правильно встретиться с нашими — вот это проблема. И решать её придётся опять мне.
Начало операции прошло, как по писанному. Нашу группу сопровождал взводный из роты, на чьём участке должен будет случиться переход. С ним весело болтал зачарованный обер-лейтенант. Оба офицера отлично друг друга знали и слегка приятельствовали. Когда обер отправился с нами, взводный слегка удивился. А до этого удивлялся тому, что не видит ни одного знакомого лица среди нас. Но тут уже всем было на его эмоции наплевать. С этой вехой нашего пути покончено.
— Ыхк, — тихо вскрикнул офицер, получив по своей многострадальной голове уже второй раз за день рукояткой пистолета. И отключился.
Любопытный корректировщик от артиллерии, ползущий в середине нашего строя, стал поворачивать голову назад на этот звук, следующим схлопотал по пилотке — шлема не было ни на одном из нас, чтобы случайно не выдать себя металлическим звяком — прикладом ППШ от Хари. Автомат он забрал у разведчиков, заменив им трофейный «шмайсер», с которым ходил с начала нашего рейда в немецком тылу. Свой старый, как и остальное наше оружие, пришлось оставить в тайнике в лесах рядом с Житомиром, когда получили приказ возвращаться к своим. Удар был чётким и выверенным. Фриц в отличие от офицера отключился без звука.
— Он там хоть живой? — прошипел Сашка.
— Да живой этот гад, дышит, — прошептал в ответ латыш, приложив пальцы к шее корректировщика.
Немцев быстро освободили от лишних вещей, связали руки с ногами, в рот каждому сунули кляп и поволокли по двое, подхватив под локотки с двух сторон. Меня освободили от этой обязанности, но вместо роли транспортирующего назначили задачу быть впередиидущим. Точнее впередиползущим.
Примерно в ста пятидесяти метрах от советских окопов на нашем пути удачно возникла широкая хоть и неглубокая воронка. Ну как удачная? Пользуясь своими особыми возможностями в ночном зрении, я специально привёл отряд к ней. Пока буду ползать туда-обратно к своим, парни подождут меня здесь, будучи укрытыми от внимательных взглядов ниже уровня земли.
Теперь я был один, но легче от этого не стало. Перед траншеями могли быть мины, и любая спешка запросто приведёт к тому, что мои кишки раскидает окрест. Мины вообще один из моих потаённых инстинктивных страхов. Я умереть на СВО не так боялся — а после года войны даже перестал, привык — как превратиться в инвалида. Мины — это же прямой путь в данную категорию.
К счастью, красноармейцы или поленились заминировать подступы к окопам, или у них банально отсутствовали эти самые мины. Последний вариант самый правдоподобный. Я не обнаружил ни одного «сюрприза» в земле перед собой. Прощупывал себе путь с помощью шомпола для ППД.
В окопе передо мной торчали трое бойцов на расстоянии примерно восемь-десять метров друг от друга. Один был в шинели, двое других в гимнастёрках. Все трое держали при себе «мосинки» без штыков. Надеюсь, командиры заставили их пристрелять заново. Иначе из винтовки со снятым штыком ни один из них не попадёт в цель и с полусотни метров в бою, когда нервы натянуты как струны, а от адреналина в крови тело мелко трясёт.
Проскользнув мимо них незамеченным, я прошёл немного по проходу, а затем вскарабкался на бруствер и огляделся по сторонам. Метрах в ста в глубину приметил небольшое возвышение. Кажется, это была крыша блиндажа. Там я могу при некоторой толике удачи найти командование данного участка.
Надежды оправдались. В просторном блиндаже обнаружился аж целый капитан. Правда, судя по новеньким знакам различия звание своё он заработал совсем недавно. Может, вообще был поднят на должность из взводных как последний командир подразделения. Интересно, он ротный или целый комбат? Вместе с ним внутри находились шесть человек. Четверо спали, накрывшись шинелями. Один красноармеец помогал капитану с какими-то бумажками и картой, второй пытался приколотить подошву к разбитому сапогу. Получалось у него так себе. Или обувь уже годилась только на выброс, или с этим занятием он столкнулся впервые в жизни.
Немецкую накидку и пилотку я скинул рядом с блиндажом, свернул всё в узел и положил на землю у двери. Поправил камуфляж, свой ППД, с которым не стал расставаться несмотря ни на что, после чего несколько раз уверенно постучал в дверь. Не дожидаясь ответа, потянул её на себя и шагнул внутрь. Там я оказался под прицелами четырёх пар взглядов. Кроме занятых делом вскинулся один из спящих. Или он не спал, а просто лежал.
— Товарищ капитан, — сказал я, смотря в глаза командира, и представился. — Лейтенант государственной безопасности, особая группа разведки. Мы вышли на вашем участке. Нужна ваша помощь.
— Кто? — вырвалось у того. Тут же исправился. — Здравствуйте, товарищ лейтенант государственной безопасности. Как вы прошли так тихо?
— Умеем, — просто сказал я ему. После чего обрисовал ситуацию. — Недалеко от наших окопов меня ждут с «языками» товарищи. Всей толпой не рискнули соваться, чтобы не нарваться на случайную пулю.
— Много вас?
— Пятеро. И пара пленных.
— Мне нужно сообщить комбату.
— Разумеется, — кивнул я. — Но желательно поскорее.
Выходит, он ротный. Интересно, за какие заслуги ему капитана дали? Помнится, читал про Великую Отечественную, что среди комбатов было полно капитанов, а не майоров.
Телефонная связь не работала. Поэтому капитан с матерками погнал связиста на линию, а одного из бойцов вестовым с донесением на командный пункт батальона. Оттуда информация обо мне с парнями дойдёт до полкового особиста. Только после этого я с ним и ещё тремя бойцами отправился к передней линии.
— А это что? — поинтересовался у меня капитан, когда я поднял с земли узел с вещами.
— Немецкая форма, чтобы ползать у них по тылам. В такую вся моя группа сейчас одета. Прошу не нервничать и случайно не пальнуть.
— Ясно, товарищ лейтенант госбезопасности.
Доверяй, но проверяй. Следуя этому правилу, капитан развил бурную деятельность. Когда я с товарищами и «языками» сполз в траншею, нас встретили стволы десятка винтовок с автоматами и один пулемёт.
— Свои мы, — командным тоном произнёс Панкратов. — Убрать оружие.
Красноармейцы посмотрели на своего командира и после его утвердительного кивка отвели от нас стволы.
Панкратов, как будто так и полагается, немедленно занял блиндаж ротного. Позволил остаться только капитану и его ординарцу. Пленные к этому моменту уже очухались и со страхом, густо смешанным с изумлением, смотрели на нас и по сторонам. Представляю, о чём они сейчас думали. Ведь если корректировщик хоть что-то знал, то обер-лейтенант, полагаю, с ума сходил от неведения. И ведь было с чего.
Только через час к нам прибыл особист полка. Такой же лейтенант ГБ вроде меня, только лет на семь моложе. На стандартной гимнастёрке были прикреплены знаки различия политсостава, то есть, выглядел политруком. И только предоставленные Панкратову документы показали кто он есть такой на самом деле. Вместе с ним прибыли два рядовых бойца НКВД с короткими мосинскими карабинами, смотрящиеся намного более уместно, чем классические винтари у красноармейцев, виденных мной в местных окопах. Им бы ещё патрон послабее, чтобы карабин бил точнее и не лягался словно дикий жеребец из-за укороченного ствола. Она и винтовка бьёт в плечо не слабо, было у меня время пострелять из неё на Донбассе и оценить. Но карабин бьётся ещё сильнее, а стреляет не так метко.
«Интересно, а как там идет работа с моим эскаэсом, а? Или его отложили на дальнюю полку из-за того, что средств не хватает по причине войны? И пистолет бы тоже в дело пустить. Всё же получше будет тэтэшки», — в очередной раз вспомнил я об оружии, с которым перенёсся в это время.
Небольшой толпой — моя группа, пленные, особист с подчинёнными и сержант с четвёркой бойцов из состава роты, на участке которой мы выползли — мы отправились на КП батальона. Там нас встретил комбат и тоже капитан. Странно, но это же армия. А если где и полно абсурда и странностей, то только в армии и милиции.
Здесь мы, наконец-то, смогли связаться со штабом армии и подтвердить свои личности. После чего попрощались с местным душевным коллективом (а как душевно особист со своими архаровцами сверлил нас взглядом и считал, что незаметно держит под прицелом). Пленные остались здесь же. Сашка перед прощанием поделился нашей идеей использовать сегодня ночью вражеского корректировщика, чтобы навести гаубицы на переднюю линию гитлеровцев.
Глава 24
ГЛАВА 24
Всё-таки было очень приятно вернуться в свою часть. Как в родной дом. Едва только отмылись и переоделись, Панкратов немедленно умчался в штаб на доклад, оставив нашу банду на поручительство личной совести каждого. С другой стороны, мы так вымотались за последние два дня без сна, что нас манили только кровати. Больше ничего.
Из сна меня вытолкал всё тот же Сашка.
— Вставай, Андрей, живо. Минута времени, — услышал я его голос раньше, чем смог разлепить глаза и посмотреть в его нахальные очи. — Ладно, две.
— Да что случилось-то? Что за спешка?
Я слышал, что будил он только меня, значит, ничего серьёзного и опасного. Ну, как минимум для группы в частности и расположения части в общем. А вот для меня всё могло быть иначе.
— Корреспондент к тебе приехал. Будет фотографировать и писать статью о тебе.
— Что⁈
— Не что, а две минуты на сборы! Время пошло.
— Ну и гад же ты, командир, — не смог я сдержать внутри лёгкое раздражение. — Мог бы и прикрыть от этих акул пера и «лейки».
— И так три часа прикрывал как мог. Ему через полчаса уезжать в соседнюю дивизию, а ты дрыхнешь, как кот на крыльце, — вроде как укорил он меня. — К тому же, приказ сделать про тебя статью пришёл с самого верха, — и он оттопырил указательный палец, ткнув им в белёный известкой потолок избы.
— Да понял, я понял, — вздохнул я.
В две минуты я не уложился. Да и кто бы успел? Хорошо ещё, что был после бани, успел во время помывки побриться и имел новую чистую форму со всеми знаками различия.