёт себя настолько тихо. Именно по этой причине Блобель не торопился кричать «аларм». Но отчего-то на душе у него скребли кошки.
Теперь и вовсе командование назначило его найти виновных в уничтожении эшелона с топливом, в котором срочно нуждались танки Гудериана, штурмующие советскую пятую армию, вставшую костью в горле немецкого блицкрига. Да и взрыв на станции под серьёзным вопросом. Авиации большевиков не было. Признаков диверсии не нашли. Правда, следствие только началось. Ещё и суток не прошло. Вагоны до сих пор горят и происходит детонация боеприпасов. Половина города в руинах, везде пожары. Много убитых и раненых. Множество пропавших.
В такой неразберихе просто невозможно что-то разузнать. Все полученные сведения крайне противоречивы. Одни сообщали о расхлябанном поведении солдат в эшелонах, которые вот уже несколько дней пьянствовали, радуясь задержке перед попаданием в окопы под Киевом, где творилась настоящая мясорубка, перемалывающая людей тысячами каждые сутки. Какой-нибудь любитель покурить рядом с цистерной с бензином мог стать причиной первого взрыва. Он, кстати, и случился в таком месте. Первый взрыв был замечен выжившими свидетелями в конце эшелона с топливом и неподалеку от состава с вагонами с личным составом. А ещё у на столе у Блобеля лежало аж полсотни донесений о том, что пехотинцы повадились тайком сливать бензин и газойль, а потом продавать его в городе или менять на продукты и алкоголь. Разумеется, продавали не унтерменшам, у которых за душой не было ничего, а таким же камрадам, как они сами. Таких продавцов и покупателей охрана на станции и патрули в городе поймали свыше сотни.
Также первичный сбор данных выявил слухи о криках на улицах о русских диверсантах и даже о перестрелке одного патруля с другим патрулём. Но прямых свидетелей этого не было. Лишь пересказ чужого рассказа. Сам первоисточник был направлен на тушение пожаров и там сгинул во время очередной детонации снарядов. То есть, диверсантов и даже перестрелки могло и не быть, а была лишь паника. Ведь крики про большевиков и выстрелы зазвучали уже после взрыва на станции.
Нужно ждать, опрашивать и анализировать. Но вот времени у штандартенфюрера как раз и нет. На это дело бросили все силы. От ГФП и СД до карателей из айнзац-команд.
В помощь ему был прислан следователь СД, ранее разбирающийся с чрезвычайно наглыми и нанесшие невероятный урон вермахту и люфтваффе нападениям русских диверсантов. В первом случае армия потеряла больше трёх десятков танков и бронемашин с несколькими сотнями солдат. Техника получила такие повреждения от огня и взрывов, что её отправили в Германию на переплавку. Во втором случае третий рейх лишился нескольких десятков бомбардировщиков, которые бомбили кучку из огрызков советских дивизий, замедляющих движение наступающих частей вермахта. В итоге вермахт без поддержки авиации не смог ничего сделать с русскими подразделениями, и вместо окружения те отошли на новые рубежи, нанеся серьёзный урон немецким войскам.
А теперь ещё и третий случай — уничтожение состава с топливом. Цистерны с трудом потушили на железнодорожных путях и только недавно приступили к расчистке. В попытках уничтожить диверсантов охранные части потеряли тридцать человек убитыми и восемнадцать ранеными. Дополнительно были уничтожены и серьёзно повреждены пять бронемашин и два грузовика. Девять человек сошли с ума без объяснимых причин в районе поиска советской группы. И все эти потери не дали ничего! Диверсантов не то что не поймали, но даже не нашли ни одного мёртвого тела. Те словно призраки сделали своё дело, уничтожили два взвода солдат и канули как в туман.
А через несколько дней случился взрыв на станции в Житомире. Несмотря на отсутствие на данный момент любых следов диверсии, Блобель подумал, что русские призраки могли раствориться не в лесах и болотах, а в городе. Там ещё хватало большевистских недобитков, евреев и коммунистов, ради которых четвёртую зондеркоманду направили сюда.
Внезапно до ушей обоих офицеров донёсся подозрительный шум из коридора за дверью кабинета, где происходил разговор. Оба достаточно повоевали и увидели, чтобы мгновенно насторожиться. Это были не шаги, даже не звук падения папки с бумагами или стакана. Шум был странным, как от удара человеческого тела о пол.
Офицер СД даже схватился за кобуру на поясе. Дверь внезапно распахнулась… и всё. На пороге не было никого.
— Что за дьявол? — тихо сказал Бломбель и следом крикнул, обращаясь к адьютанту, который должен был находиться в коридоре, пока полковник СС общается со следователем из СД. — Курт? Что происхо…
Договорить он не успел из-за сильного удара в грудь и острой боли, перехватившей дыхание. Перед глазами всё быстро стало тускнеть. В последние мгновения своей жизни каратель успел увидеть, как во лбу у Генриха Шефера появилась кровавая дыра от пули.
Глава 17
ГЛАВА 17
После отхода от железной дороги я не сумел сразу же воссоединиться с группой. Не то что не нагнал товарищей, но даже не получилось в ближайшие часы дойти до оговоренного места встречи. Откаты после множества заговоров срубили меня, как тяпка дачника побег сочного осота. Я пришёл в себя в лесу под заросшим мхом выворотнем. Всё, как в тот раз после нападения на немецкую танковую колонну. И что меня тянет в эти ямы под старыми пнями? Самочувствие было чуть ниже среднего уровня. Как говорится: жив и ладно. Пользоваться лечащим заговором после всего случившегося не стал.
В лагерь пришёл только в третьем часу ночи. В карауле стоял Хари. Он меня чуть не придушил, не узнав. А я не успел его услышать в темноте, когда он бесшумно набросился сзади.
— Извини, Андрей, — повинился здоровяк-латыш. — Не опознал. Ты же всегда так незаметно появляешься, что я привык к такому твоему поведению.
В этот момент из темноты выскочили Сашка, а за ним Виктор и Иван. Увидев всех бойцов группы, я испытал огромное облегчение.
— Живой, чертяка! — сцапал меня в объятья Панкратов. — Живо-ой!
— Да жив я, жив. Но если не выпустишь меня сейчас же, то проживу недолго, — с трудом ответил я ему.
— Ушли мы тихо и без проблем. Все фашисты бежали в твою сторону на звуки выстрелов, ты там такую канонаду устроил, что они по сторонам совсем не смотрели, а потом оказались за пределами прочёсываемой зоны. Там уже можно было не ползать, — закончил свой рассказ Панкратов. — Все тебя ждали. Никто не верил, что с тобой что-то могло случиться.
— Я заговорённый, — усмехнулся я. — Ничего со мной не случится. Но в ближайшие дни я не смогу ничего делать. Нужен отдых или копыта отброшу.
— Ты отдыхай, а мы сходим в город на разведку, — кивнул он мне.
Я нахмурился, но потом вспомнил про несколько бланков, которые мы с ним прихватили в штабе немецкой фельджандармерии в Житомире. Там нужно только дату со временем проставить и вот тебе пропуск-вездеход на сутки.
— А если немцы изменили тайные знаки? — попытался я воззвать к его осторожности. Увы, безуспешно.
— Так быстро? — хмыкнул он. — Наши бланки ещё несколько дней будут действительными.
— Хорошо, как знаешь.
Тот вновь хмыкнул:
— Ты сейчас так сказал, что я себя почувствовал не командиром, а подчинённым, которому сверху разрешили поучаствовать в собственном предложении.
Мне было очень плохо. Очень. Откаты от заговоров наложились на общую физическую и моральную усталость. Жертвоприношения дарили лишь временную лёгкость. А может, организм из-за откатов не успевал переработать полученную энергию, и та улетала в трубу. Точно сказать мне могли бы волхвы, но от них сейчас не осталось даже костей.
«Или только призраки, которых я видел в московских катакомбах», — подумал я.
Я провалялся на охапке лапника, укрытый плащ-палаткой, ровно сутки. Хари и Виктор несли поочередно дежурство. Панкратов и Иван ушли в город, и вернулись они незадолго до того, как ко мне полностью вернулись силы.
— В городе полно эшелонов. Вся станция и пути перед ней забиты вагонами с техникой, топливом, боеприпасами и солдатами. Наш пожар фашисты уже потушили и начали разбирать. Вроде как ещё пару дней и составы опять пойдут. Пока же разгружают вагоны перед Житомиром и везут дальше грузовиками и подводами, — рассказал мне о результатах разведки Сашка.
— Патрулей много? Усилили их? — поинтересовался я.
— В городе не усилили. Не заметил, по крайней мере. Их и в прошлый раз было полно, сам помнишь. На вокзале мы тоже побывали. Вот там охраны столько, что не протолкнуться. Как в лучший базарный день в сентябре. Даже нас с нашей бумажкой чуть не сграбастали.
— И? Как отделались от них?
— Обычно, — вместо командира мне ответил Мельников. — Раз и готово.
— Мы с ними спокойно пошли для проверки. Как только зашли за какой-то угол, где нас никто не видел, сразу взяли фашистов в ножи, — после него сказал Сашка и в конце добавил совсем другим тоном. — Повезло.
— Повезло, — согласился я с ним. И сделал очередную отметку для себя о качестве подготовки бойцов особой группы НКВД. Устранить незаметно пару вражеских солдат на ходу и рядом с их сослуживцами дано далеко не каждому. Ещё и уйти после этого невредимыми и неопознанными.
— Кстати, у сапёров твоя закладка рванула. Мы недалеко проходили и видели, что половина здания обрушилась. Соседним домам тоже досталось, но намного слабее, — произнёс он.