— Ну, Андрей, — покачал он головой. — Бойцы, берём воду и относим к нашим. Потом возвращаемся.
Я наполнил все ёмкости, которые люди сумели отыскать в казарме. Круглые котелки пришлось вешать на ручку от швабры по десятку за раз. А затем очень аккуратно нести две таких конструкции в каждой руке. Зато за каких-то полчаса я обеспечил весь наш немаленький отряд водой на пару дней. Разумеется, с учётом жёсткой экономии. Завтра, точнее уже сегодня немцы обязательно повторят штурм первого дня. Обстрелы из артиллерии серьёзно повредили укрепления, убили многих защитников и сильно ударили по боевому духу. Гитлеровцы это знают и потому будут рассчитывать на успех своей атаки.
«Хм, а если сбить им настрой?», — вдруг пришла мне в голову интересная мысль, когда я возвращался с очередной партией воды на импровизированных коромыслах. К слову сказать, заговор на невидимость проработал намного дольше, чем при штурме полкового клуба. Сейчас меня прикрывает уже второй. Правда, откат перед ним всё также был очень неприятным. Но я уже стал к этому состоянию привыкать.
К этому времени край неба окрасился едва заметной полоской будущего рассвета. Ещё час, а то и того меньше, и тьма отступит. С другой стороны, с учётом освещения, устроенного оккупантами, рассвет можно в расчёт не брать. Только как психологический момент и усталость врагов.
Главным минусом такого решения было малое время действия заговора. Я уже порядком потратился пока ходил за водой туда-сюда. А если рискнуть и ещё раз повторить заговор, не дожидаясь пока прекратят действовать текущие чары? Вот только не загнусь ли я потом от отката?
И всё же я решил рискнуть. Быстро отбарабанил знакомые строчки, прося Перуна отвести от меня чужое внимание, помочь слиться с окружающим миром. И всё сработало! Я почувствовал, как по телу прошла странная волна, которая одновременно морозила и обжигала.
«Ох, чую, что откат меня будет ждать тот ещё, — подумал я, нервно передёргивая плечами. — Теперь главное — это не свалится прямо в немецких окопах».
Следующим наговором стал тот, который увеличивал мои физические возможности. Как уже выяснил на собственной шкуре, он не только делал меня быстрее, сильнее, точнее и внимательнее, но и улучшал настроение с самочувствием.
Перед тем, как уйти, скажем так, в рейд за зипунами я написал очередную записку и кинул её Светлову. Тот, едва прочитав строчки, тут же принялся упрашивать, грозить и приказывать. Но мне было не до него. Да, с одной стороны я нарушал основу армейского существования — дисциплину и суть командования. Но с другой, только я знал все свои возможности и мог правильно ими распорядиться. За прошедшие два дня с начала войны я один уничтожил около сотни гитлеровцев. Подобным похвастаться не мог никто. Расскажи я всё командирам, и в лучшем случае они стали бы тянуть резину, решая как и где задействовать меня. Да и то стали бы действовать так, как привыкли. Метко стреляешь? Так иди на крышу с винтовкой и поработай снайпером.
Глава 10
ГЛАВА 10
Я без проблем перебрался на валы, где немцы успели обустроить себе хорошие позиции. Буквально на каждых ста пятидесяти метрах стояло по пулемёту. Некоторые находились на станках. Возле них стояли ящики с пулемётными лентами и снаряжённые «бубны», аккуратно лежали чехлы с запасными стволами и рядом толстые рукавицы, чтобы не думая об ожогах быстро их менять во время боя. Между пулемётчиками расположились стрелки с винтовками и совсем немного солдат с МП38/40. Чуть подальше я нашёл три позиции миномётчиков. Там стояли стандартные миномёты, то есть калибра восемь целых одна десятая сантиметра. От привычных мне в своём времени эти отличались чуть меньшей длиной ствола. Ну, и отсутствием предохранителя двойного заряжания.
'А ведь у наших то же самое, — внезапно вспомнил я. — Предохранитель придумают чуть ли не в середине или даже в самом конце войны. Хм, надо же, как всё само собой вспоминается. Были бы только подходящие ассоциации и примеры".
Все позиции были заняты немцами и это неудивительно. Даже во время обстрелов днём в некоторых точках крепости защитники несколько раз пытались прорваться наружу. Если сейчас красноармейцы решатся на такой ход, то фрицы умоются кровью, пока добегут до окопов и ячеек из палаток. Вот и сидят на боевых позициях.
Очень не хватало мин, которыми я развалил половину здания с немцами днём двадцать второго июня. Или хотя бы обычной взрывчатки. Сейчас бы парочку таких взорвал на позициях миномётчиков, а потом ударил бы по пулемётчикам и стрелкам, которые развернутся на шум. Я бы такую кровавую жатву собрал!
Хм, кстати про жатву. А не отдать ли мне должок пользуясь случаем?
В нескольких сотнях метров за позициями на валах под деревьями стояли две маленькие палатки и машина-кунг с кучей антенн. На её бортах белели оперативные знаки, в которых я не разбирался. Но сама по себе машина представляла очень аппетитную цель. Там или командир должен сидеть, или его заместитель. И обязательно радисты. Кто-то из них пойдёт на заклание, а кто-то станет «языком».
Первым делом я заглянул в палатки. В одной я нашёл только ящики с боеприпасами: патроны, гранаты, запалы для последних. Во второй спали всего двое человек. Один в нательном белье, другой в кителе и штанах без ремня и сапог. На столбике на гвозде висел китель спящего. И на нём серебрились погоны с ромбиком. Знаки различия немцев я всё ещё плохо знал. Но то, что погоны точно офицерские и не лейтенанта какого-то вшивого — это мгновенно понял. Впрочем, мне сгодится даже лейтенант. Спящий ещё и по телосложению был подходящей целью в качестве «языка». Был среднего роста и жилистым, худым. Если понадобится, то легко утащу его на себе.
Я достал из сапога трофейный немецкий нож, подошёл к спящему простому солдату и резко ударил его в сердце, одновременно зажав левой ладонью ему рот. В момент удара он широко раскрыл глаза, глухо промычал что-то, выгнулся и тут же обмяк. Как бы не был тих устроенный мной шум, но его хватило, чтобы офицер зашевелился.
— Альфред? — хрипло спросил он, приподняв голову над подушкой. — Хватит уже храпеть. Или отправишься на улицу. Я хочу отдохнуть, пока большевики притихли вместе с нашими пушками.
Я подскочил к нему и со всей силы ударил обухом рукояти в середину лба. Раздался глухой стук, и немец без сознания рухнул обратно на подушку. Проломить череп таким ударом я не боялся. Лоб и макушка — это самые крепкие кости на голове. Во время службы в органах я не раз был свидетелем драк с использованием бит, палок, бутылок и тому подобного. И эти палки с битами ломались о чужие лбы, оставляя на тех только шишки и редко рассечения. Бутылки, даже пустые, кололись с тем же результатом. Максимум что зарабатывали пострадавшие — лёгкое сотрясение мозга.
Оглушённого немца я тщательно связал, заткнул ему рот тряпкой и завязал голову кителем. Также взял его командирскую сумку и ремень с кобурой. На общем фоне лишний килограмм груза ничего не значит.
Закончив с упаковкой, я вышел из палатки и направился к машине. Дверь была только прикрыта, а не закрыта на задвижку, как это должно быть по всем инструкциям. Внутри дремали двое солдат. На голове одного из них находились наушники. Прикинув за и против, решил, что мне хватит и офицера в палатке. А радисты… что ж, им не повезло. Не первые и уж точно не последние жертвы в этой войне. С ними я покончил с помощью ножа. Они до последнего ничего не замечали. А потом стало поздно. Единственными моими трофеями стали несколько больших блокнотов и толстый журнал, чем-то напомнивший мне школьный из моего детства. Помогут они нашим или нет я не знал. Но пусть лучше будут. Радиостанцию и все приборы сломал и залил водой из фляжек радистов.
Закончив с машиной, я вернулся в палатку. «Язык» так и не пришёл в себя. Крякнув, я закинул бесчувственное тело на плечи и вышел из палатки. Быстрым шагом прошёл сквозь позиции гитлеровцев, добрался до Хомских ворот и там у стены скинул «языка». Тот так и не пришёл в себя, отчего я слегка стал беспокоиться за его здоровье. Если он сдохнет, то все мои усилия пойдут прахом. Хоть бери ещё одного пленного про запас.
Как и хотел, уничтожение гитлеровцев я начал с расчётов миномётов. Возле двух сидело четверо, у третьего расположились пять гитлеровцев. Первой целью я выбрал невысокого немца с зеленым треугольником на рукаве поверх которого были пришиты две серебряных «галочки». Или унтер, или кто-то подобный. Подойдя вплотную, я ткнул стволом пистолета ему между лопаток и одновременно надавил на спусковой крючок. Немца бросило вперёд.
— Хельмут? — удивлённо вскрикнул тот, к чьим ногам упал убитый. Заглушённого выстрела ни он, ни другие не услышали. Это было его последнее слово. Вторая пуля влетела ему в глаз и вышла из затылка, забрызгав железную переноску с минами. Ещё два выстрела — и на пару трупов в округе стало больше.
К моему удивлению на шум никто не отреагировал. Возможно, заговор заглушил выстрелы достаточно сильно, чтобы их спутали с запуском сигнальных ракет. Последние взлетали повсеместно. Эта догадка заставила изменить мои планы. После убийства расчёта я планировал подорвать миномёт. Но теперь я могу уничтожать гитлеровцев втихую. А взрыв сразу же меня выдаст и поднимет панику.
Заминировать трубу с минами тоже не было никакой возможности. Не «колотушками» же это делать с их тёрочным запалом? Не, так-то и ими можно, но эта возня займёт слишком много времени. А оно для меня сейчас на вес золота. Плюнув на миномёт, я отправился к следующему расчёту. В конце концов, гибель обученных солдат не меньший удар по боевой мощи врага. Но так как уходить совсем уж не сделав ничего я не мог, то по-быстрому сыпанул внутрь трубы пару пригоршней земли и налил туда воды из фляги, снятой с пояса одного из трупов. Знаю, что может произойти разрыв мины внутри ствола из-за большого скопления нагара. Вот вдруг грязь сработает аналогично саже? Как минимум фрицам придётся потерять время на очистку трубы.