При себе ничего не было. Вся одежда рваная и в прожжённая. Такую и на огородное пугало стыдно будет нацепить. От неё несло тошнотворным запахом горелой краски и резины. Тогда я полез обратно под выворотень. Вот там всё и нашлось. Жутко потрёпанная ременная сбруя с кинжалом, флягой и кобурой с пистолетом. «Шмайсер», подсумок с магазинами, подсумок с гранатами, точнее гранатная сумка, набитая так, что едва не трещала по швам. А вот чего не было, так это моего ранца с продуктами. Как и любого другого, где завалялся хотя бы один сухарь. При этом есть хотелось, как не в себя. Прям жрать, а не есть!
Повесив все вещи на себя и проверив оружие, я зашагал прочь от своего временного убежища. Судя по солнцу, стоявшему почти над головой, сейчас полдень. Наручные часы, снятые давным-давно с какого-то немца после расставания с комиссаром и полковниками, приказали долго жить. На руке только смазанный грязный след от ремешка остался. Направление выбрал произвольно. Всё равно не знаю где нахожусь.
К вечеру набрёл на небольшой хутор из полудюжины построек. Он казался вымершим. Ни собак, ни домашних животных, ни кур с гусями. Ни людей.
Но и немцев тоже не было видно.
Присмотрев большой сарай с камышовой крышей, стоящий наособицу, я направился к нему. Дверь была сколочена из горбылин и крепилась на резиновые широкие полосы, выполнявшие роль петель. Запиралась на «вертушку». Это такая короткая деревяшка, прибитая к стене одним гвоздём. Поворачивая и поставив её горизонтально, можно закрыть дверь, чтобы её не распахнуло ветром или не открыли животные изнутри. Мелкие, разумеется. Коровы, лошади и даже крупные поросята без проблем снесут столь ненадёжный запор.
Внутри было пусто. Только валялся нехитрый крестьянский скарб и клочки сена. Над половиной сарая расположился чердак. На него можно было подняться по приставной лестнице из жердей. Что я и сделал. Там я увидел небольшой ворох сена. Его было достаточно, чтобы закопаться с головой. Осмотрев здесь всё, я стал спускаться, чтобы заняться остальной деревней.
На середине лестницы за спиной раздался скрип двери. Не оборачиваясь, я оттолкнулся от ступенек и прыгнул вниз. Развернулся уже на утоптанном до каменной твёрдости земляном полу.
Вошедший явно не ожидал меня тут увидеть. Да ещё такого меня. Это был мужчина лет пятидесяти пяти с короткими волосами и коротко подстриженными усами и бородой. И то, и другое было сильно побито проседью. Рост средний, телосложение крупное, но не толстое. Весь такой крепко сбитый. Ладони что твои лопаты. Невольно подумал, что он ими, наверное, подковы гнуть может. На нём были надеты видавшие виды сапоги с завернутыми голенищами, тёмные штаны, рубаха навыпуск, надеваемая через голову, подпоясанная обычной тонкой верёвкой, и простёганная жилетка из беленого холста.
— Ты кто такой будешь? И что в моей пуне делаешь? — грозно спросил он.
— Сам-то чьих будешь, дядя? — ему в тон сказал я и вроде как машинально перехватил автомат, но так, чтобы ствол уставился ему в живот.
— Наших я буду.
— Наши разные бывают. Немцам служишь или Красной армии помогаешь?
— Чтоб я добровольно пошёл к этим вражинам служить⁈ Немцы эти — тьфу, — он плюнул под ноги. — Изуверы. На днях забрали всё с хутора. Всю живность побили, собак постреляли. Чем теперь кормиться зимой будем?
— Это хорошо, — хмыкнул я и повесил автомат на плечо.
— Хорошо⁈ Ты думай, что говоришь! — разозлился мужчина.
— Я про твоё отношение к немцам, дядя.
— Ты мне тут не дядькай. Ишь племянничек нашёл. Прохор Фомич я, так и зови.
— Хорошо, Прохор Фомич, прости, — покладисто ответил я ему. — Больше так не буду. Меня Андреем зовут.
— То-то, Андрей, — наставительным тоном сказал он.
На минуту в сарае наступила тишина.
— Ты здесь с какими целями, Андрей? — наконец нарушил мужчина подзатянувшееся молчание.
— Хотел отдохнуть и поискать во что переодеться да поесть что-нибудь. А то сутки во рту маковой росинки не было. А побегать и повоевать пришлось за роту, — честно ответил я ему.
Тот в который раз провёл взглядом по мне и покачал головой:
— Это да, одёжа тебе точно требуется. Тебя будто черти из навозной кучи в болото пинали, а потом по печным трубам прогнали.
— Скорее немцы, Прохор Фомич. Но им досталось куда сильнее.
— Погодь, — вдруг встрепенулся собеседник, — а не твоя работа была вчера в той сторонке. Уж очень там сильно всё гремело. Ажно до хутора дотянулось. Боев-то там уже давненько не было.
— Может и я.
— А что один сюда пришёл? Своих бы звал всех. Найдём мы и что поесть, и во что одеться. Если там все такие, как ты.
— Меня одного для всех задач хватит, Прохор Фомич, — ответил я ему.
— А-а… ну, как знаешь, — запнулся он в начале своей фразы и дальше быстро пробормотал ответ. — Ты здесь подождёшь, пока я торбу тебе соберу? Или на околице?
— Здесь, здесь, — кивнул я.
В отличие от старого поляка, к которому у меня с первого взгляда появилась лёгкая настороженность, от этого старика не тянуло враждой. Впрочем, и с ходу есть то, что он предложит я не собирался. Как и оставаться в гостях. Спасибо, уже учёный.
На всякий случай прошептал заговор на увеличение физических возможностей. После чего стал ждать. Дверь в сарай или как Прохор Фомич назвал, в пуню, я оставил приоткрытой, чтобы лучше слышать и видеть происходящее снаружи.
Новый знакомый пришёл через четверть часа с двумя большими узлами в руках.
— Тут одёжа, — он протянул мне узел поменьше. А затем вручил второй. — А тут поснедать кое-что. Не разносолы, но зато живот к спине липнуть не станет. Будь поаккуратнее, там яйца сырые в горшке лежат. Могут легко побиться.
— Спасибо, Прохор Фомич. Вы тут приберитесь после меня. Хоть керосином побрызгайте, хоть табаком посыпьте. И вон там тоже, — я махнул рукой в сторону тропки, по которой пробрался в пуню. — Немцы могут прочёсывать все окрестности от места боя. Могут выйти на мои следы и к вам на хутор прийти. Беды тогда не оберетесь.
— Так хорошо вы их пощипали?
— Не просто пощипали, даже распотрошили и приготовили, — сказал я и почувствовал, как на моё лицо вылезает недобрая радостно-злая ухмылка.
— Это хорошо, Андрей. Так им, собакам, и нужно, — широко и искренне улыбнулся мужчина. — А за нас не боись, не дойдут они до нас. Гремело-то верстах в тридцати. Тут никакая собака столько по лесу не пройдёт, если не умелая охотничья. Да и тех мало. И по следу человечьему они не ходят в основном.
— И всё же поостерегитесь, Прохор Фомич, — сказал я в качестве напутствия перед тем, как попрощаться с хозяином пуни.
Переоделся я в километре от хутора, когда встретил на пути родник. Мне достались грубые ботинки со сбитыми каблуками и чуть стёсанной подошвой. Штаны с несколькими аккуратными латками и немного широкие в поясе и короткие в штанинах. Под ботинки они будут выглядеть слегка нелепо, сразу сообщая, что с чужого сняты. Но всё равно это было в сто раз лучше, чем мои вонючие обноски. Ещё мне досталась рубашка с тремя пуговицами под горлом, надеваемая через голову и пиджак с кепкой. И старенькое, но выстиранное нижнее бельё, слегка пахнущее… хлоркой, что ли.
Все свои старые вещи я закопал рядом с муравейником и после постарался замаскировать все следы земляных работ. Бережёного бог бережет.
Глава 2
ГЛАВА 2
«Ну и балбесы, — мысленно высказался я о качестве умственных способностей засадников, устроившихся в нескольких десятках метрах по обеим сторонам лесной дороги. — Кто ж так делает? Совсем щеглы».
В кустах неумело прятались восемь человек. Трое с одной стороны, очень светлой. И пятеро с другой, где лес был настоящим: густым, заросшим, с упавшими деревьями. Только двое из них имели нормальное оружие — «Мосинку» и ППД. У остальных же был смех один. «Наган», два обреза и три охотничьих ружья. Причем среди последних два оказались одностволками.
Одеты были под стать оружию. Половина в светлых кепках, двое светились белыми рубашками с надетыми поверх жилетками. В полумраке леса все светлые пятна резко бросались в глаза.
Все восемь выглядели очень молодо. А когда пригляделся, то понял, что там есть девушка. Совсем мелкая щуплая пигалица. В своих тонких цыплячьих ручках она сжимала одностволку.
Особой маскировкой они не заморачивались. Кое-как укрылись за деревьями и посчитали, что этого им хватит. Мало того, через полчаса моих за ними наблюдений один решил закурить. Не папиросу, нет. Он положил на землю двустволку, достал из кармана кисет и принялся сворачивать самокрутку. Справившись с этой задачей за несколько минут, парень принялся пускать клубы вонючего дыма.
Эта веселая или скорее смешная компания точно не могла быть окруженцами, полицаями или мародёрами. Зуб даю, что наткнулся на молодых мстителей, может даже выпускников школы этого года. То-то они все такие тощие, не успели ещё нагулять массу на взрослой жизни. Пройти мимо них я не мог. Выйти и высказать всё, что думаю про их затею? Не поймут. Ещё и в контру полезут. У них сейчас в голове не разум главенствует, а гормоны, эмоции и патриотизм. Последнее чувство крайне хорошее и полезное явление. Вот только чаще всего его обладатели гибнут быстро и без пользы. А их места в нормальной жизни вне войны занимает всяческая сволочь, прячущаяся за их спинами и пожинающая плоды чужих подвигов и достижений. Во время СВО я с таким сталкивался не раз. Наслышан о тысячах историй про то как хитрые дяди и тёти заключали контракт, но вместо нормальной службы жили себе припеваючи в Донецке, в Крыму, в восстанавливаемом Мариуполе, числясь штабными писарями, электронщиками, водителями, медиками и так далее. Честно, мне было до скрипа зубов неприятно. Бесило такое отношение к погонам, которые оказались на плечах у дельцов, у мажоров, у всяческих депутатов и чиновников, решивших получить заветную корочку участника СВО, которая им помогала занять хлебное место. Если случайно такой погибал, то мне было его совсем не жаль.