– Марина, – обратился он к девушке. – Приведи ее ко мне.
Марина стала судорожно одеваться. Кирпич так и сидел неподвижно, смотря пустым взглядом на тело убитого друга.
– Я убью тебя, тварь, – прорычал мужчина, поднимая голову. – Я тебя на части разорву, слышишь?
– Кирпич, остынь, – Марина подошла ко мне, накинув мне на плечи жалкие останки моей блузки.
– Пошли, – взяв меня под руку, повела наверх. В спальню Греха. Практически весь путь мы шли молча. Я до сих пор не могла прийти в себя, хотя понимала, спокойствие и контроль единственное, что меня сможет спасти сейчас. Практически у дверей его спальни, Марина вздохнула.
– Не повезло тебе. Соболь был грубый, но не жесткий. Грех разорвет тебя. А если не он, то уж Анжелика точно…
Он стоял у окна. Глядя на него со спины, никогда бы не подумала, что это тот самый Гера Греховский, которого я любила. Исполинского роста зверь, облаченный в образ человека. Двухметровый убийца, чудовище. Каждую секунду, каждое мгновение, готовый сорваться в бой. Что могло сделать его таким? Как он мог из добродушного паренька, чьи голубые глаза вселяли в мою душу надежду на лучшее, превратиться в это?
Словно почувствовав мои мысли, он обернулся в пол-оборота. Его русые волосы, ниспадающие на лицо, были влажными – мужчина только что из душа. В его глазах не было ни одной эмоции, впрочем, как и всегда. От этого, Грех казался мне еще более пугающим.
– Чего встала? Раздевайся, – бросил лениво. Повернувшись, сделал пару шагов навстречу, но остановился.
– Ты ведь не думала, что я буду с тобой более нежным, чем Соболь?
Я не думала. Давно уже стараюсь не думать, не анализировать. Потому что запуталась невыносимо и не вижу выхода или конца этого жуткого лабиринта. Я продолжала смотреть на него, прижимая к груди остатки одежды.
– Ты убил своего амбала, ради чего? Тебе ведь плевать на меня, я для тебя как грязь, – припомнила его недавние слова. Я посмотрела на него с презрением. Может, он и самый опасный здесь. Пусть он решает, кому жить, а кому нет. Но я никогда не склонюсь и никогда этому человеку не увидеть в моих глазах теплоты.
– Ты стал таким отморозком, Грех. Ты лишил меня всего! Думаешь, что еще можешь сделать мне больно?
Я бросила на пол одежду. Выпрямилась, и гордо задрав подбородок, произнесла.
–Что хочешь, делай. Мне плевать.
Я видела в его глазах под тонной злости и гнева боль. Она просачивалась, сквозь броню. Он пытался ее спрятать за бокалом виски, который поднес к губам. Но сейчас он впервые напомнил мне прежнего Греха. И в этот момент в душе зародилась надежда. Крохотный огонек, едва различимый, но я уцепилась за него.
Резко приблизившись, он схватил меня. Сжал мое горло до красных пятен перед глазами. Повернул меня так, чтобы я видела наше отображение в огромном зеркале на стене. Грех коснулся губами моей шеи, заставив поежиться. Слишком нежно для него и от этого еще страшней. А потом он провел пальцем по моей шее. Ведя кровавую дорожку вниз, к груди. Обхватив правое полушарие рукой, сжал. До боли.
– Ты думаешь, представляешь для меня ценность? Думаешь, я стану слушать твои бредни? – его голос был садистски довольным. Он шептал эти слова, продолжая истязать мое тело касаниями пальцев. Он размазывал кровь по бледной коже живота, заставляя меня дрожать от страха.
– Я тот, кто убил твоего муженька. И свекра твоего тоже пришил я. А теперь я сделаю тебя своей. На колени… – прорычал, надавив мне на плечи. Я увернулась от его рук, отбежав на пару шагов. По щекам неумолимо текли слезы. Я ненавидела это животное.
– Нет! – процедила сквозь зубы, посмотрев на него исподлобья.
– Ты не сделаешь этого! Слышишь?! Я не стану это делать!
Он вытянул пистолет, направив мне в лицо.
– Назови хоть одну причину, чтобы я не убил тебя, – произнес с ленивой хрипотцой в голосе. Ему было плевать. И я знаю, в любую секунду он лишит меня жизни также хладнокровно, как и сделал это с моим мужем. Но я все еще надеялась, что где-то там, в глубине его черной души еще жив Гера Греховский. Тот самый, который однажды поймал Синичку. Тот, кто обещал звезды с небес, и за кем я готова была идти хоть на край света.
Я знала, что следующие слова послужат началом новой катастрофы. Но у меня не было другого выбора.
– Потому что Паша – твой сын. И если ты меня убьешь, ты никогда не сможешь увидеть его.
Он не верил мне. Не верил до последнего. А я уже и бояться перестала. Ни страха, ни паники, только тишина внутри. Смотрела на него и хотела только одного, чтобы все поскорей закончилось. Хочет убить – пусть делает это. Только скорей.
А он стоял надо мной, словно каменное изваяние. Огромный, с устрашающим видом. В одно мгновение казалось, что вот-вот и вцепится мне в горло. Или пулю в висок пустит – так и веяло от него ненавистью. А потом все менялось. Он вдруг таким слабым становился, полным боли и сомнений. Надежда на то, что я говорю правду, все еще не покидала его. При всей видимой силе и мощи, сейчас он был словно потерявшийся на темной улице мальчик. От того и злился сильно, от того и срывался на меня.
– Что ты сказала?! – подавшись ближе, сжимает мою шею. Кривится так, словно ему и смотреть на меня противно. А я кричу в ответ. Раз в сотый одно и то же.
– Паша твой сын!
Щурится зло. Губы кривятся в едкой улыбке. Отбрасывает меня в сторону, отходит.
– Ты врешь! Ты все врешь!
– Не вру! Хочешь, убей меня, но я не вру тебе! – кричу, потому что уже нет сил говорить спокойно. Нет сил оправдываться в том, чего не совершала.
– Там в Москве, я ждала тебя! Там я узнала, что беременна! От тебя! А приехал не ты ко мне! Приехал Валера! Мы вернулись в город. Я узнала про тюрьму и про то, что тебя хотят посадить. Я умоляла адвоката провести меня на свидание к тебе, но мне не давали! Я нервничала, переживала за тебя, и от нервов у меня открылось кровотечение! Меня положили в больницу, поэтому я не была на твоих похоронах! Я решила тогда, что жизнь твоего ребенка намного важнее, что тебя я не смогла спасти, так хотя бы он будет у меня… – ком, ставший в горле, не давал мне больше произнести ни слова. Самое болезненное из всей ситуации было полное неверие в его глазах.
– Это Кобзаря ребенок, – процедил он сквозь зубы, мазнув по мне арктическим взглядом.
Я поднялась с пола, подошла к нему вплотную. Я устала. Пошел он к черту!
– Кобзарь рядом был все это время. Замуж за него я вышла только когда Паша родился. И то, год еще мы были с ним будто соседи. Но, не смотря ни на что, Греховский, я жила одним тобой все эти годы, все эти дни. Я любила только тебя и Валера это знал. И заботился о нашем ребенке, как о своем!
Он схватил мои скулы, сжал их.
– Я не верю тебе, ты врешь! – прошипел у моего лица. Вырвалась из его хватки. Подняла с пола свою сумку. Выпотрошила из нее все содержимое. Из кошелька вытащила фотографию и швырнула ему в лицо.
Я смотрела на то, как он пялился в жалкий кусочек бумаги. Я не знала, что сейчас творится в его голове. Но, в общем-то, мне было все равно.
– Я ненавижу тебя. Ненавижу, потому что мой сын вылитая копия тебя, – процедила сквозь зубы, когда он поднял на меня глаза.
– Я буду молиться, Тайсон, чтобы он никогда не стал таким, как ты. Я сделаю все, чтобы мой сын был прекрасным человеком.
Он молчал. Отошел от меня к окну. А меня трясло. Я только сейчас начала понимать, что натворила. Теперь Тайсон не отпустит нас точно.
– Где он? – спросил, обернувшись.
Я не ответила. Продолжила молчать, глядя ему в глаза. Он приблизился ко мне. Закричал прямо в лицо.
– Где он, с*ка?!!
Плюнула в него. А в следующую секунду мою скулу взорвала острая боль. Едкая, приводящая меня в чувства. От пощечины слезы брызнули из глаз. Я сползла по стене, закрывая лицо руками.
– Я же найду его все равно. Слышишь?! – взревел, склоняясь надо мной. – Я найду сына! И лучше бы тебе самой сказать мне!
Убрала руки от лица. Посмотрела на него презрительно.
– А что будет, если не скажу, а?! Убьёшь? Так давай. Я уже мертва!
Зарычал, сжав кулаки. А потом развернулся и по стене надо мной ударил. Я снова закрылась от него руками, а он из комнаты вышел. Захлопнул за собой дверь. И в этот момент меня скрутило пополам. Страх за Пашу и боль разбитого сердца или его громкий, протяжный вой с той стороны двери. Я не знаю, что сильней делало мне больно, но в данный момент мне казалось, что смерть стала бы выходом для меня.
Он ушел. И больше не вернулся в этот день. Я была в полном одиночестве, в темноте. Наедине со своими слезами и страхами. Я рыдала и молилась каждую минуту Богу. Я просила его уберечь сына от Греха.
Глава 39
Прошло уже два дня. Ужасных, полных страхов и слез. Дни, проведенные в нервных срывах и стенаниях. Чем больше проходило времени, тем быстрей таяла моя надежда на спасение. Как бы я ни старалась храбриться, ничего уже не изменить. Грех обязательно найдет Пашу. Он заберет у меня сына. Я больше никогда не увижу своего мальчика.
Мое будущее выглядело смутно и непредсказуемо. Но Миша, единственный гость, не оставил мне надежды. По его мнению, Тайсон запросто убьет меня. И Овсянников прав. Если Грех не пожалел своего заместителя, Соболя. Если даже на столь близкого человека у него поднялась рука, меня он уничтожит, и глазом не моргнет.
За окнами стемнело, а я все не включала свет. Миша зашел ко мне с ужином, но я не притронулась и к нему. Как и все эти пару дней, мне кусок в горло не лез.
– Есь, я помогу тебе, – раздался в тишине его грустный голос. Удивленная, я подняла глаза на приятеля, но не сразу поняла, о чем он говорит. Миша потянулся и взял меня за руку.
– Я не дам ему тебя убить.
По щекам потекли слезы. Мне было невыносимо слышать это из чужих уст. Несмотря на то, что мысленно я приготовилась к любому исходу ситуации, со стороны это звучало ужасающе.