Ева посмеялась надо мной, увидев мое преображение, но смех ее был коротким: сама она появилась из ванной в еще более удручающем виде, чем я.
Ей пижама была как раз только в длину, в ширину она могла завернуться в нее чуть ли не в два раза, а хлопковые брюки так и норовили с нее сползти.
— Ева, у меня с собой есть ножнички. Можно пояс надрезать да резинку на узел завязать — знаешь, я так делала с твоими ползунками, когда тебе не было и года.
— Ну ма-а-ам, — возмутилась расстроенная дочь.
— Бельчонок, снимай уже эти несчастные штаны и иди ко мне спать.
— Можно? — настороженно спросила Ева. — Мы же не дома.
— Но это же наша комната, поэтому я сомневаюсь, что кто-то нас побеспокоит.
Доча радостно избавилась от штанов, которые и так практически свалились с нее, и забралась ко мне под одеяло.
— Ева, здесь два одеяла, — рассмеялась. Ну куда там, мой бельчонок уже забрался мне под мышку, а затем положил голову на мою грудь.
Я погладила ее по волосам.
— Хочешь поговорить о сегодняшнем вечере? Или о папе? Ты до сих пор меня ни о чем так и не спросила, — тихо поинтересовалась я.
— А что спрашивать-то? Ты мне ещё в детстве сказала, что вы потерялись с отцом, а теперь нашлись, тут же все понятно. А вот про новых бабушку с дедушкой — очень, мам, они мне понравились, — зевнув, ответила Ева, — но давай уже завтра, а то меня рубит капец как.
— Хорошо, хорошо, спи.
Я продолжила гладить ее по голове, перебирая рыжие пряди, и уже совсем скоро ее дыхание стало размеренным и спокойным. Я аккуратно переложила ее на подушку у стены, укрыла Еву своим одеялом, себе забрала свободное и почти погрузилась в сон.
Одеяло теплое, подушка мягкая, кровать ровная, соблюдены все условия, как говорится, нужно лишь закрыть глаза и на мгновение перестать думать обо всем, но в дверь постучали.
Я зажмурилась сильнее, постучали еще раз. Я прикрыла ладонями уши, но застучали настойчивее, словно стоявший по ту сторону человек знал, что я заткнула уши.
Опять стук, опять более громкий, мне пришлось быстро подскочить с кровати и открыть дверь, чтобы от этого шума не проснулась Ева.
Стоило мне только повернуть замок, как дверь с той стороны дернули, а меня практически за шкварник вытащили в коридор. Я даже моргнуть не успела и не поняла, как такое могло произойти.
Самойлов захлопнул дверь, оказавшуюся теперь за моей спиной, крепко взял меня за плечо и куда-то потащил.
— Вет, что ты…
— Молчи, — шикнул мужчина и практически закинул меня в дверной проем, следующий после нашего с Евой.
— Да что ты! — выкрикнула я, когда он закрыл за нами дверь.
Но мужчина не дал мне продолжить, пригвоздил к стене и начал целовать, постоянно кусая губы. От него пахло алкоголем, причем сильно, я постучала ладонями по его плечам, но хватка на моей талии не ослабла.
— Молчи, — произнес он, оторвавшись от моих губ, и спустился жалящими поцелуями к шее.
Мир, который он создавал для нас двоих, начинал опять формироваться вокруг, затягивая нас в свой вязкий кокон, но все было как-то не так.
Я хотела Самойлова, бесспорно, и была далеко не маленькой девочкой или девственницей, чтобы возмущаться или избегать секса с мужчиной, которого мне и так хотелось, но не сейчас, когда Виталий был таким грубым и злым — да, именно, он был груб.
Он закинул мои ноги на себя и забрался руками под пижамную футболку, накрыл ладонью грудь и сильно потянул за сосок. Я не сдержала стона — то ли боли, то ли удовольствия, — и мужчина опять набросился на мой рот. Он не целовал. Нет. Нет. Он опять меня поглощал, кусал то губы, то язык, стучался своими зубами о мои, не переставая крутить мой сосок, крепко сжимая грудь, словно еще чуть-чуть — и он ее раздавит.
— Виталий. — Взяла ладонями его за лицо и попыталась оторвать от себя.
Мужчина подчинился, но лишь потому, что сам так захотел.
Он захотел встретиться со мной взглядом и показать все, что бушевало у него внутри: там был настоящий смерч, поглощающий, несущий за собой тысячи жертв, а в нашем случае жертвами были мы оба.
Что же он себе надумал? Его взгляд был абсолютно темным и больным, по-настоящему больным. Словно он уже приговорил к смертельной болезни и себя, и меня.
— Виталий, — шепнула я, разлепив пульсирующие от его укусов губы.
— Я же сказал тебе молчать. — Он криво улыбнулся, мотнув головой, словно пытаясь стряхнуть с себя мои ладони.
— Объясни, что происходит, и я замолчу.
Самойлов улыбнулся еще шире, но абсолютно так же неестественно. Убрал руки с моей груди, поставил мои ноги на пол и одним резким движением разорвал на мне штаны вместе с трусиками.
— Да что ты, — взвизгнула я и тут же задохнулась, потому что он взял меня за шею, еще плотнее прижав к стене.
— Я предупреждал тебя: лучше молчи и не зли. И о том, что могу придушить, тоже предупреждал, еще у себя в кабинете. За такое шеи сворачивают, Вика, — он говорил сипло и дергал в этот момент ворот моей футболки. Одной рукой повторить действие с разрыванием ткани у него выходило не настолько успешно, но в итоге все же получилось. Правда, перед этим сильно натянувшаяся ткань горловины огнем проехалась по моей ключице, наверняка оставив след, как от ожога.
— Вот так.
Он приник губами к моей груди и начал бормотать, словно пьяный. К черту, ведь он и был пьяным.
— Будь хорошей девочкой. Я же тебе говорил сегодня.
Он втянул в рот мой сосок, и по спине побежали мурашки — мурашки страха и наслаждения.
Было ли мне хорошо? Было! Но это не отменяло того, что я боялась такого Вета, он был диким, непредсказуемым и жестким. Да, жестким.
Он укусил мой сосок, до сих пор саднящий после его пальцев, и я прогнулась в спине, то ли подставляясь ему еще больше, то ли пытаясь оторваться от стены, чтобы сбежать.
— Такая же, как я и запомнил, — шепнул мужчина, лизнув завитки моей татуировки, но я все равно услышала и застонала громче, не в силах сдерживаться.
То, что происходило, было неправильно, мужчина брал меня, не задумываясь о моем удовольствии ни на йоту, пока лишь поцелуями, не щадящими движениями своих пальцев, но я чувствовала, что он уже брал меня, ничего не давая взамен.
И все равно я получала от этого какое-то извращенное удовольствие. Я кайфовала оттого, что Самойлов меня настолько хотел.
Хватка на моей шее чуть ослабла, а Виталий поднял голову и начал вылизывать мой подбородок, как чокнутый, и лишь шептал, постоянно повторяя, словно находясь в припадке: “Молчи”.
Только вот когда он в меня вошел, смолчать я не смогла, протяжно застонала и вонзила со всей силой ногти в плечи мужчины. Он на это лишь сильнее стукнулся в меня бедрами, вгоняя свой член на полную длину.
— Твою ж… какая ты узкая. — Еще один мощный удар, сильнее прежнего, и я стукнулась о стену выпирающими косточками позвоночника.
В полной тишине комнаты были отчетливо слышны звуки его тела, стучащего о мое, хлюпающие звуки нашего соединения и мои бессвязные постанывания. Мужчина входил в меня с какой-то запредельной, просто космической силой, растягивая до боли.
Я держалась за его плечи, прикусив губу, и каждый его толчок думала, что больше не выдержу. Это было слишком больно, остро, хорошо. Я чувствовала каждый миллиметр его обжигающей плоти внутри себя и одновременно хотела, чтобы он наконец-то покинул меня и, никогда не останавливаясь, входил еще глубже, еще теснее.
Почему-то девять лет назад он не показался мне настолько большим, или все дело было в том, что Вет тогда медлил, готовил меня и до последнего был нежным.
— А-а-а, — не сдержалась я, в очередной раз стукнувшись спиной о стену.
— Что? Неудобно? — усмехнулся Вет и, подхватив меня под колени, скрестил руки на моей спине, оторвал меня от стены и, впечатав в себя еще теснее, продолжил трахать на весу.
— Ох, боже, Вет, Вет… — Я уткнулась носом в его плечи и прерывисто дышала, потому что его движения стали еще глубже, а я просто растворялась во всем этом, пропадая.
В какой-то момент его движения замедлились, я попыталась выплыть из этого морока, и тут же мужчина задвигался еще яростнее, чем прежде. В последний момент мои мышцы напряглись в предвкушении развязки и мужчина, зарычав, кончил в меня, я сразу же последовала за ним. Оторвавшись от этого мира, чувствуя болезненно сладкие судороги по всему телу, я ощущала, как из меня вытекает его сперма, и почему-то кайфовала от этого.
Самойлов повалил меня на кровать и лег сверху, не давая мне ни пошевелиться, ни опомниться, он лишь вышел из меня и тут же, просунув руку мне между ног, начал ладонью размазывать вязкую жидкость, с каким то маниакальным рвением втирая ее в мою кожу.
Вет шумно дышал мне в плечо, я шевельнулась, пытаясь высвободиться, но он прижался крепче, продолжая при этом молчать.
Полагаю, его коронное сегодняшнее “молчи” было адресовано нам обоим.
— Я так понимаю, человеческого разговора не будет?
— Пока я не трахну тебя еще пару-тройку раз, нет.
— Фу, ка-а-ак грубо, — еле выговорила я, задохнувшись, потому что мужчина вошел в меня сразу тремя пальцами.
— Я же сказал: молчи.
И я замолчала. Во всяком случае, пока. Целее буду, да и на задворках чего-то нереального замаячил новый оргазм, и я полностью окунулась в негу наслаждения, ощущая мужские прикосновения, которые, вразрез словам, были наконец-то нежными и ласковыми.
Глава 26
Когда Самойлов резко поднялся с кровати, я выплыла из сна, из какого-то сладкого оцепенения. Мужчина подошел к окну и, отодвинув пальцами бордовые шторы, устремил взгляд куда-то вдаль.
А мне стало холодно и одиноко — оно и немудрено, я до сих пор была голой. Нащупала ногой смятое покрывало и, подцепив его пальцами, согнула ногу, потянув тем самым покрывало на себя.