ий прижал меня плотнее к себе. Затем и вовсе взял на руки и куда-то понес. Он что-то спрашивал, а я не могла понять что.
До моего слухового аппарата до сих пор не доходили никакие звуки. А затем я оказалась на собственной кровати. Виталий навалился на меня и, глядя в глаза, начал облизывать свои пальцы. Я не выдержала и зажмурилась. Не смогла. Это было так… так порочно и так аппетитно.
Самойлов хрипло рассмеялся, а затем наклонился к моему уху и, обдавая теплым дыханием, начал шептать, в общем-то, серьезные вещи. Но я никак не могла прийти в себя, собраться и начать мыслить здраво. Не могла, и все тут.
— Я приехал поговорить, белочка.
Я вдохнула так, что грудь приподнялась и ладонь Самойлова тут же оказалась на ней. Он нежно погладил меня через ткань футболки, а потом ущипнул за сосок. Я пискнула, но промолчала.
— Но твой цвет волос, м-м-м… — Было ощущение, что еще чуть-чуть и он заурчит. — Нельзя же так, Вика, о таком предупреждать надо.
Мужчина зарылся носом в мои рыжие локоны, рассыпанные по кровати, и что-то тихо пробубнил, я не поняла. Я продолжила дышать через раз. Потому что морок после оргазма начал рассеиваться, но мозги не спешили начинать работать адекватно. Они словно расплавились под огнем и натиском мужчины. Совсем. Навсегда. Безвозвратно.
— Я приехал познакомиться с Евой, — прошептал мужчина, по-прежнему нюхая мои волосы, а я раскрыла широко глаза и, кажется, пришла в себя.
Я не была к этому готова. Совсем-совсем. Его слова охладили меня и привели мои умственные способности в норму. Я поняла, что опять сорвалась, стоило только почувствовать его силу. И начала усиленно думать, перебирая в голове варианты, как избежать знакомства. Ева не готова, так же как и я.
Только не сегодня… не сегодня.
— Рано, Ева не готова, — произнесла я вслух слова, крутившиеся в моей голове, словно их заело.
— Кажется, мы договорились или ты забыла? — Виталий говорил по-прежнему хрипло и спокойно, он крепче сжал мой сосок и, глубоко вдохнув, наконец-то сел на кровати рядом со мной.
Мы встретились взглядами, и я поспешила подняться. Потому что, лежа вот так вот рядом, когда Вет смотрел на меня сверху вниз, я чувствовала его власть надо мной еще сильнее. И откуда она только взялась, власть эта?
— Я помню. — Я прижала к груди колени и обняла их, пытаясь закрыться.
Поза самозащиты. Виталий это понял и криво усмехнулся, выгнув левую бровь. Вот как? Как у него получалось так делать лишь одной бровью? Я аж забыла, о чем говорила.
— И-и-и? — поторопил меня мужчина.
Ну я и выдала ему все, что думала, практически залпом, на одном дыхании.
— Ну ты же деловой человек. И ты, наверное, должен понимать, что так запросто такие вопросы не решаются. Во-первых, ты что-то говорил о свидетельстве об отцовстве. Я вообще не знаю, делается ли так? Без ДНК и прочего.
— Делается, — мягко улыбнувшись, ответил Виталий, а я насторожилась.
— Почему ты так улыбаешься? — От этого наглого большого мужчины можно было ожидать чего угодно.
Он пожал плечами.
— Не знаю почему, но мне привычнее, когда ты разговариваешь именно так, а не как москвичка, тянущая слова.
— Я опять тараторила, да? — Я закатила глаза и, прикрыв ладонями лицо, рассмеялась. — Я никогда не тянула слова, за девять лет так и не научилась разговаривать по-московски.
— И не надо. — Виталий взял мои ладони и, отняв их от лица, притянул к своим губам.
Сначала он просто целовал, затем начал водить языком по внутренней стороне ладони, а потом и вовсе прикусил кожу на указательном пальце.
Что он творит?
— Виталий! — выдавила из себя на пределе возможности, я больше не могла разговаривать, я опять проваливалась в пучину вязкого, туманящего разум наслаждения. Нельзя так. Нельзя.
— М-м-м? Что такое? — нагло улыбнулся этот… этот мартовский кот, и я попыталась вырвать свои руки, но куда там. Кот оказался тигром. Или львом. Я не знаю, кто там из них сильнее. Но хищные черты в Самойлове однозначно были. — Успокойся, — тихо произнес он и лизнул мое запястье. Да он издевается. — В Евином свидетельстве о рождении, в графе «отец», стоит прочерк, поэтому при заявлении от обоих родителей выдают справку об отцовстве, а с ней уже меняют и свидетельство о рождении. И никому не нужны никакие ДНК.
Как он мог? Так быстро переключиться на серьезную тему и продолжать ласкать мои ладони своими губами.
Я не могла мыслить здраво. Только не так.
— Пойдем на кухню. Я так не могу! — отчаянно взвизгнула я, надеясь на чудо.
И оно случилось. Виталий меня отпустил и рассмеялся, я быстро соскочила с кровати, пока хищник давал шанс, пока тигр или лев — неважно — был обычным пушистым котом, объевшимся сметаны. Именно такое впечатление сейчас и производил Самойлов: довольный, обожравшийся ништячками кот.
В голову мгновенно пришло воспоминание, как он облизывал пальцы после того самого, и захотелось стукнуть себя по лбу за проведенную параллель: вот она, значит, какая ему нужна “сметанка”.
Потянула дверь, но она не открылась. Непонимающе оглянулась на Виталия, который по-прежнему сидел на кровати и с довольством смотрел на меня.
— Я запер дверь, ну так, на всякий случай. Все же, как я понимаю, мы не одни дома.
Я не помнила этого. На моей двери был замок, о котором я и думать забыла, щелкнула им и, насторожившись, спросила:
— А как ты понял, что это моя спальня?
— Ну, кухня у тебя без дверей. — Я кивнула, а Виталий поднялся. — Гостиная тоже без дверей. — Я опять кивнула, он говорил очевидные вещи и медленно приближался ко мне. — Туалет с ванной я сразу отсек — думаю, объяснять не надо. — Я мотнула головой и шагнула в коридор, тогда Виталий быстро метнулся ко мне и, схватив за талию, затащил обратно в комнату, а потом поцеловал.
Ведь за сегодня он так ни разу и не поцеловал меня в губы. Он пил меня всю, а я наслаждалась его силой и мощью, его теплом и обжигающим душу желанием. Этот поцелуй не был похож на тот первобытный, в его офисе. Сейчас Виталий целовал почти нежно, иногда легонько прикусывая мои губы и тут же зализывая ранки, которых не было и не могло быть.
— Ну и в конце выбор был очевидным, — произнес он, оторвавшись от моих губ. — Дверь с вывеской “Не входи, а то станешь розовым пони” или просто, хм, — он кашлянул, — обычная дверь, — последние слова он проговорил как-то медленно и заторможенно.
Я тут же чуть отстранилась и обернулась. В коридоре стояла Ева и часто-часто моргала своими огромными глазами, сейчас особенно похожими на блюдца.
Черт. Черт. Черт.
Какой стыд.
Я отбежала от Виталия и приложила ладони к щекам, кожу начало нестерпимо жечь, наверное, я покраснела, ничуть не меньше самой Евы.
Черт.
Она не была знакома ни с одним моим любовником. Ни единого моего мужика не видела. Потому что это была наша с ней территория, только наша. А Самойлов… Самойлов не успел появиться в моей жизни, тут же окутал ее всю, словно паутиной, связал меня по рукам и ногам и пробрался в самое ценное место для меня. В мой дом, к моей дочери. А я растеклась лужей, позабыв обо всем на свете.
А что, если?.. Что, если бы она вышла раньше, когда мы там, в коридоре? Мамочки, мне даже подумать об этом было страшно, я часто задышала и сама не заметила, как перед глазами начало все кружиться. Почувствовала руку на своей спине и уже хотела отстраниться, но не смогла, пошатнувшись, вцепилась в Самойлова крепче, чтобы не упасть. Мне не хватало воздуха, нужно было отдышаться, и все придет в норму.
Только у меня не было времени на то, чтобы прийти в себя, белочка смотрела на нас как-то испуганно, ошеломленно и с досадой, а я и рта раскрыть не могла, чтобы что-то ей сказать, успокоить.
— Ну надо же, еще одна белочка, — послышался веселый голос Виталия, — я попал в самое настоящее логово белок. Третьим к себе возьмете? Или я слишком большой? М-м-м?
Ева улыбнулась, а затем рассмеялась. А я поняла, что в этот момент моя жизнь изменилась основательно, раз и навсегда.
Глава 18
На меня обрушилось самое настоящее землетрясение, мощностью в девять баллов. Оно трясло, кидало меня в разные стороны собственной жизни, разрушая до основания, заставляя прогибаться к полу под натиском своей необузданной природной силы. Меня колошматило так, что слова застревали в горле, а мысли путались, но я продолжал говорить, пытался закончить мысль, цепляясь за неё, словно это был карниз, а я самоубийца, передумавший прощаться с жизнью в самый последний момент. Болтался где-то там, между гранями реального и потустороннего, и смотрел на девочку, которая могла бы быть моей дочерью.
Черт. Сердце бухало в груди, и где-то на периферии сознания я решил, что надо обязательно записаться на приём к кардиологу, с моей-то наследственностью с таким нельзя шутить. Но сейчас, в это самое мгновение я смотрел на восьмилетнюю девочку, которая выглядела чуть старше своих лет. Хотя я вовсе не разбирался в возрасте детей, да я и в детях не разбирался от слова совсем. Но рыженькой уменьшенной копии белочки я дал бы навскидку лет десять. Высокая, худющая, угловато-острая, с огромными голубыми глазами. Океанами, но, сука, голубыми. Так неприятно сразу стало, в сердце опять что-то кольнуло, ведь так легко было поверить в то, что она моя. Моя.
Вика вырвалась и выскочила в коридор, а затем замерла и начала задыхаться, я поспешил к ней, обнял, прижимая к себе.
Она перенервничала.
Ещё раз посмотрел на девочку, которая нахмурилась, увидев, как я опять прижал к себе Вику.
Совсем как взрослая. И в голову некстати пришла мысль, что у моей матери такой же оттенок глаз. Или просто она хмурится точно так же?
Мгновенно выкинул эти глупости из головы, нужно было что-то делать. Немая сцена затягивалась, грозя перерасти в самую настоящую драму, и я постарался скинуть напряжение, как мог, как чувствовал.
— Ну надо же, еще одна белочка, — произнёс преувеличенно бодро, — я попал в самое настоящее логово белок. — Мне понравилась эта девочка. Я до звездочек в глазах захотел с ней подружиться. Захотел забрать ее себе, так же как и Вику, чтобы, словно дракон из сказок, защищающий свое золото, рычать на всех «Мое», оберегая своих белочек. Чтобы тоненькая фарфоровая куколка называла бы меня папой. Рай. Кашлянул и, рассмеявшись от собственных мыслей, продолжил: — Третьим к себе возьмете? Или я слишком большой? М-м-м?