"20. Противодействие суперзлодеям — если такие появятся. Требует максимальной защиты и специального оборудования."
Пока что первые два пункта казались наиболее реалистичными. Начать стоило с простого — помогать обычным людям в обычных ситуациях.
Я встал и подошёл к окну, глядя на улицу. Солнце клонилось к горизонту, люди возвращались с работы. Обычная жизнь обычного района. Но где-то в городе прямо сейчас происходили преступления, кому-то нужна была помощь.
С моими способностями я мог изменить ситуацию. Не кардинально, не как Мститель, но локально, точечно. Главное — делать это правильно.
Вернувшись к столу, я написал ещё несколько пунктов:
"Принципы деятельности:"
"21. Не убивать — максимум, выводить из строя на время."
"22. Не разрушать частную собственность без крайней необходимости."
"23. Избегать контактов с полицией и СМИ."
"24. Помогать, но не вмешиваться в то, с чем люди могут справиться сами."
"25. Изучать каждую ситуацию, прежде чем действовать."
Последний пункт был особенно важен. Легко было увидеть драку и броситься разнимать, но что если это была тренировка, розыгрыш или просто семейный конфликт, в который не стоило вмешиваться посторонним?
Я посмотрел на исписанные листы. Получился довольно подробный план, но это было только начало. Многие детали придётся дорабатывать по ходу дела.
Сложив листы и спрятав их в ящик стола под учебниками, я начал готовиться к визиту в лабораторию Конорса. Переоделся в более презентабельную одежду — тёмные джинсы и рубашку. Взял рюкзак с тетрадью и ручками, чтобы выглядеть как настоящий студент-стажёр.
Перед выходом ещё раз проверил адрес, который дал Конорс. Университет был недалеко, можно было дойти пешком минут за двадцать.
Выходя из дома, я думал о том, как быстро менялась моя жизнь. Неделю назад я был обычным аспирантом в другом мире, а теперь планировал стать тайным борцом с преступностью в теле подростка с суперспособностями.
Жизнь определённо стала интереснее.
Дорога до университета прошла быстро. Я шёл обычным шагом, не используя способности, но всё равно чувствовал себя полным энергии. Новое тело было в прекрасной форме, и даже без специальных усилий я двигался быстрее и увереннее большинства прохожих.
Университетский кампус встретил меня знакомой атмосферой — студенты с рюкзаками, профессора с портфелями, запах старых книг и химических реактивов. В прошлой жизни я провёл в подобных местах много лет, и это ощущение было родным.
Биологический факультет располагался в одном из старых зданий кампуса — кирпичном строении с высокими окнами и широкими коридорами. Я поднялся на четвёртый этаж, нашёл нужную дверь с табличкой "Д-р К. Конорс, лаборатория регенеративной биологии" и постучал.
— Входите! — донёсся знакомый голос.
Я открыл дверь и шагнул в новую главу своей странной жизни.
Лаборатория доктора Конорса оказалась просторным помещением с высокими потолками и большими окнами, выходящими на внутренний двор университета. Вдоль стен тянулись рабочие столы, заставленные микроскопами, центрифугами и другим оборудованием. В воздухе витал характерный запах химических реактивов и дезинфицирующих средств.
— Мистер Паркер, — поприветствовал меня Конорс, поднимаясь из-за письменного стола в углу лаборатории. — Пунктуальность — хорошее качество для будущего учёного.
— Добрый вечер, доктор, — ответил я, оглядываясь по сторонам. — Впечатляющая лаборатория.
— Спасибо, — он улыбнулся с гордостью. — Пять лет собирал это оборудование по крупицам. Университетский бюджет на науку, знаете ли, не слишком щедрый.
Конорс подошёл к одному из рабочих столов, где под микроскопом лежали препараты.
— Проходите, покажу, чем мы здесь занимаемся, — пригласил он. — Основное направление — изучение механизмов регенерации у различных видов животных.
Я последовал за ним, внимательно изучая обстановку. На полках стояли банки с заспиртованными образцами — ящерицы, саламандры, морские звёзды. На одном из столов располагался террариум с живыми гекконами.
— Эти малыши — наши главные учителя, — сказал Конорс, указывая на ящериц. — Способность к регенерации хвоста у них практически безграничная. Могут отращивать новый хвост десятки раз.
— А механизм этого процесса изучен? — спросил я, наклоняясь к террариуму.
— Частично, — ответил Конорс. — Мы знаем, что в основе лежит активация специальных стволовых клеток и каскад генетических сигналов. Но детали пока ускользают.
Он провёл меня к микроскопу и предложил посмотреть препарат.
— Это срез хвоста геккона через неделю после ампутации, — объяснил он. — Видите эту тёмную область? Это бластема — скопление недифференцированных клеток, из которых формируется новый хвост.
Я внимательно изучал препарат. Клеточная структура была хорошо видна, и я мог различить разные типы тканей в процессе формирования.
— Удивительно, — прокомментировал я. — А какова роль нервной системы в этом процессе?
— Ключевая! — загорелся Конорс. — Без иннервации регенерация невозможна. Нервные клетки выделяют специальные факторы роста, которые стимулируют деление стволовых клеток.
Он подвёл меня к другому столу, где располагались компьютер и стопки научных статей.
— Здесь мы анализируем генетические данные, — продолжил объяснение. — Сравниваем геномы видов с высокой способностью к регенерации и тех, у кого её нет.
— И какие выводы? — поинтересовался я.
— Интересные закономерности, — Конорс сел за компьютер и открыл файл с данными. — Оказывается, у млекопитающих есть все необходимые гены, но они заблокированы специальными регуляторными механизмами.
Я наклонился к экрану, изучая графики и таблицы. Данные действительно были интересными — похоже, эволюция скорее отключила способность к регенерации у высших животных, чем никогда её не развивала.
— А почему эволюция пошла по такому пути? — спросил я. — Казалось бы, регенерация — полезная способность.
— Есть несколько теорий, — ответил Конорс. — Одна из них связана с риском онкологических заболеваний. Чем активнее деление клеток, тем выше вероятность мутаций и развития рака.
— Логично, — кивнул я. — Своеобразная плата за сложность организации.
— Именно, — согласился Конорс. — Но что если можно найти способ обойти эти ограничения? Активировать регенерацию без повышения онкологических рисков?
В его голосе прозвучала такая страсть, что я невольно насторожился. Именно такая одержимость приводила учёных к опасным экспериментам.
— Сложная задача, — осторожно заметил я. — Миллионы лет эволюции не зря создали эти ограничения.
— Возможно, — согласился Конорс, но я видел, что он не собирается сдаваться. — Но человек уже не раз превосходил природу. Полёты, космос, компьютеры — всё это противоречило естественным ограничениям.
Он встал и подошёл к сейфу в углу лаборатории.
— Хотите увидеть кое-что интересное? — спросил он, открывая замок.
Я кивнул, хотя внутренне напрягся. Сейфы в лабораториях обычно хранили либо очень ценные образцы, либо опасные вещества.
Конорс достал небольшую пробирку с зеленоватой жидкостью.
— Экспериментальная сыворотка, — объявил он. — Концентрат факторов роста, выделенных из тканей ящериц с добавлением синтетических активаторов.
Я почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом. Паучий инстинкт подавал сигналы тревоги.
— А тестировали её? — спросил я, стараясь говорить спокойно.
— На лабораторных мышах, — кивнул Конорс. — Результаты... неоднозначные. В малых дозах стимулирует заживление ран, в больших вызывает неконтролируемые мутации.
— Какие именно мутации? — я постарался скрыть волнение в голосе.
— Увеличение размеров, изменение метаболизма, агрессивность, — перечислил Конорс. — Одна мышь выросла в три раза и съела соседку по клетке.
Он сказал это так буднично, словно речь шла о погоде. Я понял, что находился в присутствии человека, готового на очень рискованные эксперименты.
— Звучит опасно, — заметил я.
— Наука требует жертв, — ответил Конорс, убирая пробирку обратно в сейф. — Но вы правы, нужна осторожность.
Он закрыл сейф и повернулся ко мне.
— А теперь давайте поговорим о ваших обязанностях, — сказал он, возвращаясь к деловому тону. — Если вы согласитесь работать здесь, то будете помогать с подготовкой препаратов, ведением документации, базовыми анализами.
— Звучит интересно, — ответил я. — А сколько времени это займёт?
— Часа три-четыре после школы, два-три раза в неделю, — предложил Конорс. — Плюс иногда в выходные, если будут срочные эксперименты.
— А оплата? — поинтересовался я.
— Пятнадцать долларов в час, — ответил он. — Для школьника неплохо, плюс бесценный опыт научной работы.
Действительно, неплохая ставка. Но главное было не в деньгах, а в возможности следить за его исследованиями изнутри.
— Меня устраивает, — согласился я. — Когда можно начать?
— Завтра, если хотите, — улыбнулся Конорс. — Как раз планирую серию экспериментов с новой партией образцов.
Он подвёл меня к столу с документами.
— Для начала нужно оформить бумаги, — сказал он, доставая формы. — Студенческая практика, техника безопасности, медицинская страховка.
Пока я заполнял документы, Конорс рассказывал о правилах работы в лаборатории.
— Главное — соблюдать стерильность и технику безопасности, — объяснял он. — Многие реактивы токсичны, некоторые образцы могут переносить инфекции.
— Понятно, — кивнул я, подписывая очередную форму. — А доступ к лаборатории?
— Выдам вам ключ-карту, — ответил Конорс. — Только не забывайте всегда закрывать за собой. В прошлом году у нас была кража, вынесли дорогой микроскоп.
Я закончил с документами и вернул их Конорсу.
— Отлично, — сказал он, просматривая бумаги. — Добро пожаловать в команду, мистер Паркер.
— Спасибо за возможность, — ответил я. — А можно задать личный вопрос?