— Ага.
— Скажем, что он контужен, — предложил я. — Худо-бедно по-немецки Хари понимает. Значит, сообразит, что к нему обращаются и чего хотят.
— Только это и остаётся.
На стацию пошёл только я один, накинув на себя заговор невнимания. Было бы идеально провести воздушную разведку, но Панкратов на корню зарезал мою идею с черепом ворона. Его не устраивало количество времени, требуемое для создания амулета, и поиск птицы. Первый заход сделал без ранцев со взрывчаткой. Только чтобы налегке осмотреться и прикинуть место, куда буду устанавливать заряды.
Стоило мне оказаться на месте, как у меня глаза разбежались. Все пути были плотно заставлены вагонами и платформами. Часть техники стояла открытая, часть — укрытая брезентом. По соседству с танками расположились цистерны с чёрными маслянистыми потеками на пузатых боках. А рядом с теми виднелись теплушки, из которых выглядывала гитлеровская солдатня, и крытые вагоны, мимо которых прохаживались часовые. Чтобы всё это рассмотреть мне пришлось забраться на один из немногих паровозов, увиденных мной в этом месте. Их в отличие от составов было очень мало. Потом заглянул в депо. Там тоже стояли закрытые вагоны с охраной.
Вернувшись к товарищам, я кратко обрисовал обстановку, после чего забрал оба ранца с зарядами, вновь накинул невидимость и тяжело потопал обратно. Первую мину заложил в вагон со снарядами, от которого было совсем ничего до крайней цистерны с топливом. Когда заговоренный тротил рванёт, достанется всем: боеприпасам, соседним танкам, цистернам и теплушкам. А дальше всё должно пойти по нарастающей. Это не овраг с «чугункой» и вытянутые в ниточку вагоны. Мой фугас стоит почти в центре путей в окружении десятков вагонов с крайне взрыво- и огнеопасным содержимым. На этой мине запустил в работу механический таймер, которому я больше доверял.
Второй ранец с взрывчаткой поставил в вагоне в депо. Взломав дверь у одного из вагонов, забрался внутрь и осмотрелся. Здесь стояли большие ящики, слегка напомнившие мне упаковки ПТУРов для установки тех на «бэхи». Сломав на одном крышку, увидел внутри толстую трубу с тупой, и меньшего размера, хвостовой частью, и толстой с сужающейся в острие головную. От неё резко пахло химией, чем-то похожим на нефть или мазут.
— Да это же мины для «ванюши», — вмиг осенило меня. Считается, что именно в СССР первыми придумали и массово применили реактивные системы. На самом деле немцы уже в начале войны располагали несколькими полками реактивной артиллерии. Просто у них данное оружие имело серьёзные внешние и технические отличия. А вот в авиации СССР, кажется, точно был первым в деле использования эрэсов. Кстати, результат и эффективность данных реактивных мин я лично видел и испытал. Гитлеровцы несколько раз обстреливали ими крепость. — Самое место для мины!
Взломанный вагон находился в центре депо. При взрыве тут всё должно запылать. Получится маленький филиал адской геенны. Положив рюкзак прямо на стопку ящиков, я откинул клапан и быстро активировал сахарный таймер.
— А теперь ходу отсюда, ходу, — вслух дал сам себе напутствие, выскальзывая из вагона и бегом рванув прочь из депо. С учётом первого таймера у меня оставалось минут десять-пятнадцать, и не дай бог Сашка напутал или в чём-то ошибся! Никакой заговор меня не спасёт от взрыва тонн снарядов и бензина. Мне для этого нужно было родиться эльфом с его многостолетней жизнью. А человеческих годков точно не хватит для заговора, чтобы выжить среди такого.
Даже не стал дожидаться, когда дыхание придёт в норму, я скинул невидимость в нескольких метрах товарищей и дальше подошёл к ним быстрым шагом.
— Всё сделал. Уходим, — резкой и короткой фразой сообщил им.
И надо же было такому случиться, что, свернув за угол, мы натолкнулись на знакомый эсэсовский патруль. Им вновь командовал унтерштурмфюрер. Тот самый, чьё поведение мне в прошлый раз показалось настолько странным, что я не пожалел для него подчиняющего заговора. Только в этот раз с ним было всего два солдата.
— Гауптштурмфюрер, ваши документы, — потребовал он, вновь уставившись на нашу троицу с откровенным подозрением. А когда провёл по каждому взгляду, то секунды на две прилип к штанам Хари. — Откуда у вас эта одежда?
— Унтерфельдфебель получил недавно контузию и потерял речь, — вместо латыша ответил эсэсовцу Сашка. Он протянул свои документы «коллеге». Надежда, что тот обойдётся только его не оправдалась.
— Ваши тоже, — приказал патрульный, вновь посмотрев на меня и Хари. Про свой вопрос насчёт штанов он уже забыл. — Где он получил контузию?
— На фронте, когда доставлял провиант в полк. Он интендант, — пояснил Панкратов, внимательно следя за собеседником. И следом добавил. — И мой старый знакомый. Я был несказанно рад увидеть его в этом городишке.
— И там же штаны взял русские? Форма Германии ему не нравится? — сморщил лицо эсэсовец.
Ан нет, не забыл. И чего он к ним придрался?
Сашка, наверное, чтобы выиграть время, вопросительно взглянул на латыша, мол, что у тебя за отношения к форменной одежде? Тот изобразил какую-то пантомиму. Я же в свою очередь вздохнул и стал шептать заговор, чтобы взять под контроль унтерштурмфюрера.
«Прибить бы тебя, урод, а то уже второй раз нервы портишь», — в сердцах подумал я, морщась от накатившей волны одеревенения на весь мой организм. Чую, что потом опять слягу с откатом.
И в этот момент со стороны станции прозвучал первый взрыв. Все мы — и патруль, кроме его странного командира, и наша троица — от неожиданности присели и машинально посмотрели в сторону звука. Уже почти готовый заговор развеялся из-за того, что я потерял концентрацию.
И тут эсэсовец сделал то, что от него никто не ожидал. Чёрт его знает какая муха его укусила или что в мозгах переклинило, но он вдруг отступил назад и схватился за «шмайсер», свисавший с плеча. Возможно, смутно витавшие подозрения в наш адрес после взрыва обрели в его сознании чёткую картинку.
— Свиньи! — заорал он, почти одновременно с этим возгласом надавив на спусковой крючок. — Диверсанты!
Патрон у него уже был в патроннике автомата. Так как эсэсовец лишь скинул затвор из специального выреза в ствольной коробке и сразу надавил указательным пальцем на спуск. Перед ним стоял Сашка, левее Сашки я. Хари находился чуть позади нашего командира и правее. Позиция та самая, когда группа рассредоточена, готова к активным вражеским действиям и не вызывает подозрения построением. Да только всегда есть место для закона подлости: если неприятность должна случится, то она обязательно произойдёт в самое неподходящее время. И плевать насколько ты будешь к ней готов. Именно это сейчас и случилось. Взрыв на станции на какую-то долю секунду отвлёк наше внимание. И этим мгновением воспользовался эсэсовец, открыв стрельбу из неожиданного положения, наплевав на то, что разброс пуль при этом адский и есть огромная вероятность задеть окружающих камрадов, которых вокруг нас было много.
Тр-р-р!
Панкратов рухнул, как подкошенный. Я почувствовал сильный удар в грудь, от которого перехватило дыхание и стало мутнеть в глазах. Навалилась слабость и желание упасть и не шевелиться.
Глава 19
ГЛАВА 19
«А сейчас бы защитный заговор пригодился… это же не взрыв… да кто ж знал, — подумалось мне. Мысли были тяжёлые, медленные, как капля битумной мастики, которую в окопах использовали весной и осенью для гидроизоляции землянок и блиндажей. — Велес, батюшка, поделись силой! В заклад отдаюсь, чужую руду обещаю».
Как хорошо, что этот заговор такой короткий и не требовал концентрации, как подчиняющий или создающий амулеты. Мгновенно вся слабость, боль и желание навсегда закрыть глаза ушли. Каждую клеточку тела переполняла энергия. Подкосившиеся было ноги тут же выпрямились.
Действия унтерштурмфюрера оказались неожиданными не только для нас, но и для его подчинённых. Те только-только схватились за винтовки. А в их глазах плескалось непонимание и страх. На их глазах командир на ровном месте убил своих же камрадов из армейской службы безопасности.
Хари ударом ноги отбил в сторону «автомат» эсэсовца. Практически выбил тот из его рук, так как немец стрелял с ремня, на котором висело оружие на плече, давя на ствольную коробку в районе магазина левой открытой ладонью и держась за пистолетную рукоятку. По другому он просто не успел бы. Поэтому только несколько выстрелов попали в цель — в меня и Панкратова. Остальные пули ушли вверх и вправо несмотря на удержание «шмайсера» левой рукой сверху.
Но в чём его не упрекнуть, так это в реакции и правильности выбора. Из такого положения только чудо не дало сразить всю нашу троицу одной очередью. Чудо и привычка не кучковаться. Фриц мог зацепить либо меня с Сашкой, либо Сашку с Хари. А вот эсэсовский патруль держался вместе, буквально плечо к плечу. Непуганые ещё, не научились действовать против настоящих солдат, которые далеко не евреи и прочее мирное население. Хотя их командир явно ягода с другого поля. И какой чёрт занёс этого вояку в простые патрульные? Жаль, что этого мне не узнать. Как и не понять, что же два раза подряд вызывало подозрение у эсэсовца в нас с Панкратовым.
— А-а! — заорал от боли стрелок. Кажется, ему скобой сломало или серьёзно травмировало указательный палец, которым он давил на спусковой крючок. На пару секунд он выбыл из боя. А большего нам с латышом и не нужно было. Я бросился на патрульного справа от унтерштурмфюрера, а Хари на левого. Левой рукой отвел в сторону ствол винтовки, которым фриц попытался меня ткнуть, одновременно пытаясь успеть дёрнуть затвор, а кулаком правой сунул со всей силы ему в кадык. После удара гитлеровец побагровел и выпучил глаза, потом открыл рот и захрипел. Уронив винтовку, он схватился за шею.
«Этот готов, не вояка», — пронеслась мимолётно мысль в моей голове.
В это время я уже переключился на его командира, который очухался после шока от сломанного пальца. Ничего лучшего он не придумал, как попытаться здоровыми пальцами поднять за ремень не до конца вылетевший из рук «шмайсер» и перехватить его левой рукой. И всё это стоя на прежнем месте. А стоило бы пустить в ход ноги или попытаться разорвать дистанцию и уже тогда хвататься за автомат.