Лапин.
– Давай быстрей, сейчас тут менты будут!
Я заскакиваю в салон, Андрей дает по газам. Мы выезжаем на проселочную дорогу. Спустя пару населенных пунктов, Лапин выезжает на федеральную трассу, двигаясь к городу.
Молчу. Даже слова вымолвить не выходит. Бл*ть. Он спас меня. Лапин.
– Ты же понимаешь, что теперь со мной в связке? – я первым прервал тишину.
Лапин ухмыльнулся.
– Ни хера, Гера. Тебе помог сбежать Аверьянов Иван, новый работник полиции. Помог сбежать и скрылся, – он повернулся ко мне, подмигнул. – Твой подельник – он. А я тут не при чем.
Засмеялся. Все правильно. Лапин, молодец, все красиво обставил – не подкопаешься.
Еще через пятнадцать минут он тормозит у жилого дома.
– Вот твой паспорт. Прости, Гера, но мы снова меняем тебе имя, – Лапин вручил мне пару документов. Наш и загранник.
– Сергей Стрельцов, – читаю новую фамилию.
Засмеялся. В армейке, ротный у нас был Серега Стрельцов. Тот еще придурок, мы вечно с Лапиным грызлись с ним. Андрюха все-таки не изменился. Такой же дуралей, как и был.
– Вот здесь билеты и наличка, – он протягивает мне сумку. В ответ на мой вопросительный взгляд, добавляет.
– Америка. Штат Монтана. Там адрес точный написан. Улетай, Гера, у тебя есть шанс начать новую жизнь…
Бл*ть, как красиво-то звучит… Новая жизнь.
– Зачем это тебе?
Он пожал плечами.
– Семья твоя очень нуждается в отце. А Еська в муже. Они выстрадали свое вдоволь, хватит.
– Спасибо, – протягиваю ему руку. Он пожимает мою.
Андрюха дает мне ключи от квартиры и как только я выхожу из машины, уезжает.
А я поднимаюсь наверх. Искупавшись, осматриваю вещи, отданные мне Лапиным. Снова и снова перечитываю нужный мне адрес. Все это время меня мучает странное, давящее чувство в грудной клетке. Вроде бы и радоваться должен – все позади. Но внутри странная усталость.
Подумать только, уже завтра я начну новую жизнь. У меня будет все, о чем я только мог мечтать. У меня будет моя семья. Еся, Паша, Ника. Черт, и радоваться боюсь…
До вылета несколько часов. Перед аэропортом решаю заехать на наше место с Овсянкой.
Мост через реку. Вокруг никого. Раньше частенько зависали здесь, по дороге с клуба после гулянки. Смотрели на закат и убивались спиртным. Прикрыл глаза, и все перед ними. Будто в прошлое вернулся. Ваня Борзый, Артем. Македон вечно трезвый и не пьющий. Постоянно развозил нас пьяных по домам. Так и слышу голос Михи. Ржет как конь, и все на приключения нас тянет. Бл*ть. Больно так стало – не продохнуть. Оперся руками о парапет. Сука-а-а-а. Никого не осталось почти. Все – в земле. Пацанам бы жить да жить. Обещал им бабки, власть. Все это было. А по итогу, только памятник из камня да ящик деревянный остался в земле. Вот и вся наша жизнь…
Город в полном хаосе. Во всю идет война группировок за наши владения. Жалею ли я, что все потерял? За парней – жизнь бы отдал сейчас, если бы вернуть их мог. А деньги и власть – нет.
Помимо власти там безнадежность лютая. Та жизнь не оставляет в живых. Не уходит в прошлое. Сейчас у меня есть реальный шанс. Начать заново. Быть счастливым. Я не знаю, какого это жить в чужой стране, не знаю, чем буду там заниматься. Но я хочу попробовать. Я хочу дать шанс на правильную жизнь, на спокойную. Мои родные заслужили это…
Вдруг чувствую, как в мою спину что-то упирается. Холодею от понимания того, что я на прицеле.
– Руки поднял и развернулся. Без глупостей, – раздается голос. Выполняю приказ. В двух шагах от меня Киров. Худой, в грязной одежде.
– Ты как меня нашел?
Кривится. Взводит курок, направляя ствол мне в лицо.
– Конец тебе, Тайсон. Думал, сбежать выйдет? Ни хера… ты мне жизнь сломал! Я уже год в бегах, сука, жизни нет. Все пошло не так!
– Успокойся, Олег, – произношу тихим голосом. Вижу, что он на пределе.
– Ты меня не успокаивай! – срывается на крик. – Видишь, какая она – судьба. Сидел сейчас, вон там справа на берегу. Думал пулю то последнюю в лоб себе пустить или как… – смеется истерично. – А тут смотрю, Тайсон по мосту идет. Сука, я ж твою рожу ни с чьей не спутаю!
Он упирает пистолет мне в лоб. Зажмуриваюсь. Бл*ть, обидно-то как. в шаге от счастья сдохнуть от рук недоумка… Выстрел. Испуг молнией проносится по венам. Цепенею. А потом открываю глаза. Прислушиваюсь к себе. Боли нет. А на земле, передо мной труп Кирова.
Поднимаю глаза и выдыхаю. Чуть позади, с наведенным на Кирова ТТ-шником стоит Овсянка.
– Ну, здравствуй, брат. Вот и свиделись.
Эпилог
Соединенные Штаты Америки. Штат Монтана
Эта зима была по-особенному холодной и тяжелой. Может, потому что чужбина? А может, потому что мы здесь были одни.
Расплатившись на кассе, взяла в руки пакет с продуктами и вышла из небольшого продуктового магазинчика. До дома всего пару кварталов, я решила прогуляться пешком. Слишком больно сейчас, все ощущается остро. Словно оголенный нерв.
Справа небольшой ресторанчик, вижу через витрины, что он полон народу. Влюбленные парочки, семейные посиделки. Счастливые женские улыбки, цветы и подарки. Чертов день святого Валентина.
Почувствовала, как слеза покатилась по щеке, прибавила шаг и отвернулась от витрины. Засмеялась про себя горько. Надо же, глупость какая… Все время держалась. С самого переезда сюда – будто кремень. А сейчас, от такой вот глупости расплакалась.
Сколько уже я без него? Больше года. Борюсь за наших детей, выгрызаю для них самое лучшее. Школа, спортивные секции, жилье. Я делаю все, чтобы они не чувствовали себя ущемленными, чтобы жили полной жизнью.
Паша умничка, помощник мой и защитник. Я знаю, ему также тяжело, как и мне. Но он держится. В новой школе было много драк, от каждой его новой травмы сердце в груди стонет от боли. Но он упрямец – никогда не жалуется, не говорит, кто его спровоцировал на разборки. Первые полгода было совсем тяжело. Я уже хотела забрать его со школы, перевести в другое место. Но Паша не дал. Заявил, что не собирается никуда уходить, и я не могу ничего решать за него.
С Никой занимается няня. Плавание, танцы, рисование. У Ники нет времени скучать.
Я же с утра до ночи на работе. Открыла небольшой цветочный магазин. Не сказать, что прибыль огромная, но нам хватает.
Без него по-особенному сложно. И мне, и детям. Но мне кажется, мы с ребятами оказались хорошей командой. Я вижу, как Пашке не хватает его. Вижу, как сын скучает по отцу, по Родине, по друзьям. Но ни разу, ни словом не обмолвился. Как и я.
Вот и сейчас, подойдя к дому, стараюсь успокоиться. Вытираю с лица слезы. Они не должны видеть мою боль, у них самих этой боли слишком много.
Поужинав с детьми, купаю Нику и укладываю дочку спать. Паша уже в своей комнате – завтра у него контрольная по алгебре, нужно лечь пораньше.
Дочка спит, а я плетусь в душ. Несмотря на поздний час, сна ни в одном глазу. Тревога в груди странная…
Все это время я ни разу не связывалась с Андреем. Он запретил. Слишком много врагов у Греха в России, о нас никто не должен знать. Лапин помог нам сбежать. Он один знает о месте нашего жительства. В нем я уверена, он не расскажет о нас даже под пытками. Но его могут прослушивать. Так что новостей о Гере у нас нет. Только то, что он под следствием. Я даже не знаю, что именно ему вменяют в вину.
Искупавшись, поднялась к себе в спальню. Холодная постель, тот же холод и в душе. Свернулась калачиком под одеялом , так больно стало. Как он там? Совсем один в окружении врагов. Я так боюсь, что жизнь снова отберет его у меня. Даже думать боюсь о плохом… но в голову ничего другого не лезет. И столько боли во мне, столько одиночества и пустоты. Порой, в самые трудные минуты отчаяние достигает пика. Я задаюсь вопросом, поднимая глаза к небу. За что? Сколько боли мы с ним должны еще испить, чтобы иметь право на спокойствие и нормальную жизнь? Сколько дней разлук должно быть на нашем счетчике? Почему у нас с ним все так? С самого начала мы обречены, с первой встречи…
Слезы текут по щекам, мне так больно. Грудь разрывает от этого чувства. Зарываюсь в подушки, мечтая хотя бы запах его почувствовать снова. Хотя бы одна мимолетная встреча. Прикоснуться к нему, в глаза заглянуть. Понять, что живой, что все хорошо с ним. Узнать, что плачу я не о мертвом…
Вдруг слышу шум подъезжающей машины. Подскакиваю с постели и бегу к окну. Сердце в груди на вылет скачет. Поднимаю жалюзи, всматриваюсь вдаль. Все в снегу, двор освещает уличный фонарь. Машина с жёлтыми шашечками уезжает, а возле калитки стоит мужчина. Высокая широкоплечая фигура, с сумкой наперевес. Русые волосы и запутавшиеся в них снежинки. Все замирает вокруг, как перед бурей. Тишина полная внутри, а потом он поднимает глаза и смотрит на меня. И сердце ухает куда-то вниз.
Срываюсь с места. Перед глазами пелена, руки трясутся. Распахнув дверцу шкафа, пытаюсь найти халат. Но все вещи падают из моих рук. Беру первое, попавшее под руку – бежевый свитер. Натягиваю его через голову, поверх ночной и бегу вниз по лестнице.
Прямо так, босиком по снегу, бегу к нему. В лицо бьет холодный ветер, он колется снежинками. Но во мне такой пожар, что я совершенно не чувствую озноба. Открываю калитку и выбегаю на улицу. Прямо в его руки. Все происходит так быстро… Раз, и я в его руках. Крепких, сильных. Его запах заполняет мои легкие, отчего кружится голова. Его губы на моих. Господи, какой же он вкусный. Как же сильно я истосковалась по нему! Мы целуемся так самозабвенно, словно от этого зависит наша жизнь. Наши губы друг для друга словно долгожданный глоток кислорода.
Он отстраняется, обхватывает мои скулы ладонями и смотрит мне в глаза. Молчит. Он весь как напряженная струна. Столько в нем боли, и я пью ее. Молча, но пью глотками, едва не захлебываясь. Я хочу забрать ее. Хочу, чтобы он и не помнил, какая она на вкус.
Вижу новые шрамы на его лице, но в глазах намного страшнее рубцы. Душевная боль его несоизмерима с физической. Со второй он мастерски справляется, а вот с первой до сих пор не научился.