Я потянулась за пряником, чтобы хоть как-то остановить панику, грозящую меня затопить, но даже взять в руку сладость не успела.
— Мама, ты беременна?
— Нет! — выкрикнула я и тут же прикрыла ладонями лицо.
Сумасшествие, самое настоящее сумасшествие.
— Ева, а ты очень сообразительная девочка.
— Что ты несешь! — зашипела я на мужчину и вцепилась в руку, по-прежнему лежащую на моей ноге, вдавливая в кожу мужчины ногти, вымещая пылающие во мне злость и недовольство.
Самойлов повернулся ко мне и опять выгнул свою чертову левую бровь. Мол, что ты мне мешаешь, говорил его взгляд. Захотелось дать ему по лбу.
Я вдавила ногти еще сильнее. И проговорила одними губами: «Уходи». Его поведение выходило за грани дозволенного.
— Вы мой папа, да?
Пока мы прожигали с Самойловым друг друга взглядами, дочь сделала контрольный выстрел. Спрашивая как бы у мужчины, она обращалась ко мне.
Бах — и мой мозг взорвался на миллион мелких частичек. А Виталий задорно улыбнулся и повернулся к Еве.
— Вот, сообразительная, как я и сказал. Очень.
Да он же специально! Закидал мою белочку намеками. А она ведь только и рада зацепиться за них и сразу же поверить, ведь мужчина ей понравился, это было заметно сразу.
Глаза наполнились влагой, а в горле встал ком. Как все быстро. Неправильно. Глупо.
— Мама? — прозвучал тихий голосок дочери с такой затаенной надеждой, что я не сдержалась.
Слезы потекли настоящей рекой. Бельчонок так ждала ответа. Господи, я и не думала, что моей девочке настолько сильно хотелось иметь папу.
Нужно было всего лишь разлепить пересохшие губы и произнести одно слово из двух букв, короткое, звучное и такое судьбоносное сейчас для нас.
Ведь я уже приняла это решение. Конечно, нужно было все куда лучше обдумать, взвесить, как-то подготовиться, но…
— Да, — прошептала я. Голос пропал, в горле запершило, а глаза заволокло пеленой мутных слез.
И, как ни странно, самым страшным было не соврать дочери сейчас, а подвергнуть ее возможным последствиям. Вдруг она полюбит мужчину, а он наиграется в семью и бросит нас.
Часто задышала, пытаясь успокоиться. Я понимала, что Самойлов говорил о серьезных вещах, о бумагах и родителях, и, значит, он не даст заднюю. Но ведь пока были лишь слова и ничего официального, никаких бумаг, кроме того адового контракта.
Я откинула руку Виталия, наконец-то вытащив из нее свои коготки, и, соскочив со стула, обошла барную стойку.
— Иди ко мне, родная.
Доча спрыгнула и уткнулась мне в грудь, зашмыгав, я гладила ее по медным струящимся волосам и смотрела на Самойлова, пытаясь понять, разобраться, что же сейчас творилось в его голове.
— Это правда? — сквозь всхлипы спросила Ева, а я, прищурив глаза, поймала взгляд Виталия.
Немой вопрос, требующий обязательного ответа.
Мужчина тяжело сглотнул, как будто ему не хватало воздуха так же, как и мне. А затем кивнул. В его взгляде не было смятения или нерешительности, лишь твёрдая, непоколебимая уверенность. Уверенность в том, что он прав. И я поверила в мужчину, доверилась своему природному чутью и, облегченно прикрыв глаза, прошептала Еве на ухо:
— Правда, милая, правда.
Глава 20
Я хотела выпроводить Самойлова и провести остаток вечера с дочерью. Не для чего-то конкретного, просто… просто хотела быть с ней рядом. Без посторонних.
Но кто бы мне дал. Сама Ева не захотела, чтобы Виталий уходил, взяла его за ладонь и потащила в свою комнату на допрос. Меня туда не пустили, и я чуть не умерла в ожидании непонятно чего. Ходила под дверью, ведущей в комнату дочери, не смея побеспокоить ее и нарушить что-то зарождающееся и такое хрупкое, и в то же время я до рези в глазах хотела ворваться в комнату моего бельчонка, схватить ее, прижать к себе и никому не показывать, не давать ни с кем общаться.
А Самойлова вышвырнуть прочь.
Прислонилась лбом к стене возле двери и часто задышала. Мне нужно успокоиться, иначе Ева почувствует мое волнение, а этого нельзя допустить, ни в коем случае. Как же я устала повторять самой себе, что это на пользу. Для Евы. И все равно каждый раз меня начинал грызть червячок сомнения: а вдруг я сделала только хуже?
Виталий вышел из Евиной комнаты почти в десять. Я даже внимания на него не обратила, все мое существо было направлено вглубь комнаты, туда, где на кровати сидела дочь.
— Можно?
— Да мам, я уже сейчас буду спать. — Ева поднялась и начала расправлять кровать.
Я быстро подошла к своей девочке и порывисто прижала ее к себе.
— Я очень люблю тебя, милая, — зашептала я, целуя ее в лоб.
— Я знаю, мам, — шмыгнула Ева, — я тоже тебя очень люблю, ты же знаешь, и… — Доча радостно улыбнулась и, встав на носочки, прошептала мне на ухо: — Спасибо тебе за такого папу.
Мое сердце разбилось вдребезги и тут же склеилось само по себе, без сторонней помощи. Оно забилось, словно атомный реактор, работающий на полную мощь, и начало распирать меня изнутри.
Непередаваемые, необъяснимые чувства. Я возненавидела Самойлова и саму себя за ложь и в то же время испытала прилив неземного счастья оттого, что моей дочери хорошо. Что она рада и довольна. Разве нужно матери что-то еще? Лишь бы ее ребенок был счастлив, и какая уж разница, какими методами родитель добился этого самого счастья.
Я взяла лицо дочери в ладони и, чмокнув вздернутый кончик носа, пожелала ей спокойной ночи.
На подрагивающих ногах вышла из комнаты и, прикрыв дверь, привалилась к ней спиной. Закрыла рот ладонями, чтобы заглушить рыдания, потому что остановиться была просто не в состоянии.
Я и так слишком долго держалась.
Начала съезжать вниз, потому что ноги больше не держали, и почувствовала, как сильные мужские ладони подхватили меня. Самойлов опять взял меня на руки и понес в мою комнату.
Когда мужчина сел на кровать, я не стала с него вставать, а удобно устроилась на его коленях и прижалась к нему плотнее. Обняла его за спину и, уткнувшись носом в мощную грудь, продолжила плакать.
— Все хорошо, Вик.
Виталий гладил меня по волосам, успокаивая.
— Все так, как и должно быть.
Шептал заверения в том, что происходящее правильно. Его голос звучал уверенно, но складывалось ощущение, что убеждал он не только меня, но и себя.
— Слышишь?
Я всхлипнула, ничего не ответив, но прижалась к нему еще сильнее. Мне так не хватало мужского тепла, надежного плеча. Все эти долгие годы я чувствовала себя слишком одиноко, не подпуская к своему сердцу никого, потому что разочаровалась во всем мужском населении, живущем на нашей планете. Уверилась, что мне мужчины без надобности и прожить без них, в общем-то, не так уж и тяжело.
И отчасти я оказалась права. Без мужчины прожить как раз плюнуть — возможно, даже проблем меньше. Но все же в чем-то моя система мира дала сбой. Дочери, как оказалось, был необходим отец, а мне поддержка и крепкие, надежные руки, которые бы обнимали и защищали от всего насущного.
Не знаю, сколько времени в итоге мне потребовалась, чтобы собраться, но я все же успокоилась, провела по щекам, вытерев слезы, и выпуталась из теплых объятий Виталия.
— Ты должен мне разговор, — серьезно сказала мужчине, надеясь на то, что он это и без меня прекрасно понимал.
— Не уверен, что прямо-таки и должен, — усмехнулся Вет, и я стукнула его в плечо.
Устроилась на кровати рядом с ним, села, как любила, по-турецки и уставилась на мужчину в ожидании. Только он молчал, смотрел на меня своими шоколадными глазами, выжигая душу, и молчал.
— Может, хватит уже? — раздраженно спросила я. — Я соврала дочери. Заметь, это далось мне нелегко, а ты не посвящаешь меня в правила своей игры — это несправедливо.
— А когда что-то в этом мире бывает по справедливости? — развел он руками и улыбнулся. Как ни странно, в разрез своим словам, улыбался он по-доброму, словно с заботой.
— Товарищ майор!
— Вообще-то полковник, — усмехнулся Виталий и, резко обняв меня, повалил на кровать, — я ушел из армии в этом звании, белочка.
Мужчина поцеловал меня в висок и, приподнявшись на локтях, прошептал:
— Мне не по себе, когда ты далеко. Чертовщина какая-то.
— Хватит со мной заигрывать, — стукнула ладонями по его плечам, но куда там, стену и ту проще сдвинуть.
— Вика, расслабься и получай удовольствие, — мурлыкнул Самойлов, а я начала закипать.
— Ты собрался меня насиловать?
— Что?
— Ну так обычно говорят, — пожала я плечами. — Когда на вас напал насильник, расслабляйтесь и получайте удовольствие.
— Ведьма.
— Знаю, — нагло улыбнулась и в очередной раз попробовала настоять на своем. — Может, все-таки поговорим?
— Может, и поговорим. — Он коротко поцеловал меня в шею, и мое сердце убежало в пятки, тогда как сам мужчина как ни в чем не бывало отстранился и сел рядом.
— Все, что тебе нужно знать, это то, что у меня нет детей и мой отец чокнется, если уйдет на покой, так и не увидев внуков.
— Это бред какой-то, не находишь?
— Объясни это ему.
— Я о другом. Почему ты не можешь постараться ради отца и заделать ему розовощекого карапуза?
— Не поверишь, Вика, — опасно улыбнулся мужчина, пригвождая меня взглядом, — но именно этим я и планирую заняться в самое ближайшее время. Производством на свет розовощекого карапуза.
— Ничего не понимаю, — взмахнула руками, потому что разговор начинал походить на какой-то каламбур.
— Я же уже сказал, тебе не надо ничего понимать, просто расслабься и получай удовольствие. Потом, правда, придется попотеть: насколько я знаю, роды — это больно.
Все это он говорил настолько серьезно, что я открыла рот и не смогла его закрыть. Это все было где-то за пределами моих умственных возможностей.