Тем временем приготовил простой салат из айсберга, помидоров и огурцов. Заправил оливковым маслом, бальзамическим уксусом, добавил щепотку соли и перца. Свежесть овощей должна была сбалансировать сытность основного блюда.
Разрезав лазанью на порции, я положил кусок на тарелку и отнес в спальню Мэй. Она как раз просыпалась, сонно потирая глаза.
— Питер? Что за аромат? — пробормотала она, садясь на кровати.
— Лазанья, — улыбнулся я. — Решил приготовить ужин. Голодна?
Глаза Мэй засветились от удовольствия:
— Боже мой, как пахнет! Ты становишься настоящим поваром, дорогой.
Мы поужинали на кухне, слушая радио и негромко разговаривая о прошедшем дне. Мэй рассказывала о работе, я — о школе и тренировках. Лазанья получилась действительно удачной — сытной, ароматной, с идеально сбалансированными вкусами.
За окном медленно опускались сумерки, а на радио играла музыка, которая навсегда останется саундтреком этого времени. Простые радости — домашняя еда, теплая кухня, близкий человек рядом. Иногда именно такие моменты и были самыми важными в жизни.
После ужина Мэй потянулась и довольно вздохнула:
— Знаешь что, дорогой? Давай возьмем мороженого и посмотрим что-нибудь хорошее по телевизору. Сегодня пятница, можно позволить себе расслабиться.
Идея показалась мне отличной. Направившись к морозилке, я достал большую упаковку мороженого «Хааген-Дазс» со вкусом ванили и шоколадной крошки — Мэй купила его на прошлой неделе как «маленькую радость для души». Мороженое было настоящей роскошью в нашем бюджете, но тетя всегда говорила, что иногда нужно баловать себя.
— Тебе в стаканчике или в мисочке? — спросил я, доставая из шкафчика две глубокие керамические пиалы с цветочным узором.
— В мисочке, конечно. И не жалей, — рассмеялась Мэй. — После такой лазаньи можно позволить себе и десерт.
Щедро наложив мороженое в пиалы, я добавил сверху немного шоколадного сиропа «Херши» и горсточку измельченных орехов. Мэй наблюдала за моими действиями с одобрительной улыбкой.
— Где ты научился так красиво подавать десерты? — поинтересовалась она, принимая свою порцию.
— Смотрел кулинарные передачи, — пожал плечами я. — «Фрюгал Гурмэ» и «Великие повара Америки». Джулия Чайлд знает толк в красивой подаче.
Мы перебрались в гостиную, где Мэй уже расстелила на диване большой шерстяной плед в шотландскую клетку — зеленый с красными полосами, еще дедушкин. Плед был старым, местами потертым, но невероятно теплым и уютным. Пах домом, детством и безопасностью.
— Что будем смотреть? — спросила Мэй, устраиваясь на диване и накрываясь пледом.
Я включил телевизор с диагональю экрана в двадцать пять дюймов, который занимал почти половину тумбы. Кинескоп был слегка выпуклым, а изображение иногда немного рябило, но в целом картинка была четкой. Пульт представлял собой массивную пластиковую коробку с большими кнопками, которые приходилось нажимать с усилием.
Переключив на NBC, мы попали как раз на вечерний сеанс. На экране появились знакомые титры и логотип кинокомпании — «Касл Рок Энтертэйнмент». Название фильма высветилось крупными буквами: «Бессонная в Сиэтле».
— О, это с Томом Хэнксом и Мег Райан! — оживилась Мэй. — Видела трейлеры, говорят, очень романтичная комедия. Как раз то, что нужно для пятничного вечера.
Мы устроились рядом под пледом, Мэй положила голову мне на плечо, а я обнял ее со всей нежностью и теплотой. Было удивительно уютно и спокойно — то редкое чувство полного умиротворения, которое я почти забыл за последние напряженные дни.
На экране разворачивалась история овдовевшего архитектора из Сиэтла, который переезжает туда с маленьким сыном, пытаясь начать новую жизнь. Том Хэнкс играл с той особенной теплотой, которая сделала его одним из самых любимых актеров Америки.
— Какая трогательная история, — тихо сказала Мэй во время сцены, где персонаж Хэнкса рассказывает сыну о покойной жене. — Напоминает мне о твоем дяде Бене. Как он умел любить...
Я кивнул, размышляя о том, как киноиндустрия Голливуда в последние годы все чаще обращается к семейным ценностям. После бурных восьмидесятых с их культом успеха и материализма, девяностые принесли тягу к простым человеческим чувствам.
— В последнее время я часто вижу таких мужчин, — продолжила Мэй, машинально поглаживая мое плечо. — Потерявших жен, оставшихся одних с детьми. И знаешь, что меня больше всего поражает? Как они учатся быть и отцом, и матерью одновременно.
— А ты никогда не думала о том, чтобы снова выйти замуж? — осторожно спросил я, понимая, что тема деликатная.
— Конечно, думала. Но знаешь... после Бена все остальные мужчины кажутся какими-то неполными. — Мэй помолчала, наблюдая за игрой актеров. — К тому же, у меня есть ты. И это главное.
Упоминание о дяде Бене всегда вызывало смешанные чувства. С одной стороны, теплые воспоминания о добром, мудром человеке, который заменил мне отца. С другой — болезненное осознание того, что его больше нет.
— Он был хорошим человеком, — тихо сказал я.
— Лучшим, — согласилась Мэй, и в ее голосе слышалась легкая грусть. — И ты очень на него похож, Питер. Особенно в последнее время.
Ее слова заставили меня задуматься. Действительно, за эти восемь дней я сильно изменился. Не только физически — хотя паучьи способности, конечно, играли свою роль — но и внутренне. Словно обрел какую-то новую уверенность в себе, понимание своего места в мире.
На экране тем временем развивалась романтическая линия. Мэг Райан в роли журналистки из Балтимора случайно слышит радиопередачу с участием персонажа Хэнкса и влюбляется в голос незнакомца. Классический сюжет голливудской романтической комедии — встреча судьбы, препятствия, счастливый финал.
— Хорошее кино, — заметила Мэй, подкладывая под голову маленькую подушку. — Не то что эти боевики с Сильвестром Сталлоне и Арнольдом Шварценеггером. Хотя иногда и их приятно посмотреть.
— Какой твой любимый фильм? — спросил я, понимая, что за все годы жизни с тетей мы не так уж часто обсуждали кинематографические предпочтения.
— «Касабланка», — не задумываясь ответила Мэй. — Хамфри Богарт и Ингрид Бергман. Классика голливудского романтизма. А у тебя?
Я задумался. В прошлой жизни предпочитал научную фантастику и триллеры, но сейчас, в теле подростка девяностых, вкусы казались несколько иными.
— «Индиана Джонс», — сказал я после паузы. — Все три части. Приключения, юмор, харизматичный герой.
— Ах, Харрисон Форд, — мечтательно протянула Мэй. — Красавчик. Жаль, что такие мужчины встречаются только в кино.
Мы рассмеялись, и я почувствовал, как напряжение последних дней постепенно отпускает. Было что-то невероятно умиротворяющее в этой простой домашней сцене — мы с тетей под пледом, мороженое, хороший фильм по телевизору. Никаких суперспособностей, никаких тайных лабораторий, никаких планов стать героем или антигероем. Просто семья, проводящая вечер вместе.
Во время рекламной паузы на экране замелькали типичные ролики середины девяностых. «Кока-Кола» с белыми медведями и слоганом «Always Coca-Cola», «Макдоналдс» с новой линейкой бургеров, реклама пейджеров «Моторола» — «Оставайтесь на связи!». Рекламировали новый альбом Элтона Джона «The Lion King Soundtrack», а автомобильная реклама «Форда» обещала «Качество — это работа номер один».
— Питер, — неожиданно сказала Мэй, — я хочу, чтобы ты знал: ты можешь рассказать мне о чем угодно. Если у тебя есть проблемы, вопросы, если что-то беспокоит... Я всегда буду тебя слушать и поддерживать.
Ее слова прозвучали неожиданно серьезно на фоне легкого вечернего просмотра. Я понял, что Мэй чувствует — я действительно сильно изменился за последнее время, и она беспокоится.
— Спасибо, Мэй. Это много значит для меня, — искренне ответил я. — Просто... взрослею, наверное. Старший класс, планы на поступление в колледж, новые знакомства.
— Девушки? — с хитрой улыбкой спросила она.
— Возможно, — уклончиво ответил я, вспоминая о Фелиции Харди и сегодняшней встрече с Беатрис Коннорс. — Пока еще все неопределенно.
— Главное, будь собой. Правильная девушка полюбит тебя таким, какой ты есть.
Фильм продолжался, и мы погрузились в созерцание. Режиссерская работа Норы Эфрон была действительно мастерской — она сумела создать атмосферу современной сказки, где чудеса случаются в обычной жизни. Операторская работа показывала Сиэтл и Нью-Йорк во всей красе — два города, символизирующих разные стороны американской мечты.
— Какая музыка красивая, — заметила Мэй, когда зазвучала композиция Селин Дион. — Идеально подходит к фильму.
Действительно, саундтрек был подобран великолепно. Романтические баллады, джазовые стандарты, современные хиты — все это создавало идеальное эмоциональное сопровождение к происходящему на экране.
Постепенно я почувствовал, как веки становятся тяжелыми. Теплый плед, мягкий диван, размеренный ритм фильма, присутствие Мэй рядом — все это действовало усыпляюще. Ускоренный метаболизм требовал больше отдыха, чем я думал.
— Устал? — тихо спросила Мэй, заметив, что я начинаю клевать носом.
— Немного, — признался я. — Насыщенный день был.
— Спи, дорогой. Я досмотрю фильм и тоже лягу.
Но вместо того чтобы идти в свою комнату, я просто устроился поудобнее на диване, положив голову на плечо Мэй. Она нежно погладила меня по волосам, как в детстве, когда я болел или просто грустил.
— Мой мальчик, — тихо прошептала она, и в ее голосе слышалась вся материнская нежность мира.
Сознание начало плыть. Я слышал приглушенные голоса актеров, музыку, тихое дыхание Мэй рядом. Где-то на периферии восприятия мелькали мысли о завтрашней встрече с Беатрис, о работе в лаборатории, о команде и новых планах. Но все это казалось далеким и неважным.
В последний момент перед сном я ощутил что-то необычное. Паучьи чувства уловили почти неслышимый звук — скрип половиц в соседней квартире, тихие шаги на лестнице, отдаленный гул автомобилей за окном. Весь дом, вся улица словно жили своей скрытой жизнью, о которой обычные люди даже не подозревали.