Не тот год II — страница 30 из 42

Сразу после удара по кадыку солдата я нанёс боковой ребром ладони в шею унтерштурмфюреру. Получилось слабо, но этого хватило, чтобы тот вскрикнул и на секунду замер. Этими мгновениями я воспользовался, чтобы оказаться вплотную к нему и сунуть колено ему в пах. Всё! После такого коварного удара немец не просто забыл о нас, он вообще потерял сознание.

К этому моменту Хари покончил со своим противником. Не знаю, что он с ними сделал, но тот упал на брусчатку на полсекунды позже унтерштурмфюрера. С момента взрыва прошло секунд семь, как с патрулём было покончено.

Чувствуя, как утекают драгоценные секунды. я упал на колени рядом с Панкратовым. Тут краем глаз заметил неподалёку нескольких солдат и офицеров вермахта.

— Патруль! Здесь русские диверсанты! И нужен медик! Есть врач? Офицер ранен! — заорал я на немецком, следуя старинному правилу вора громче всех кричать «держи вора». — Здесь русские диверсанты!

Я положил ладонь на шею Сашке, чтобы попытаться нащупать пульс и одновременно для лучшего наложения заговора и зашептал строчки из Книги Волхвов, которыми однажды спас обожжённые руки комиссару:

— Троян, Троян, к тебе обращаюсь! Пусть от глаза твоего под руками мя чужая хвороба уйдёт, глубоко под камень боль упадёт, ломота да сухота сгинет!..

Едва ощутимо бьющаяся жилка на шее товарища в то же мгновение участила свой ритм и ощутимо стала сильнее. Я громко с облегчением выдохнул. Удалось! Я успел вовремя с заговором, не дав душе Панкратова покинуть продырявленную тушку. Через пару секунд Сашка открыл глаза.

— А…

— Всё в порядке, гауптштурмфюрер, — перебил я его, инстинктивно почувствовав, что тот сейчас скажет что-то на родном языке, так как толком не пришёл в себя после смертельного ранения и волшебного возвращения к жизни. — Тебя зацепило, но не опасно. В госпитале быстро поставят на ноги. Диверсанты уничтожены…

Всё это я говорил для приблизившихся к нам гитлеровцам. Видя, что мы ведём себя спокойно, никуда не торопимся, оружие на них не направляем те осмелели и подошли ближе. Но всё это было лишнее. Я не успел договорить свою фразу, когда на станции загрохотало. Да так, что вокруг всё задрожало, а земля едва не ушла из-под ног. Спустя секунд пятнадцать по крышам домов загрохотали осколки и обломки. А потом прямо в центре мостовой в полусотни метров от нас прозвучал взрыв от снаряда, прилетевшего от станции. Гитлеровцы рванули в разные стороны, стремясь укрыться от разлетающихся боеприпасов, обломков крыш и кирпичей, выбиваемых из стен домов.

— Хватаем его! — заорал я Хари по-русски. — И валим отсюда!

И первым схватил Сашку под локоть. Через секунду ко мне на помощь поспешил латыш. Вдвоём мы подняли командира на ноги и споро потащили прочь. Да, мы рисковали вогнать его вновь в могилу такой транспортировкой. Но тут или-или. Либо так, либо оставлять его на улице и терять время под падающими снарядами и осколками в поисках носилок.

За считанные минуты на улицах города стало ещё больше гитлеровцев. Житомир стал похож на разворошённый муравейник, на который плеснули керосина и бросили спичку. На нас мало кто обращал внимание. Мы не таились, выглядели своими и несли своего раненого. На фоне взрывов ничего удивительного.

— Андрей ты сам-то как? Тот гад ведь попал в тебя, — попытался узнать о моём самочувствии латыш.

— Я покрепче буду. Меня обычной пулей не убить потому как заговорённый, — отделался я малоинформативной фразой. И тот отстал. Возможно, для него мои слова как раз-таки оказались полностью исчерпывающими.

В какой-то момент я заметил немолодую женщину, выглядывающую из входа в подвал. На метания оккупантов она смотрела с широкой и довольной улыбкой. Было прекрасно видно, что она наслаждается окружающей паникой. И звуки взрывов на станции для неё слаще слов любимой песни.

— Хари, давай туда, — показал я латышу на женщину. К этому времени Панкратов вновь потерял сознание и мешком обвис на наших руках.

Женщина нас заметила поздно. Мы уже были в десятке метров от неё. При виде нашей троицы она побледнела и бросилась в подвал. Тяжёлую и низкую дверь она захлопнула буквально перед нашим носом. сразу же лязгнул засов с той стороны.

— Ц-ц, — цыкнул я и пнул преграду носком сапога. — Открой! Мать, открой, мы свои! Нам помощь нужна, у нас раненый!

С той стороны раздались приглушённые голоса, которые я не смог разобрать даже своим улучшенным слухом. Спустя минуту вновь загремел засов. Когда дверь открылась, то я увидел совсем не ту, которую ожидал. На пороге напротив меня стояла совсем молодая девушка. На вид ей было лет семнадцать-восемнадцать. курносая, с россыпью мелких и не сильно заметных веснушек, с карими глазами, высоким лбом и толстой косой, торчащей из-под тёмного платка.

— Вы наши? — тихо спросила она. Настолько, что я из-за царящего в городе шума не столько услышал, сколько догадался по движению губ.

— Наши, наши. Мы войдём? — торопливо произнёс я.

— Да, конечно, — девушка отступила в сторону, пропуская нас внутрь.

В подвале было темно. Единственным источником света была толстая свеча на маленьком блюдце, стоявшая на круглом столе в дальнем углу помещения. В подвале кроме уже виденной женщины и девушки обнаружились ещё пять человек. Один мелкий и сутулый старик с седыми большими усами «аля Дартаньян». И четверо детей. Самому младшему было лет семь, самому старшему не больше двенадцати.

С детьми неудобно вышло. Не дай бог дело дойдет до боя в этом подвале.

— Вот сюда на кровать, — показала девушка на единственное нормальное спальное место в подвале. Это была железная кровать с высокими спинками, украшенные крупными блестящими золотом шарами. Неподалеку от неё прямо на полу лежали два матраса и какая-то груда тряпья. Видимо, там спали остальные.

Бесчувственного командира мы уложили на постель и немедленно занялись его ранами. Всего он получил две пули. Одна вошла в живот точно в пряжку ремня ровно под лапами орла и чуть выше свастики. Рана от неё была слепой. Вторая пуля попала под нижнее левое ребро и прошла насквозь. После магического лечения раны не закрылись, как у меня. Но кровь из них едва сочилась. Дышал он ровно, сердце билось чётко. Главное, чтобы не было внутреннего кровотечения.

Раны быстро перевязали. Дальше оставалось ждать.

С раненным на руках мы бы не выбрались из города на текущий момент. Сашке сейчас необходимо отлежаться и получить хотя бы ещё один лечащий заговор. Вот только я сам сейчас не особо в форме несмотря на заряд бодрости от Велеса. И хотя чувствовал себя прекрасно, но стоило присесть у стены и на секунду закрыть глаза, как провалился в тяжёлый сон.

— Андрей, Андрей!

Я очухался от того, что меня сильно трясли за плечи и часто повторяли моё имя прямо в ухо. И всё под непонятный грохот на заднем плане. Открыв глаза, я с трудом увидел над собой Хари. Свеча не горела. Свет поступал из маленького вентиляционного отверстия под потолком в углу.

Латыш пытался превратить меня в яблоню, которую по осени трясут, чтобы та поделилась с людьми своими плодами, выросшими на самой макушке.

— Я не яблоня и даже не груша, — хриплым голосом произнёс я, смотря в глаза латышу. Чёрт его знает, зачем я это вообще сказал. Но вот вырвалось и всё тут.

— Что⁈ — опешил тот. — Ты в порядке?

— В порядке. Просто пошутил.

— Кончились шутки. Немцы к нам ломятся. Что делать?

Только сейчас, когда окончательно пришёл в себя, то услышал грохот от входной двери, который заглушал даже канонаду на городских улицах. Кто-то изо всех сил пытался её взломать. И вскоре это у него получится.

— Сейчас разберёмся, — ответил я ему и быстро встал на ноги. — Ох, блин.

Рвало меня на части будь здоров. Обжигало и одновременно морозило, а внутри боролись два разноплановых желаний: хотелось заорать и что-то сделать, а ещё свернуться в клубок и уйти в себя, забыв об окружающем мире. Думаю, что всё это неплохое напоминание, что магия дилетантам не игрушка. Но вариантов-то особых у меня не было. Или осторожничать и терять товарищей. Или рисковать собой, сжигая себя без остатка. Я — за второй вариант.

Я подошёл к двери, закрыл глаза, сконцентрировался и быстро прочитал подчиняющий заговор, всей душой направляя магию на того, кто стоял за преградой и долбил в неё. Стук стих, как по мановению волшебной палочки.

— Курт, что встал? Устал? Так тебе сейчас наш унтер быстро силы вернёт! — услышал я слова на немецком.

— Курт, сейчас дверь откроется, и ты быстро заглянешь внутрь. Ничего и никого внутри не увидишь. Здесь только вода, грязь, вонь и крысы, — прошептал я, почти приложив губы к щели между дверным полотном и косяком. А дальше сдвинул в сторону изрядно погнутый засов.

— Там кто-то есть? — напрягся голос второго солдата.

— Скажи, что это ты открыл дверь, — приказал я немцу, находящегося под моим контролем. — И веди себя обычно.

— Нет здесь никого. Это я плечом выдавил. Тут за дверью полно мусора, поэтому она так плохо открывалась, — подал голос Курт. Он толкнул дверь и шагнул внутрь. При этом полностью перегородил вход. В его руке появился небольшой фонарик Г-образной формы. Свет от него был жёлтый-жёлтый и очень тусклый. Но в почти полной темноте подвала показался прожектором. Свет прошёлся по всем, кто был внутри. Девушка приглушённо пискнула и тут же закрыла себе рот рукой. Хари направил на немца автомат.

— Курт, что там? Я слышал что-то, — поторопил «моего» немца его напарник.

— Нет никого. Только крысы, это они пищат. Тут всё затоплено и воняет, — очень натурально брезгливо ответил камраду Курт. После этого он выключил фонарик, наполовину прикрыл дверь и повернулся к нам спиной. — Пошли остальные подвалы смотреть.

Я сполз по стене, оказавшись пятой точкой на холодном и сыром полу.

— Андрей, ты как? — метнулся ко мне латыш.

— В порядке. Что с командиром?

— Он без сознания. Но дышит и жа́ра вроде как нет, — отрапортовал сослуживец.