Не знаю, сколько в моей реальности набралось людей в Восточном форте, и были ли Фомин с Зубачёвым здесь. Как и остальные командиры. Сейчас же нас здесь набралось под шесть сотен бойцов. Тяжелораненых было очень мало. Почти все они остались на брошенных позициях, прикрывая отход групп. А вот с лёгкими ранениями были почти все.
Как и у нас, Восточный форт испытывал сильную нехватку всего. Было мало боеприпасов и оружия, из-за чего многим пришлось взять в руки трофеи. Очень мало продуктов и почти не имелось воды. Такие же дела обстояли с медикаментами. Десятки человек умерли от сравнительно лёгких ранений, истекая кровью, которую было нечем остановить. Некоторые из них не замечали своих ран и продолжали вести стрельбу по гитлеровцам до своего последнего вздоха.
Я свой трофейный автомат сменил на СВТ. «Шмайсер» получил повреждение осколком и пришёл в полную негодность. И я взял винтовку убитого бойца из подразделения конной разведки. Патроны к ней добыл на оставленных позициях лейтенанта Огнева, где уже хозяйничали немцы. Но меня они под заговором не видели. Это позволило забрать два короба с пулемётными лентами. Сам «максим» оказался повреждённым. Винтовка мне досталась только с одним магазином, других у бойца не было. Поэтому патроны к ней я хранил в обоймах для «мосинки».
К ночи мы получили передышку.
Командование крепостью устроило совещание, участвовать в котором я не стал. Вместо этого занялся своим оружием. Среди вычитанных наговоров в Книге Волхвов, были несколько таких, которые воздействовали на оружие. Например, упоминалось заклятие на меч, которым «взмахнул налево — улочка, взмахнул направо — переулочек». И про стрелы, «один выстрел разил на месте чудище многоглавое». Это не дословные слова, а мой вольный перевод с использованием вдруг вспомнившихся строчек из славянских сказок и былин.
Меча и стрел у меня не было, но вместо последних я решил попытать удачи с винтовочными патронами. Смог заговорить несколько обойм. Двадцать патронов. Они даже визуально и на ощупь стали отличаться от остальных патронов. Стали теплее и едва заметно засветились золотом с красноватым огненным переливом.
Сделал я эти «волшебные» стрелы после дневного боя, когда нас выдавливали с позиций немецкие танки и самоходки. На третий день боёв у нас не осталось противотанковых средств. Даже тех же гранат имелся минимум. И то в основном немецкие М24, которые мы связывали лоскутами от одежды по четыре-пять штук и закидывали под гусеницы или на моторную крышку вражеской бронетехники. Противотанковое качество «колотушек» был такое себе. Поэтому у нас выходило много потерь и мало подбитой вражеской техники. Ещё не научились воевать в городской застройке, как это будет в Сталинграде. Но и там за это знание прольётся море крови.
Сам я с помощью заговоров на силу и невидимость уничтожил две самоходки с помощью гранатных связок. Но сам при этом заработал несколько крупных царапин от пуль и осколков, которые роями витали вокруг бронетехники. Просто чудом выжил и сумел избежать серьёзных ранений. После этого решил, что подобный риск того не стоит и нужно найти какое-то иное средство. Например, противотанковое ружьё. Увы, но в ответ на мои вопросы я получил мало обнадёживающие ответы. ПТР в частях в крепости не было. В сороковом были, а потом их изъяли и отправили на склады вроде как по той причине, что они не эффективны против современной техники. И тогда я переключился на магию.
Зачарованные патроны пришлось отложить, так как проверить их было негде на данный момент. Чуть подумав и оценив внутренний резерв энергии, я взялся за гранаты. Две «колотушки» приобрели те же функции, что и патроны. Теперь они намного опаснее «лимонки». Впрочем, опасность Ф-1 преувеличена. Я не один раз был свидетелем, как в блиндажи к укропам кидали несколько таких гранат, а потом оттуда вылезало по пять-десять контуженных, но живых и всего лишь легкораненых врагов. А некоторые товарищи рассказывали, как гранаты взрывались в пяти метрах от них и ни единый осколок не коснулся их.
Гранаты и обоймы — кроме одной — с особыми боеприпасами я убрал в трофейный ранец. Обойму с пятью патронами сунул в патронную сумку на ремне.
«Ну вот, готов к труду и обороне… хотя, на хрен оборону. Сегодня ночью ухожу», — мысленно принял я решение.
Оказалось, что мои мысли совпали с мыслями остальных. В тот момент, когда я решил подойти к командирам, Семененко писал под диктовку приказ Фомина об отходе из Брестской крепости. Тот самый знаменитый приказ №1, про который знает, пожалуй, каждый или почти каждый потомок тех, кто спас страну от нацистов. Известнее его только сталинский №227 «Ни шагу назад». Да и то лишь потому, что его всеми правдами и неправдами популяризировали в неприглядном ключе либералы. Вот кстати, интересный момент. Во многих развитых странах под либералами считаются те люди, которые хотят заставить правительство смягчить законодательство и дать больше свобод для простых граждан. И только у нас это слово имеет негативный смысл, подразумевает скорее предателей, членов пятой колонны и врагов собственной истории. Впрочем, это я немного отвлёкся.
Сам Фомин писать и сражаться не мог. Ещё днём он получил два ранения. В правую руку и сквозное над ключицей. Потерял много крови и едва держался на ногах. Но голос его был крепким.
Точно так же, как и в ином времени Зубачёв возглавил командование, Фомин стал комиссаром, а Семененко начальником штаба. Гаврилов к этому моменту был тяжело ранен, а Касаткин стал заместителем Зубачёва. Почему-то Фомин предпочёл поставить начштабом Семененко, который имел звание ниже, а не капитана, выполнявшего ту же функцию у Гаврилова. Самый первый лист приказа, с помарками и зачёркнутыми словами, писал под диктовку комиссара Виноградов.
Листки с приказом были размножены вручную и с посыльными переправлены к другим обороняющимся. На данный момент мы знали всего о трёх очагах обороны, включая наш Восточный форт.
Приказ был нужен в качестве оправдания для оставления позиций в крепости. Опытные командиры прекрасно знали, во что им может выйти самовольное отступление. Этим листком они прикрыли себя и в первую очередь прочих бойцов и командиров, которые продолжали оборонять крепость, а не сдались в плен к немцам. Как я понял из обмолвок и коротких споров, этот урок им преподнесла война с Финляндией. Правда, конкретных примеров из Зимней войны я не услышал.
Услышав про прорыв, я решил остаться и помочь красноармейцам. Предыдущая ночь показала мою высокую эффективность в уничтожении позиций гитлеровцев.
Прорыв был назначен на следующую ночь.
Двадцать пятое июня прошло в жарких схватках и регулярных обстрелах. В этот же день немцы впервые применили против нас свою авиацию, выведя полностью свои войска с территории крепости. А потом пехота вновь вернулась. Вероятно, враг рассчитывал, что в руинах, фортах и казармах не останется никого, кто смог бы оказать сопротивление. Но они жестоко ошиблись. Стоило противнику углубиться на территорию крепости, как по ним ударил горячий свинец. Местами бойцы били по оккупантам в упор, со считанных метров.
После очередной захлебнувшейся атаки гитлеровцы стали там, где позволяла местность, скатывать бочки с бензином и мазутом к позициям защитников, которые позже поджигали зажигательными патронами и гранатами, в том числе винтовочными. В других местах запускали огнемётные танки и броневики, прикрывающие огнемётчиков-пехотинцев своей бронёй и крупнокалиберными пулемётами.
— Вот сейчас и проверим пульки в деле. Авось ещё не выдохлись, — прошептал я, когда в стене дыма показалась угловатый высокий корпус немецкого танка, который то и дело посылал из ствола струю оранжевого пламени на десятки метров.
— Андрей? Ты что-то сказал? — поинтересовался у меня Виноградов, лежащий рядом у стены форта в воронке. Сейчас я не использовал заговор на невидимость. Лишь на повышение физических возможностей.
— Мысли вслух.
Я отстегнул магазин СВТ и выщелкнул четыре патрона. Вместо них вставил зачарованные. По ощущениям и виду те всё ещё сохраняли наговор. До танка оставалось метров сто. Я увидел, как двое бойцов в полуразрушенных окопах недалеко от моей позиции, приготовили связки трофейных гранат.
«Не, ребятки, этот трофей будет мой… надеюсь», — с этой мыслью я приложился щекой к прикладу винтовки.
Бах! Бах!
Я сделал два быстрых выстрела, целясь в район смотровых щелей. Но танк продолжал двигаться.
Бах! Бах!
После последнего выстрела стальная машина резко повернула вправо и вскоре провалилась в глубокую воронку. На виду осталась торчать высоко задравшаяся корма.
Прикрывавшиеся корпусом танка немецкие пехотинцы оказались, как на открытой ладони. Те из них, кто не успел быстро залечь, попали под шквал огня и были сметены. Остальные ненадолго их пережили.
Когда с прикрытием было покончено, один из гранатомётчиков подбежал к воронке с танком и метнул связку во вражескую машину. Взрыв прогремел над моторным отсеком. Сразу же там появился жирный чёрным дым. А вскоре сквозь него пробилось сильное пламя.
— Готов! — радостно заорал Виноградов. — Готов! Ура-а!
Поняв, что штурм опять не удался, немецкое командование в который раз за последние дни отдало приказ своим солдатам отступать. И вновь на нас посыпались снаряды и мины. Наверное, убитых гитлеровцев в этот день было слишком много. Потому как артналёт был особенно мощным. Гаубицы и миномёты продолжали стрелять даже с приходом темноты.
Дневные бои и прилёты снарядов настолько нас всех вымотали, что от прорыва ночью было решено отказаться. Общим решением было принято прорываться днём. Ровно в полдень.
— Всё равно с тем освещением, которое фашисты устраивают по ночам, нам никак не воспользоваться темнотой, — сказал Фомин. — А днём прорыва они не ожидают.
План был ещё раз пересмотрен и оговорен. Разведчики отправились искать уцелевшие отряды для того, чтобы оценить диспозицию по крепости и передать кому возможно новые вводные.