— Анна звонила! — воскликнула она.
— Неужели? — Алекс отставил портфель, снял пиджак, стал развязывать галстук. — Как ее учеба?
— С учебой все хорошо.
Ответ Милли прозвучал нерешительно. Значит, есть что‑то еще.
— И?
— Ее пригласили сыграть на благотворительном вечере, — рассказала Милли. — На следу ющей неделе. Официальный прием, деловые кос тюмы. Для Анны это огромная честь, и она надеется, что мы там будем.
— В Риме?
— Да.
Алекс несколько секунд смотрел Милли в глаза. Он чувствовал ее волнение и знал его причину.
— Нет проблем, — сказал он. — Ты здесь не в заложниках. Поезжай, когда хочешь. Костюм можешь взять в «Отель де Русси». Там же тебе забронируют номер. Я лишь сделаю пару звонков.
— Я не хочу ехать одна.
Голос Милли прозвучал мягко, нежно, если не сказать «умоляюще». Она смотрела на Алекса большими грустными глазами.
Алекс замер.
— Прости, что?
— Ты со мной не поедешь? Анна просит, чтобы мы приехали вдвоем.
— На благотворительный вечер? — переспросил Алекс. — Где будут сотни людей?
Милли вздернула подбородок. Алекс уже знал, когда она так делает. Когда готовится к бою.
— Да.
— Милли. — Алекс протяжно выдохнул. Он искренне не понимал, зачем она ставит его в это положение. — Неужели я должен объяснять?
— Я знаю, ты не любишь появляться на людях, Алекс, — тихо, но настойчиво проговорила Милли. — Я знаю, что это из‑за шрамов. И я тебя понимаю.
— Понимаешь? — переспросил Алекс. — Ты правда понимаешь?
— Сколько прошло времени? — Милли почти перешла на шепот. — С пожара.
Пальцы Алекса сами сжались в кулак. И разжать их ему было нелегко.
— Один год и одиннадцать месяцев.
— Ровно столько ты не выходишь в люди?
Алексу показалось, что Милли говорит с ним как с жалким отшельником. И это разозлило его еще сильнее.
— Я хожу на работу, — сказал он, почти не скрывая раздражения. — Я летаю, куда мне надо. Я веду полноценный образ жизни. Не надо меня жалеть, Милли. Поверь, это последнее, что мне нужно.
— А как насчет того, что нужно мне? — ответила Милли. — Что, если мне нужен муж, который будет сопровождать меня? Который будет ходить со мной рядом, держа меня за руку? Алекс, нельзя жить все время вот так…
— Я вправе жить так, как считаю нужным.
— А если… а когда у нас будет ребенок? — воскликнула Милли, и слезы подступили к ее горлу. — Тогда ты тоже будешь прятаться? Ты не будешь ходить к нему в школу? Не посетишь ни одного концерта с его участием?
— Я не прячусь, Милли.
— Именно это ты и делаешь, Алекс.
Он смотрел на нее с нарастающим гневом. Пришлось сделать несколько вдохов, чтобы хоть как‑то совладать с собой.
— Ты не понимаешь.
— Так помоги мне понять, — не унималась Милли. — Скажи, что происходит на самом деле. Что действительно стоит за твоим нежеланием появляться на людях?
Но Алекс никогда ей не скажет. Ни про пожар, ни про то, что он стал его причиной. Он не откроет Милли, какой он на самом деле. Ведь на самом деле он такой, каким всегда боялся стать. Это положит конец всему. Но возможно, так будет к лучшему. Все равно то, что случилось за последние недели, — не более чем мираж. Осознание этого давалось болезненно, но было неизбежным.
— Дело лишь в том, как отреагируют люди? — тихо спросила Милли. — Или есть что‑то еще?
Алекс долго смотрел на нее, стиснув зубы.
— Я не люблю, когда мне напоминают, — процедил он так, будто речь причиняла ему боль.
— О чем, Алекс? О пожаре?
— Да. И… — Он замолчал, не желая продолжать. Но ему было ясно, что сейчас Милли не даст ему свернуть с этой темы. — Я ненавижу, когда меня жалеют. Жалость людей хуже, чем их отвращение.
— Ты давал хоть кому‑нибудь шанс? — спросила Милли так же тихо. — Возможно, кто‑то бы…
— Не будь такой наивной, Милли, — перебил Алекс.
— Я не говорю, что все тебя поймут и примут таким, какой ты есть. Я знаю, что в мире так не бывает. Но ведь ты не ожидал, что лично я тебя приму. Так почему бы не дать шанс и другим людям? Неужели ты не хочешь вырваться из тюрьмы, которую сам себе создал?
— Все не так просто.
— Все очень просто, Алекс. Но просто не значит легко. И это я знаю по личному опыту. — Милли смотрела на Алекса не моргая. Все, что она думала, отражалось в ее глазах. А говорила она то, что было в ее сердце. — Понимаю, я прошу слишком многого. И я пойму, если ты мне откажешь. Но ради меня, ради Анны, ради семьи, которую мы могли бы создать… Всего один день вместе… Всего один раз. Если все будет ужасно, клянусь, я больше никогда тебя не попрошу. — Милли грустно улыбнулась и опустила глаза. — Ну хотя бы ненадолго.
Алекс улыбнулся ей в ответ такой же невеселой улыбкой.
— По крайней мере, ты сейчас честна.
— Я всегда стараюсь быть честной, Алекс. Но сможешь ли ты сделать это для меня? Поедешь ли ты со мной в Рим? На благотворительный вечер. Я так хочу быть там с тобой. И Анна хочет того же. Ты говорил, она похожа на твою сестру…
Милли опомнилась, когда уже сказала это. А Алекс знал, что имеет право не скрывать своего раздражения. Как можно втягивать Дафну в такой разговор? С другой стороны, Милли не знала, о чем говорила. Она понятия не имела, сколь мрачные воспоминания пробудила в нем. Из‑за нее призраки прошлого снова проснулись. Алекс знал — они не могли дремать долго, но Милли…
— Пожалуйста, — прошептала Милли.
Тело и разум Алекса сопротивлялись. Он знал, что это будет тяжело и даже унизительно. Но он сделал то, чего не ожидал сам от себя.
Он согласился.
Глава 13
В темнеющем небе Рима уже мерцали звезды, а на улицах только зажгли фонари. Алекс и Милли прилетели в Вечный город утром, но теперь до званого ужина оставалось меньше часа.
После обеда в шикарном гостиничном люксе Алекс настоял, чтобы Милли расслабилась в спа‑салоне. В это же время был вызван стилист, который принес десяток вечерних платьев. Милли действительно было из чего выбирать. А выбрала она бордовое платье в пол с бургундскими кружевами и туфли в том же цвете на высоких каблуках. Ее волосы были убраны в свободный шиньон. Лишь два локона ниспадали по щекам, обрамляя ей лицо.
Глядя на свое отражение, Милли не узнавала себя, а от волнения даже сводило живот. Скоро она выйдет в свет… с мужем.
Милли была благодарна Алексу за его согласие сделать это для нее. После того разговора они ни словом не обмолвились о предстоящем вечере, поэтому теперь, за несколько минут до выхода, Милли ужасно нервничала. Что, если все пойдет из рук вон плохо? Что, если люди будут глазеть на них и шептаться? Не спровоцирует ли это то, что Алекс еще сильнее закроется от мира?
Ей хотелось верить, что все будет хорошо. Она отчаянно надеялась, что этот вечер даст новый виток их совместной жизни.
«Совместной жизни».
От этих слов волнение Милли сменилось паникой. Они женаты уже два месяца, а тест на беременность все еще зарыт на дне ее сумки. Она словно специально запрятала его подальше, чтобы тот не попадался ей на глаза. Но было и кое‑что другое. С каждым днем Милли все сильнее понимала, что никакой тест ей не нужен. Тело говорило само за себя.
Ее груди набухли, а месячные так и не пришли. Последние сомнения отпали, когда два утра подряд ее тошнило. Милли вышла замуж неопытной девственницей, но эти знаки распознала бы и школьница.
Милли была в положении.
«Но ты не сделала тест и не можешь быть уверена», — вторил внутренний голос. И будто идя у него на поводу, Милли ничего не говорила Алексу. Она не находила в себе сил, чтобы признаться в беременности. Не была готова к очередным переменам, которые обязательно наступят.
Неминуемость этих перемен сеяла в душе Милли холод. Она боялась, что, узнав о беременности, Алекс сошлет ее на Наксос и поставит точку в их отношениях. Он недвусмысленно говорил об этом, когда они обсуждали условия брака. Один ребенок — вот все, что ему нужно. Более того, он обещал, что «больше ее не побеспокоит».
Милли понимала, что с того времени многое изменилось. Для нее. А что для Алекса? Несмотря на их страсть в постели, Алекс оставался для нее незнакомцем. И Милли уже ненавидела его эмоциональную отстраненность. Ненавидела, потому что всем сердцем любила этого незнакомца.
И в этом была ошибка. Она давала себе слово держать сердце на замке, но не сдержала обещание. Даже имея свой отрицательный опыт, она снова села в ту же лужу под названием любовь. Только теперь Милли поняла, что обманывала саму себя. Она не бежала от любви, а отчаянно искала ее. Не только сейчас, но и раньше. Иначе как она могла верить в столь очевидную ложь Филиппа?
Все это так просто и логично. Она столько лет была помехой для тех, от кого ждала чувств и заботы. Поэтому теперь наивно верила в любовь, о которой написано в сказках. Она верила в вечную, настоящую, всепоглощающую любовь между мужчиной и женщиной. Пусть она не знала такой любви сама, пусть она не встречала ее у кого‑то, но она верила в ее существование. И сейчас — как никогда раньше.
Поэтому Милли не могла признаться Алексу в своем положении. Она не могла рисковать отношениями, о которых так долго мечтала. Закрывшись, Алекс оттолкнет ее от себя. Не потому, что она ему противна, нет. Просто чтобы защитить себя. Нам всем куда проще проиграть своим страхам, чем всю жизнь бороться с ними.
Еще одну неделю. Максимум две. Пусть их отношения продлятся чуть подольше. Может быть, чувства Алекса к ней распустятся, как весенний цветок. И он вдруг поймет, как она ему нужна.
«Ты действительно веришь, что он тебя полюбит?»
Милли отошла от окна с видом на крыши римских домов. В позолоченном зеркале вновь появилось ее отражение. Даже с прической и в макияже, даже в шикарном вечернем платье она была все той же серой мышью. Она будет ей всегда. Если даже самые близкие люди — родители — не смогли полюбить ее в детстве, что уж говорить о красивом, богатом и таком закрытом Алексе?