и.
Мир вокруг меня словно замер. Трис... моя Трис... умирает? Все кусочки пазла вдруг сложились воедино — ее бледность, усталость, головные боли, запах лекарств, который улавливали паучьи чувства.
— Как... как долго? — с трудом выдавил я.
— Диагноз поставили полтора месяца назад, — ответил Коннорс. — Врачи дают ей год, максимум полтора. Может быть, больше, если химиотерапия поможет, но...
Он не закончил фразу. В его голосе слышалось отчаяние человека, который исчерпал все возможности современной медицины.
— Поэтому вы занимаетесь регенеративной биологией, — понял я. — Пытаетесь найти способ ее спасти.
— Именно, — кивнул Коннорс. — Каждую ночь, каждую свободную минуту я работаю над этим. Ищу способ заставить организм самостоятельно бороться с болезнью.
Теперь его одержимость работой обретала совсем другой смысл. Это был не научный интерес, а отчаянная попытка отца спасти умирающего ребенка.
— А она знает? — спросил я. — О прогнозах, я имею в виду.
— Знает, что больна, но не знает, насколько все серьезно, — ответил Коннорс. — Мы с женой решили не говорить ей всей правды. Пока что.
В кафе царила обычная утренняя атмосфера — студенты готовились к занятиям, офисные работники пили кофе перед рабочим днем. Но для меня мир полностью изменился. Девушка, которая стала мне дорога, которую я начал любить, была обречена.
— Почему вы рассказываете мне это? — спросил я, когда немного оправился от шока.
Коннорс наклонился вперед, и в его глазах загорелся опасный огонек.
— Потому что я вижу, как вы на нее смотрите, — сказал он тихо, но очень отчетливо. — И вижу, как она смотрит на вас. Между вами что-то происходит.
— Доктор, я...
— Молчите и слушайте, — резко прервал он. — Беатрис — это все, что у меня есть в этом мире. Моя единственная дочь, мой смысл жизни, моя... папина ромашка.
В его голосе появились нотки, которые заставили мои паучьи инстинкты насторожиться. Это был голос человека, готового на все ради защиты своего ребенка.
— Она уже достаточно страдает от болезни, — продолжил Коннорс. — Не нужно добавлять к этому страдания от разбитого сердца.
— Я не собираюсь причинять ей боль, — возразил я.
— Собираетесь или нет, но причините, — жестко ответил он. — Рано или поздно. Потому что у вас есть своя жизнь, свои планы, свое будущее. А у нее...
Он не закончил, но смысл был ясен. У Трис может не быть будущего.
— Вы хотите, чтобы я прекратил с ней общаться? — спросил я.
— Я хочу, чтобы вы понимали ситуацию, — ответил Коннорс. — И действовали соответственно. Если вы действительно заботитесь о Беатрис, то должны подумать о том, что для нее лучше.
Мы помолчали. Я пытался осмыслить новую информацию и понять, как это изменит наши отношения с Трис. Знание о ее болезни делало каждый момент, проведенный вместе, невероятно ценным и одновременно болезненным.
— Есть еще кое-что, — вдруг сказал Коннорс, и его голос стал еще более угрожающим. — Если вы причините боль моей девочке — любую боль, физическую или эмоциональную — если обманете ее, предадите или бросите в трудную минуту...
Он помолчал, давая словам подействовать, затем продолжил:
— Я вырву вам сердце голыми руками. Понятно?
Несмотря на то, что у него была только одна рука, угроза прозвучала абсолютно серьезно. В глазах Коннорса читалась решимость человека, которому нечего терять.
— Понятно, — ответил я тихо.
— Хорошо, — кивнул он. — Рад, что мы понимаем друг друга.
Коннорс встал, оставив деньги за кофе на столе.
— Еще одно, — добавил он, останавливаясь. — Беатрис не должна знать, что мы разговаривали. Она и так слишком много переживает.
— Конечно, — согласился я.
— И Питер... — он повернулся ко мне в последний раз. — Если у вас действительно серьезные намерения относительно моей дочери, то сделайте ее счастливой. Пока есть время.
С этими словами он покинул кафе, оставив меня наедине с тяжелыми мыслями.
Я остался сидеть за столиком, уставившись в окно и пытаясь осмыслить произошедшее. Трис больна раком. Умирает. И ее отец готов убить любого, кто причинит ей боль.
Воспоминания о наших встречах приобрели новый оттенок. Ее усталость, бледность, головные боли — все это были признаки прогрессирующей болезни. А она скрывала истинную причину, не желая беспокоить меня.
Что теперь делать? Продолжать отношения, зная о ее обреченности? Или прекратить их, чтобы не причинять ей дополнительных страданий в будущем?
Но затем я вспомнил ее улыбку, вкус ее губ, тепло ее руки в моей. Вспомнил, как она говорила, что чувствует себя со мной в безопасности. Разве могу я лишить ее этого счастья из-за страха будущей боли?
Решение пришло само собой. Если у Трис осталось мало времени, то это время должно быть наполнено радостью и любовью. Я буду рядом с ней, буду заботиться о ней, буду делать ее счастливой каждый день.
А еще... возможно, мои способности и знания могут помочь найти лекарство. Паучья регенерация, мутагены, возможности современной биотехнологии — все это может быть использовано для борьбы с болезнью.
Покидая кафе, я уже строил планы. Нужно изучить литературу по лечению лейкоза, проанализировать возможности применения регенеративных технологий, может быть, даже создать специальную версию мутагена для борьбы с раковыми клетками.
Угроза Коннорса не пугала меня. Наоборот, я понимал его чувства и разделял их. Трис действительно заслуживала защиты и заботы. И я был готов стать ее защитником.
Возвращаясь в лабораторию, я думал о предстоящих задачах. Кроме работы над лекарством для Трис, нужно было заниматься созданными мутантами, отвечать на предложение Фиска, продолжать ночные патрули. Двойная жизнь становилась все сложнее.
Но теперь у меня была дополнительная мотивация. Время — самый ценный ресурс, и у Трис его оставалось мало. Каждый день, каждый час должен был быть использован максимально эффективно.
Возможно, вместе мы сможем найти способ спасти Трис. Возможно, паучьи способности и научные знания дадут шанс на чудо. Во всяком случае, я должен был попытаться.
Любовь стоила того, чтобы бороться за нее до конца.
После неловкой паузы, которая последовала за уходом доктора из кафе, я вернулся в лабораторию и принялся за обычную работу. Но мысли постоянно возвращались к разговору о Трис и ее болезни. Острый лимфобластный лейкоз — серьезная форма рака крови, но не приговор. Современная медицина добилась значительных успехов в лечении этого заболевания.
Коннорс работал молча, периодически поглядывая на меня. В его взгляде читались оценка и сомнения — он явно обдумывал наш утренний разговор и мои возможные реакции.
Около полудня, когда мы закончили очередной эксперимент с регенерацией тканей у лабораторных мышей, я решился на откровенный разговор.
— Доктор Коннорс, — начал я осторожно, — я много думал о том, что вы мне рассказали утром.
Он поднял голову от микроскопа и внимательно посмотрел на меня.
— И к каким выводам пришли? — спросил он настороженно.
— К выводу, что хочу помочь, — ответил я прямо. — И Трис, и вашим исследованиям. У меня есть некоторые наработки, которые могут оказаться полезными.
— Какие наработки? — с любопытством поинтересовался Коннорс.
Я глубоко вдохнул. Это был риск — показать доктору часть своих секретов. Но если это поможет спасти Трис, риск оправдан.
— Я работал над модификацией белковых комплексов для ускорения регенеративных процессов, — начал я. — Используя принципы биомимикрики, удалось создать соединения, которые стимулируют клеточное обновление.
— Интересно, — кивнул Коннорс. — Покажите.
Из своего рюкзака я достал одну из оставшихся ампул с модифицированным мутагеном. Конечно, я не мог раскрыть истинную природу препарата, но некоторые его свойства действительно могли помочь в борьбе с раком.
— Это экспериментальный состав на основе факторов роста и регенерации, — объяснил я, передавая ампулу Коннорсу. — Он стимулирует иммунную систему и ускоряет восстановление поврежденных тканей.
Доктор внимательно изучил светло-голубую жидкость, поднося ампулу к свету.
— Где вы это синтезировали? — спросил он. — И откуда у школьника знания для создания таких препаратов?
— Работал в свободное время, используя оборудование школьной лаборатории, — ответил я. — Мистер Дэвис разрешил проводить дополнительные эксперименты.
— А исходные материалы?
— Получил через университетские каналы, — соврал я. — Сказал, что это для школьного научного проекта.
Коннорс поставил ампулу в штатив и принялся готовить оборудование для анализа.
— Расскажите подробнее о составе, — попросил он.
— Основа — модифицированные факторы роста, стабилизированные хелатирующими агентами, — начал я, используя знания, полученные от Трис. — Добавлены антиоксиданты для защиты клеточных мембран и буферная система для поддержания оптимального pH.
— Звучит разумно, — согласился Коннорс, набирая небольшое количество препарата в пипетку. — А тестировали?
— На культурах клеток и лабораторных животных, — ответил я. — Результаты обнадеживающие. Ускорение заживления ран, повышение иммунного ответа, стимуляция регенерации.
Это была правда, хотя и не полная. Мутаген действительно обладал всеми перечисленными свойствами, просто дополнительно превращал людей в улучшенных существ с паучьими способностями.
Коннорс поместил каплю препарата под микроскоп и принялся изучать структуру.
— Кристаллическая решетка интересная, — пробормотал он. — Не встречал подобных соединений в литературе.
— Это результат долгих экспериментов с различными комбинациями, — объяснил я. — Методом проб и ошибок удалось найти оптимальную формулу.
— А побочные эффекты?
— Минимальные, — ответил я. — Легкое повышение метаболизма, временное увеличение активности. Ничего серьезного.
Коннорс продолжал анализ, время от времени делая заметки в своем блокноте. Его лицо выражало растущий интерес и, возможно, даже восхищение.