Даша сделала пару глубоких вздохов, села прямее и заговорила:
— В общем, Герман пришел предупредить, что вечером и ночью будет приглядывать за своей бабулей, которую утром выписали из больницы. Я пошла потихоньку за ним… нет, не подумайте, я за ним не следила, еще чего! Просто было так тоскливо, все равно не хотелось дома сидеть. В общем, дошли до дома, где эта бабка живет, Герман зашел в подъезд. А я села на скамейку напротив, решила подождать. Вдруг бабка его прогонит, скажет, что ей не нужно ничего? Потом «скорая» подъехала, прямо к подъезду, а сразу за ней полиция. Я ждала, мне вдруг так страшно стало! Потом вывели Геру, я бросилась к нему, один полицейский удержал меня, назвал по имени, какой-то папин знакомый. Он сказал, чтобы я уходила, что тут у них убийство, погибла пожилая женщина. Но в машину меня не взяли, я бежала всю дорогу. Мне обязательно нужно дать показания!
— А ты что-то знаешь? — похолодела от ужаса Марина.
— Да! Я не хотела тебе говорить, мам, чтобы ты не вспоминала плохое и не плакала. Но одна девчонка — мы с ней учились в началке — она мне сказала, что ее мама работает как социальный работник с этой бабкой и что бабку часто навещает внучка, то есть Яся. Но это невозможно, Яську же похоронили, а эта девчонка не знала. Я сразу поняла, что там замышляется преступление. Теперь вот бабку убили, а Германа подставили!
Она снова зарыдала. Марина не могла сделать вдох, так поразили ее слова дочери об Ясе. Тем временем муж задавал вопросы четко и по делу:
— А ты сама видела эту якобы Ясю? Раньше или сегодня, пока сидела с видом на чужой дом?
Даша на пару мгновений затаила дыхание, словно обдумывала, не солгать ли. Но потом покачала головой:
— Нет, никого я не видела.
— Отчего же не сказала нам, Герману? — мягко спросил Николай.
— Я собиралась сказать Герке, но не знала как. Вдруг эта идиотка Сидорова что-то напутала? Или просто наврала, чтобы надо мной поиздеваться? А Герману будет больно.
И снова слезы. Марина полезла в сумку за новой упаковкой платков. Николаю позвонили, он встал и отошел в другой конец садика, вернулся сосредоточенный.
— Так, Дашенька, сейчас ты с мамой пойдешь в кабинет следователя, он задаст тебе вопросы. Думаю, прежде всего он будет интересоваться, сколько времени прошло с момента, как Гера зашел в дом и до приезда «скорой», кто выходил или заходил. Но про якобы Ясю советую не говорить.
— Почему?
Марина тоже посмотрела на мужа удивленно, информация казалась ей интригующей и явно связанной с преступлением.
— Потому что это в самом деле может оказаться ошибкой или дурной шуткой. А ты только запутаешь все дело. Говори о том, что сама видела или знаешь. Все, идите, одиннадцатый кабинет.
— А ты, Коля? — спросила Марина и не удержалась — погладила мужа по плечу. Она так любила его такого: собранного, решительного, на страже своей семьи.
— Постараюсь что-нибудь разузнать. Меня не ждите, после беседы сразу отправляйтесь домой.
— Нет! — ахнула Даша. — Я останусь тут, с Германом! Его же не увезут в тюрьму? Я буду рядом, тут вот, на скамеечке, он обязательно это почувствует…
— Дарья, я что сказал? — посуровел муж и отец. — С мамой домой, и никаких скамеек. Да выпустят твоего Герку еще до вечера, не переживай, — добавил мягче. — Никто мальчишку без особого повода держать не станет, ему восемнадцать хоть есть?
— Через месяц исполнится! — безудержно зарыдала девушка.
Марина бережно повела ее ко входу в отделение.
К возвращению мужа Окунева вся извелась. Даша в кабинете следователя еще держалась, четко отвечала на вопросы. Но в машину ее пришлось затаскивать так, что кто-то из прохожих даже сфотографировал происходящее — на всякий случай, вдруг киднеппинг. Дочь ни за что не хотела покидать место, где держали ее любимого. Дома Даша забралась под плед, свернулась клубочком и затихла, Марина несколько раз проверяла, не задохнулась ли она. Ни на какие призывы попить чаю, поужинать, просто поговорить Даша не реагировала. Николай, едва вернулся, первым делом зашел в дочкину комнату, пробыл там минут пять. Марина не стала мешать, хотя с ума сходила от любопытства и тревоги. Даже суп, который разогревала для мужа, ухитрилась налить в чашку вместо тарелки. Потом Николай принял душ и появился на пороге кухни румяный, явно довольный.
— Отпустили парнишку. Я успокоил Дашку, а сейчас он и сам ей позвонил, милуются.
— Дашка не рванет к нему? — снова разволновалась Марина, глянула на часы: почти десять вечера.
— Не рванет, Гера сейчас Викторию в чувство приводит.
И рухнул утомленно на табурет.
— Что там произошло вообще? — жадно спросила Марина.
Николай всегда умел дружить. И хотя давно ушел из полиции, но связей не терял, встречался, наверняка помогал друзьям материально, раз уж была у него теперь такая возможность. Марина не сомневалась, что с ним ребята-оперативники не станут держать язык за зубами. Больше боялась, что муж не захочет рассказывать ей, решит так защитить ее нервы, будто неведенье не хуже всего. Но он заговорил охотно, видно было, что и сам крайне заинтригован:
— В общем, только полдня как работают по этому делу, а уже вскрылось много интересного. Начало такое: Гера пришел к бабушке, долго звонил, потом догадался подергать дверь. И сразу почувствовал неладное, когда она отворилась, — старушка к своей безопасности относилась трепетно. Но и родным ключи не доверяла, тем более что из всего семейства она только с внуком кое-как общалась. Так вот, Герман сразу помчался в спальню, увидел, что бабушка лежит одетой на своей постели, на боку, на подушке кровавое пятно. Он, как это всегда бывает, попытался как-то помочь ей, привести в чувство. А когда понял, что все кончено, тут же позвонил в скорую.
— Это мог быть несчастный случай?
— Врачи сначала такое предположили. Кровать старинная, с железной спинкой, о такую можно, если не рассчитать, здорово приложиться. Но погибшая ухитрилась треснуться о нее дважды, сперва затылком, достаточно сильно, но не смертельно. А вот второй раз она ударилась виском о железную пирамидку в изголовье, пробила височную кость. Не похоже на случайную травму, скорее на криминал. Сразу начался поквартирный обход. И вот тут много странного всплыло. Придется Даше завтра еще раз дать показания.
— Господи, она сегодня-то с трудом все это перенесла, — запаниковала Марина. — Нужно было все-таки сразу все рассказать!
Но Николай ответил твердо:
— Нет, хороша ложка к обеду, а информация в дополнение к уже имеющейся. В подъезде две соседки подтвердили, что к Варавиной — это мать Виктории — иногда приходили внук и внучка, всегда по отдельности. Больше никто, покойная даже проверяющих газовое оборудование пускала после созвона с их организацией, причем соседей звала в качестве свидетелей. Осторожничала. А в целом ни с кем не ссорилась, и в квартире всегда было тихо. Но там дом кирпичный, старый, звукоизоляция отличная. А вот за пару часов до вызова спецслужб дама из соседней квартиры как раз вернулась из магазина и заметила кое-что странное. Вернее, услышала: дверь Варавиной словно пытались открыть изнутри. Дверь основательная, железная, слышны были скрежет, удары, вроде как тоненький плач. Соседка позвонила в дверь — после этого моментально все стихло. Тогда она позвонила по телефону, пожилая женщина сразу ответила, голос был спокойный. Сказала, что все в порядке, у нее внучка в гостях. Немного повздорили, но это пустяки, дело житейское. Дверь, кстати, запирается изнутри на ключ, и без него ее никак не открыть. Похоже, Варавина удерживала внучку в плену.
— Внучку, погибшую семь лет назад, — прошептала Марина.
— Именно. И еще странность: в этот день Варавина впервые за много лет позвонила своей дочери. Но Виктория сидела за кассой, телефон оставался в подсобке, звонок она до визита полиции так и не заметила. Квартира в порядке, на грабеж не похоже. Варавина все деньги хранила на сберкнижке, снимала еженедельно на хозяйство. Но, помимо этого, в последние год-полтора она время от времени снимала приличные суммы на неизвестные цели.
Марина покивала, мол, понятное дело, не зря же эта девица туда шлялась. Уточнила:
— Геру больше не подозревают?
И по лицу мужа поняла: тут не все так просто.
— Тут проблема. Парень сам ведет себя странно, следователь в недоумении. Не кричит криком, что невиновен, то и дело повторяет: «Не помню», «Выпал из реальности» и все такое.
— Типичное поведение невиновного, который нашел родного человека мертвым!
— Ну, или невиновен, но догадывается, кто это мог сделать, и заранее покрывает его. Уж не свою ли якобы воскресшую сестричку? В общем, пусть Даша подробно расскажет, от кого и при каких обстоятельствах она услышала…
— О ком расскажу? — Даша все же прошмыгнула на кухню незамеченной, щеки пылают, глаза испуганно распахнуты.
Марина протянула к ней руку, девушка неуверенно приблизилась, села на кухонный диванчик рядом с матерью, прильнула к ней, как когда-то в детстве.
— О том, что тебе рассказала в парке бывшая одноклассница, — очень мягко уточнил Николай. — Сообщишь ее фамилию, чтобы следователь смог поговорить с ней и с ее мамой.
— Для Германа так будет лучше? — деловым тоном уточнила дочь.
— Разумеется!
— Хорошо, папуля, тогда я все расскажу.
Посидели немного в молчании. Марина сама удивлялась, до чего же ей хорошо сейчас. Словно вдруг разом воплотились все ее мечты о дружной семье, в которой все собираются по вечерам, сидят вот так к плечу плечо и говорят о событиях дня. Пусть даже о таких печальных.
— Я вот вспомнила, — начала она, взяла за руки мужа и дочь. — Когда я была маленькой, мы переехали в новый дом, только построенный. И однажды в квартиру позвонили, мама открыла — тогда люди не такие осторожные были, как теперь. Там была женщина в халате и шлепках, она попросила пару картофелин, мама дала. Они поболтали о том и о сем прямо на пороге, посмеялись чему-то, женщина убежала. Потом снова зашла через месяц или два, принесла яблоки, попросила немного соли. И так время от времени. Но вот странность: мама была активисткой и скоро познакомилась со всеми жильцами, так вот, оказалось, что среди них этой женщины нет. А дом был одноподъездный. Но она продолжала забегать, даже однажды в новогоднюю ночь, все так же в шлепках и халате, принесла какие-то сувенирчики. И всякий раз мама не решалась спросить, из какой та квартиры. Говорила, что ее всякий раз охватывает какой-то непонятный трепет, почти страх. Потом к нам переехал отчим, узнал всю историю и в первый же приход якобы соседки спросил: в какой квартире, гражданочка, проживаете? Та пробормотала что-то неразборчивое и умчалась прочь. Больше она никогда не приходила.