Берём? Конечно!
Вот только прямо сейчас хватать столь полезную для моих дел вещичку будет крайне опрометчиво. Это не порезанные шины на велосипедах. Хуже, гораздо хуже. За украденное ружьё гитлеровцы поставят к стенке всех на хуторе.
Ничего, я подожду, когда враги покинут хутор и отъедут подальше от него. А затем под шумок во время нападения умыкнул приглянувшуюся мне вещь. Время на ожидание у меня есть. Теперь готов просидеть рядом с хутором столько, сколько потребуется.
Тут в животе опять тихо булькнуло. Пол-литра варенья и краюха хлеба уже переварились, сгорели, как горсть кокса в топке разогнавшегося паровоза за считанные минуты. Вот что сутки голодания и быстротечный жестокий бой с использованием подряд нескольких заговоров.
На моё счастье немецкие повара стали раскладывать на столы приготовленные продукты. Макароны с кашей меня не особо заинтересовали. А вот жареная свинина, хлеб и подрумяненное солёное сало были моей целью номер один. Нагло, чуть ли не выхватывая из-под рук гитлеровцев самые аппетитно выглядящие куски, я быстро наполнил ими глубокую глиняную миску. После чего ушёл с хутора. Заговор должен был вот-вот прекратить свою работу. Будет крайне неосмотрительно рисковать быть застигнутым во время отката на территории, кишащей противником.
Устроился всего в паре сотнях метрах от края хутора рядом с соснами, под которыми густо росли молодые клёны. Высотой метра три, они имели стволик толщиной в пару пальцев. Думаю, что долго они не протянут в таком соседстве. Рано или поздно питательных веществ в почве перестанет хватать и на исполином-сосен, и на молодые клёны. После чего последние засохнут.
Съел всё, что взял с немецкого стола. не представляю, как в меня всё это влезло. Миска вмещала не меньше трёх литров, и я её заполнил с горочкой. Ещё и в основном только мясом. Сыто рыгнув, я привалился спиной к сосне, удобно устроившись пятой точкой на старой мягкой хвое. Сел так, чтобы видеть дорогу из хутора, а меня в глухой тени среди десятков тонких стволиков никто не мог заметить. И… чуть не пропустил уход немцев, банально задремав. Уж очень устал перед этим и слишком сытно поел. Организм решил, что ему дали карт-бланш на всё. И он выбрал отдых. К счастью, волчья интуиция, оставшаяся со мной ещё со времён СВО, растормошила растёкшуюся под деревом тушку.
Немцы крутили педали достаточно шустро, чтобы мне пришлось бежать за ними. Не быстро, но и не вразвалочку. Очень сильно повезло, что дорога почти всегда тянулась вдоль опушки леса, иногда ныряя в него. Это позволяло оставаться невидимым для врагов без применения заговора. Минут через сорок я решил, что хватит, пора и честь знать. К этому моменту мы отдалились от хутора километров на семь-восемь, а по прямой будет пять-шесть. Надеюсь, этого расстояния достаточно, чтобы гитлеровцы потом не отыгрались на его жителях.
Зачитав заговор, я резко ускорился и рванул вперёд между деревьев, обгоняя фрицев на дороге, умудрявшихся держать строй даже на велосипедах. Оставив их позади метрах в двухстах, я принялся искать подходящее место для засады. Такое нашлось быстро. Вплотную к дороге стояли останки древнего дуба. От него остался кусок ствола высотой метров шесть и в три обхвата с выжженной сердцевиной. На самом верху зеленела единственная ветвь. Думаю, вид дерева — это результат очень давнего удара молнии, почти снёсшего могучее дерево и спалившего значительную часть сердцевины. Уцелевшая часть сейчас похожа на корявую многоместную индейскую пирогу с очень толстыми стенками и дном, поставленную стоймя и неожиданно пустившую корни. О том, куда делся срубленный молнией остаток ствола, можно было не ломать голову. Утащили те же хуторские или жители какой-нибудь ближайшей деревни, мимо которой я прошёл по лесу и не заметил. Благо, что дерево растёт рядом с дорогой.
Широкий огрызок ствола меня прекрасно спрятал. Не от взглядов. От будущих пуль и осколков. Я только-только укрылся за дубом, встав на одно колено и положив перед собой гранаты с отвёрнутыми колпачками, как подъехали гитлеровцы. Первую пятёрку, выполнявшую роль головного дозора я пропустил. Когда же с моей позицией поравнялись едущие за ними, то дёрнул за гранатный шнурок, отсчитал до трёх и резко швырнул снаряд в центр немецкого построения.
— Дьявол!
— Внимание! Берегись!
Реакцией велосипедисты неприятно удивили. Самые глазастые увидели мой гостинец ещё тогда, когда он был в воздухе. Они же и заорали истошно, предупреждая прочих менее наблюдательных камрадов. Мгновенно воцарился сумбур, который в итоге сыграл мне на руку. Кто-то затормозил, кто-то ускорился, кто-то соскочил со своего «педального коня», чтобы прыгнуть на обочину с дороги. Едущие впереди затормозили, чтобы обернуться и посмотреть в чём дело. Задние остановиться не успели и прижались слишком плотно к ним. Строй рассыпался и уплотнился. И в этой толпе рванула моя заговорённая граната.
Даже мне, готовому к взрыву, упавшему на землю с открытым ртом, прижатыми к ушам ладонями и скрытому деревом, неприятно досталось от грохота. А уж немцам и вовсе пришлось худо. Заговоренная М39 по звуку взорвалась не слабее стодвадцатой мины из «саней». А она, я вам скажу, по эффективности превосходит танковый фугасный снаряд.
Ближайших к эпицентру взрыва фрицев раскидало, как деревяшки «городков» после меткого броска битка́. Рядом со мной упала оторванная человеческая кисть. На секунду или две я непроизвольно пристыл к ней взглядом, рассматривая крупные пальцы с волосками на костяшках и чёрную каёмку под нестриженными ногтями. Очнувшись, я подобрал новую гранату, дёрнул за шнурок, сосчитал и метнул её в скопление врагов, не пострадавших от первого взрыва. Значительная часть врагов уже пришла в себя и сейчас стремительно бросала велосипеды, стаскивали со спины карабины и разбегались в разные стороны, ища себе укрытия.
Вновь оглушительно рвануло. В ушах зазвенело. Небольшой участок дороги скрыло облаком пыли. Третья граната добавила вакханалии на местности. Сквозь звон в ушах доносились истошные крики раненых и команды унтеров, пытавшихся навести порядок и организовать солдат. Единственный лейтенант погиб ещё во время первого взрыва. Он катил в первых рядах, чтобы не дышать пылью. Вот и пострадал от любви к комфорту. Впрочем, я бы его прикончил в любом случае. Уничтожение офицеров — это один из лучших способов ослабить врага и лишить его инициативы.
«Вам тоже сейчас достанется, так что кричите, кричите да погромче, чтобы быстро вас нашёл», — злорадно подумал я.
Когда я собрался покинуть своё укрытие за дубом, показалась пятёрка разведчиков. Они где-то оставили свои велосипеды и сейчас крались вдоль опушки, прячась за деревьями. Они стали первыми, с кем я разобрался после метания гранат. Не мудрствуя излишне, выскочил на дорогу, пробежал по ней, зайдя за спину последнему разведчику. Его прикончил короткой очередью в спину, почти прижав к ней ствол автомата. Немца швырнуло на дерево. Он не успел упасть наземь, когда я пристрелил следующего. Третий успел развернуться в мою сторону, но больше не смог ничего сделать, рухнул в куст орешника, с громким треском сломав несколько тонких ростков. Оставшиеся двое прожили ещё минуту. Я ненадолго задержался рядом с одним из них, у кого приметив гранатную сумку. В ней лежали четыре М24. Две гранаты сунул за голенище сапог, третью за пояс штанов, а последнюю взял в правую руку с уже отвёрнутым колпачком.
После того, как я вернулся обратно, то она полетела в кусты, где драл глотку один из унтеров. Вторая досталась следующему горлопану. А две полетели за деревья, где скучковалось больше всего велосипедистов. Чужие крики боли и страха стали отрадой для моих ушей.
«Вас, сук, сюда никто не звал, потому нехрен кричать», — с ненавистью подумал я.
А потом случилось то, чему я был только рад. С полными штанами… шока и непонимания, фрицы на лугу перепутали своих товарищей в лесу с врагами и открыли по ним стрельбу. Те ответили взаимностью. Да так, что чуть меня не подстрелили, когда я полез в скопище велосипедов, трупов и раненых, ища противотанковые ружья. Глядя на то, что устроил на дороге, чуть-чуть пожалел, что начал с тяжёлых аргументов. Ими следовало заканчивать после того, как причесал бы строй велосипедистов из автомата. Ну, чего уж теперь.
На моё счастье одно ПТР не пострадало. Я нашёл его в самом конце строя, привязанным к раме велосипеда. Позади на багажнике лежал ранец с боеприпасами. Оценив количество крупных магазинов, из которых торчали широкие пятачки донышек гильз, я удовлетворённо решил:
«Хватит».
Никто из фрицев не заметил, как на один велосипед стало меньше.
Чтобы не попасть под шальную пулю, я немного вернулся назад и уже после свернул в лес.
Глава 22
ГЛАВА 22
— Тихо совсем, — нахмурился один из солдат, приехавший на хутор, где обитал с семьёй сотрудничающий с немцами местный житель. — И посмотри ворон сколько. Мне бабушка сказки рассказывала про такое.
— Сказки и есть сказки. Эрик, ты поменьше болтай об этом, — оборвал его другой солдат. — Фельдфебелю твоя суеверность совсем не по нутру.
К хутору немцы приехали на двух мотоциклах и грузовике. Ровно два отделения пехотинцев с карабинами, усиленные одним пулемётом, плюс МП-40 у фельдфебеля.
Их глазам открылась странная картина. Возле домов и в открытых загонах никого не было. Ни людей, ни домашних животных, ни домашней птицы, ни дикой. Конечно, если не считать чёрных во́ронов, рассевшихся по ветвям деревьев вокруг хутора. Но ни одной этой птицы не было на самом хуторе.
Машина и мотоциклы остановились в сотне метрах от плетня, окружающего немаленький хутор. Из кузова шустро попрыгали солдаты и немедленно взяли карабины на изготовку. Фельдфебель отправил две тройки солдат, чтобы те с двух сторон обошли хутор и проверили окрестности. Через пять минут один из них вернулся обратно.
— Господин фельдфебель, никаких подозрительных следов мы не нашли. Есть две тропинки, ведущие в лес. Они старые, скорее всего, сами местные их и натоптали, — принялся докладывать он. — Следов боя, грабежа, разрушений и трупов не увидели. Хутор выглядит совершенно пустым, брошенным.