— Впечатляет, — признал тренер. — Парни, что скажете?
Ребята загалдели, перебивая друг друга:
— Круто!
— Хочу ещё поработать над техникой!
— А можно завтра повторить эти упражнения?
— Питер, ты гений!
Я почувствовал удовлетворение. За час работы удалось не только научить их чему-то полезному, но и изменить их отношение к тренировкам, к спорту, возможно, даже к себе.
— Хорошо, — сказал тренер, — на сегодня хватит. Питер, можешь приходить регулярно?
— Конечно, — согласился я. — Два-три раза в неделю вполне реально.
— Отлично, — Коач пожал мне руку. — Добро пожаловать в команду.
Когда ребята начали расходиться, ко мне подошёл Флэш.
— Спасибо, — сказал он тихо. — Не только за технику, но и за то, что дал мне возможность показать себя с хорошей стороны.
— Ты сам её создал, — ответил я. — Я просто указал направление.
— Всё равно, — настаивал Флэш. — Раньше я думал, что сила — это всё. А оказывается, голова важнее.
— Сила тоже важна, — заметил я. — Но только в сочетании с умом и характером.
— Понял, — кивнул Флэш. — Слушай, а ты правда собираешься стать учёным?
— Возможно, — ответил я. — А ты определился с планами после школы?
— Если получится поднять результаты, попробую получить спортивную стипендию, — сказал Флэш. — А если нет... пока не знаю.
— Получится, — уверенно сказал я. — У тебя есть потенциал. Просто нужно правильно его развить.
— Спасибо за веру в меня, — Флэш протянул руку для рукопожатия.
— Верь в себя сам, — ответил я, пожимая его руку. — Это главное.
Собирая вещи, я размышлял о проведённой тренировке. Работа с командой показала мне кое-что важное — люди готовы меняться, если им дать правильные инструменты и мотивацию.
Каждый из этих парней был как кусок глины — податливый материал, из которого можно было слепить что угодно. Нужно было только приложить силу в правильном направлении, замотивировать, пропитать правильной философией.
А дальше — вопрос биохимии и биологии. При должном желании и знаниях можно было значительно улучшить их физические показатели. Правильное питание, оптимизация тренировочного процесса, может быть, даже некоторые безопасные добавки...
Но пока было рано об этом думать. Сначала нужно было заслужить их доверие, стать наставником не только в спорте, но и в жизни.
А потом... потом можно будет подумать о более серьёзных экспериментах.
Выходя из спортзала, я чувствовал удовлетворение от проделанной работы. День был насыщенным, но впереди ещё ждала лаборатория Конорса.
Время не стояло на месте и нужно было выжать из этого всё.
Университетский кампус в вечернее время выглядел совершенно по-другому. Толпы студентов поредели, в освещённых окнах виднелись силуэты тех, кто задержался в библиотеках и лабораториях. Я шёл по знакомой дорожке к биологическому факультету, размышляя о предстоящей работе.
Поднявшись на четвёртый этаж, я постучал в дверь лаборатории Конорса. Изнутри донеслось приглашение войти.
— Мистер Паркер, — поприветствовал меня доктор, поднимая голову от микроскопа. — Пунктуальность — прекрасное качество. Проходите, сегодня у нас много работы.
Лаборатория была ярко освещена флуоресцентными лампами. На рабочих столах располагались образцы тканей в чашках Петри, пробирки с различными растворами, измерительные приборы. В воздухе витал запах формалина и химических реактивов.
— Что именно предстоит делать? — спросил я, надевая предложенный лабораторный халат.
— Подготовка препаратов для завтрашних экспериментов, — объяснил Конорс, показывая на стопку образцов. — Нужно нарезать срезы тканей ящериц и поместить их в питательную среду.
— Понял, — кивнул я. — Какой толщины должны быть срезы?
— Два микрометра, — ответил Конорс. — Воспользуйтесь микротомом в углу. Только осторожно — лезвие очень острое.
Я подошёл к микротому — сложному прибору для нарезки тонких срезов биологических образцов. В прошлой жизни мне приходилось работать с подобным оборудованием, так что принцип был знаком.
— Отлично, — одобрил Конорс, наблюдая за моей работой. — Видно, что руки у вас умелые. Где учились обращаться с лабораторным оборудованием?
— Читал инструкции, смотрел видео в интернете, — соврал я. — Плюс логика — принципы работы большинства приборов интуитивно понятны.
— Хм, — Конорс задумчиво кивнул. — У вас определённо есть способности к экспериментальной работе.
Пока я готовил срезы, доктор занимался приготовлением питательных сред. Я краем глаза наблюдал за его действиями, запоминая пропорции различных компонентов.
— Доктор, — осторожно начал я, — а можно поинтересоваться деталями эксперимента? Хочется понимать общую картину.
— Конечно, — Конорс отложил пипетку и повернулся ко мне. — Мы изучаем влияние различных факторов роста на скорость регенерации тканей. Сегодняшние образцы будут обработаны новой версией сыворотки.
— Той самой, что вы показывали вчера? — уточнил я.
— Модифицированной версией, — кивнул он. — Я внёс несколько изменений в состав, основываясь на результатах предыдущих тестов.
— А какие именно изменения? — поинтересовался я, стараясь выглядеть просто любопытным студентом.
Конорс на секунду задумался, видимо, решая, стоит ли посвящать меня в детали.
— Добавил стабилизирующие компоненты, — наконец ответил он. — Предыдущие версии вызывали слишком агрессивную реакцию. Надеюсь, новая формула будет более управляемой.
Я продолжил работу с препаратами, обдумывая услышанное. Судя по всему, Конорс всё ещё экспериментировал с опасной сывороткой, пытаясь сделать её безопасной. Вопрос в том, насколько близко он подошёл к критической точке.
— Доктор, — сказал я, закончив с очередным образцом, — а вы не думали о том, чтобы сначала протестировать принципиально иной подход?
— Какой именно? — заинтересовался Конорс.
— Ну, например, вместо попыток воспроизвести регенерацию ящериц у млекопитающих, поискать уникальные для человека механизмы, — объяснил я. — Возможно, у нас есть скрытые возможности, которые просто нужно активировать правильным способом.
Конорс внимательно посмотрел на меня.
— Интересная мысль, — сказал он медленно. — А что вы имеете в виду под "уникальными механизмами"?
— Стволовые клетки костного мозга, например, — предложил я. — Или регенеративные возможности печени. Человеческий организм умеет восстанавливаться, просто не так радикально, как ящерицы.
— Хм, — Конорс задумчиво покивал. — Вы предлагаете искать способы усиления естественных процессов, а не имплантации чужеродных?
— Именно, — согласился я. — Это могло бы быть безопаснее.
— Любопытный подход, — признал Конорс. — Но для его реализации потребовались бы годы фундаментальных исследований.
В его голосе прозвучала нотка нетерпения, и я понял, что попал в точку. Конорс хотел быстрых результатов, возможно, из-за личных мотивов.
— А текущий подход даёт быстрые результаты? — осторожно спросил я.
— Результаты есть, — ответил Конорс, но в его тоне была неуверенность. — Правда, пока не всегда предсказуемые.
Он подошёл к сейфу и достал папку с документами.
— Взгляните на это, — предложил он, открывая папку. — Результаты последних экспериментов.
Я наклонился над документами. Это были фотографии лабораторных мышей до и после введения сыворотки. Результаты были впечатляющими — у животных действительно происходила регенерация утраченных конечностей. Но что-то в их внешнем виде настораживало.
— Регенерация прошла успешно, — прокомментировал Конорс. — Конечности восстановились полностью функциональными.
— А побочные эффекты? — спросил я, указывая на одну из фотографий, где мышь выглядела явно агрессивной.
— Временные изменения в поведении, — признал Конорс. — Повышенная агрессивность, ускоренный метаболизм. Но это проходит через несколько дней.
— А долгосрочные последствия изучались? — продолжил я расспросы.
— Пока что наблюдения ведутся только месяц, — ответил Конорс. — Но предварительные данные обнадёживают.
Я перелистнул несколько страниц отчёта, изучая графики и таблицы. Данные действительно выглядели многообещающими, но некоторые показатели вызывали беспокойство — повышенная агрессивность, изменения в структуре мышечной ткани, аномалии в работе нервной системы.
— Доктор, — сказал я, — а что если эти "временные" изменения на самом деле признаки необратимых мутаций?
Конорс резко поднял голову.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, смотрите, — я указал на один из графиков. — Агрессивность снижается, но не возвращается к исходному уровню. Метаболизм стабилизируется, но остаётся ускоренным. Возможно, сыворотка вызывает фундаментальные изменения в организме.
Конорс внимательно изучил данные.
— Вы правы, — медленно сказал он. — Я интерпретировал эти показатели как адаптацию к новым возможностям, но это могут быть признаки мутации.
— А если мутации прогрессируют? — продолжил я. — Что произойдёт через полгода, год?
— Этого мы пока не знаем, — признал Конорс, и в его голосе появилась тревога.
— Может, стоит провести более долгосрочные исследования перед переходом к следующему этапу? — предложил я.
Конорс молчал, обдумывая мои слова. Я видел, как в его сознании борются научная осторожность и желание получить быстрые результаты.
— Вы правы, — наконец сказал он. — Нужно больше данных. Но понимаете... — он посмотрел на свою повреждённую руку. — Время не всегда на нашей стороне.
— Понимаю, — сочувственно кивнул я. — Но разве не лучше подождать год и получить безопасное лечение, чем рискнуть и получить непредсказуемые последствия?
— Теоретически — да, — согласился Конорс. — Практически... сложно ждать, когда у тебя есть возможность действовать.
Я понял, что нашёл корень проблемы. Конорс был слишком эмоционально вовлечён в исследования, что мешало ему принимать объективные решения.