в тот же дом родителей, в санаторий. Она сперва каменела, потом становилась пугающе спокойной, и… начинала умирать. Возможно, смерть стала бы для Вики благом — но он эгоист и не готов еще потерять ее. Потому и начал разрабатывать свой план. Давно, даже раньше того дня, когда сын упомянул про слепую учительницу, живущую в этом городе в абсолютном одиночестве. А одиночество — это всегда ловушка, вот и он решил воспользоваться ситуацией.
Примерно в то же время он был приглашен выступить со своими песнями в питерской библиотеке в компании таких же странствующих бардов и поэтов. Это одна из тех тусовок, куда приходит разновозрастный народ в нерабочее время, вещи грудой сваливают в какой-нибудь служебной комнатушке. Он улучил момент и обследовал карманы. Денег не брал, вором отродясь не был. Но прихватил несколько паспортов, оба принадлежали немолодым женщинам. Дома долго и придирчиво изучал каждый, особенно фотографии — воображал, что выбирает из двух самый интересный сценарий. Остановился на той, что постарше, начал вживаться в образ: пробовал грим, создавал ей биографию, походку, голос. С девушкой по имени Серафима он созвонился почти сразу, поведал о сыне-бестолочи, которому не даются языки (при этом распирала гордость за собственного отпрыска, который и сам кого хочешь научит). После предварительного договора эту линию пока заморозил. Его объявление (от имени милейшей Елизаветы Ивановны) появилось на том же сайте, что и объявление Серафимы о поиске работы. Он методично рассматривал все варианты, при малейшей возможности ездил на собеседования — рассматривал это как кинопробы. Но в голове держал идеальный вариант. И он подвернулся, когда его пригласили работать няней на половину дня с трехмесячными близнецами.
„Мальчик и девочка?“ — вырвалось у него, он едва не выпал из роли.
„Нет, оба мальчики“, — нежно проворковал женский голос.
На следующий день он поехал на смотрины. Переодеваться и накладывать грим приходилось в машине, чужой — небольшое печальное наследство от покинувшего этот мир собутыльника. Неудобно, но он с самого начала принял решение максимально дистанцироваться от семьи. Волновался — дом был охраняемый, опознав в нем мужчину, могли и задержать для разбирательства. Но никто ничего не заподозрил, хотя для такого важного дела вся семья была в сборе: упитанный муж со следами хронической усталости на пухлом лице, не отлипавший от мобильного, его юная звонкая супруга, исполненная радостных планов и надежд на грядущую жизнь. Он показал себя с лучшей стороны: дети лучились улыбками под его опытными прикосновениями, горячо одобрили массаж и кормление, отлично выспались на прогулке (для первого раза под наблюдением главы семейства). Потом у него торжественно приняли плохого качества копию паспорта, чужого паспорта — и он подумал, что сделает хорошее дело, раз и навсегда научив этих недотеп осторожности. Отныне он был занят каждый день до обеда и на работу ходил с удовольствием. Оставалось только дождаться подходящего момента. По его подсчетам, он должен был наступить в начале весны, когда тещенька обычно отбывала в санаторий. Он ждал сигнала от „Киры“.
Ее имя закавычено по понятным причинам, как останется за скобками повествования и история их знакомства. Сугубо на основе творчества, нужды, вечного боя с судьбой. Она в первый миг поразила его сходством с дочерью, если бы той выпал шанс повзрослеть. Потом, увидев ее ковыляющую походку, он больше не захотел видеть в ней свою дочь — Яся сейчас была бы само совершенство. Впрочем, „Кира“ выглядела бы ненамного хуже, если б родной отец не крутил грудной малышкой над головой наподобие лассо, собираясь выкинуть в озеро. Нужда и мечты сподвигли их на смелый план. Он раздобыл светлый парик, в нем она однажды подковыляла к старухе на прогулке, чтобы сказать ей: „Здравствуй, бабушка, я твоя Яся“.
Удивительно, но старуха купилась, сказались старость и одиночество. Проглотила историю о том, как после падения с крыши девочка долго лечилась, осталась калекой, живет в специальном интернате. Но никогда не вернется домой… дальше туманные намеки. Скучает немного по брату, но не хочет, чтобы он видел ее такой. Для него она умерла, как и для всей семьи. Тещенька купилась, начала щедро снабжать „внучку“ деньгами, которые честно делились на двоих. „Кире“ они нужны были на ее мечту, ему — на подготовку плана.
„Кира“ позвонила с неожиданным известием: старуха вместо санатория загремела в больницу. Это ставило план на опасную грань, но он решился. И начал действовать.
Сначала слепая девушка. С ней он связался с вечера, чтобы не было накладок. Договорился, что приедет за ней завтра и доставит к своему раздолбаю. Ключи от квартиры старуха не доверяла никому, но он давно подучил „Киру“, как сделать с них слепок. Утром он в женском обличье (на этот раз переодевался и красился с удобствами, в старухиной спальне перед древним зеркалом в деревянной раме) вышел на работу. Накормил Федьку и Ромку, собрал все необходимое. Когда же их легкомысленная юная мать упорхнула в спортзал, то Федора переложил в переноску, Романа подвесил себе на грудь. И сообщил близнецам, что они на пороге, возможно, самого невероятного приключения в их жизни.
Оставил их, мирно спящих, на кухне старухи в специально подготовленной большой коробке. И поехал за Серафимой. Встретил у двери парадного, проводил до машины. Трюк с духами он придумал уже давно, когда работал над образом доброй няни Елизаветы Ивановны. Решил, что ей должна нравиться классика, духи оказались жутко вонючими, зато стойкими. Конечно, на работу выходил лишь с тенью запаха, так что жидкость в дорогущем флакончике почти не убывала. Духи пригодились, когда он прочитал, что у слепых бывает необыкновенно развито обоняние. Поскольку он собирался представать перед Серафимой и в мужском, и в женском обличье, она не должна была уловить его запах. Как и запах старухиной квартиры, весьма устойчивый кстати. Поэтому к ее прибытию он щедро обработал духами старухину спальню, где собирался держать учительницу. С Серафимой он быстро поладил. Девушка не паниковала и на рожон не лезла, просто выжидала, чем обернется дело, удастся ли выпутаться. А вот ему в жизни часто не хватало хладнокровия… На всякий случай щедро добавил ей в пищу Викины таблетки.
Парни сладко спали, спала слепая девушка. Он из предосторожности перебазировался в другой район города, оттуда связался с родителями все так же от имени милейшей Елизаветы Ивановны. Говорил с отцом, придерживался спокойного и мирного течения беседы. Объяснил, что обращение в полицию не поможет, их положение слишком шаткое. Возможно, с помощью ментов им удастся вернуть одного малыша, но точно не двух. Если же будет выполнен простейший алгоритм — да, затратный, не без этого, — то через пару дней эту историю можно будет забыть, как ночной кошмар. Кажется, ему удалось их убедить. Потом звонил еще несколько раз, внимательно вслушивался, не появилась ли в их голосах какая-то новая интонация — верный знак того, что в дело вмешались менты. Но все было нормально.
Близнецы обживали новое место и не слишком скучали по родителям. Он заснул, как много лет назад, сидя над их импровизированной кроваткой, на полуслове колыбельной. И при этом отлично выспался. Да, надо признать, трезвая жизнь шла ему на пользу. Если поставить киднеппинг на поток, то можно до конца жизни не брать в рот ни грамма. Оба дела слишком серьезны, чтобы их смешивать.
Он доставил Серафиму на городскую пешеходку, несколько раз ровным голосом повторил инструкции. Он давно привык пробиваться к Вике через стену отупения, воздвигаемую таблетками. Слепой девушке следовало просто ходить от храма до проспекта, получить пакет, потом снова ходить. До назначенного срока оставался еще час. Он вернулся в квартиру тещеньки, покормил малышей, Ромку устроил в люльку-переноску. Их путь лежал к детской поликлинике, от которой до пешеходки всего-то минут семь медленным шагом. Время от времени он просил других родителей присмотреть за дрыхнувшим Романом, пока он (она, Елизавета Ивановна) проверит внучку на детской площадке у больницы. Сам мчался к пешеходке, наблюдал за Серафимой и за тем, что происходило вокруг нее. Кажется, все было чисто. Папаша появился ровно в срок, остановил Серафиму и отдал пакет с деньгами. Он несколько мгновений вглядывался в лицо девушки, догадался, что она слепа, пытался понять, что это значит. Потом осмысленное выражение убежало с его лица, вернулись страх и тревога.
Он же тем временем сделал еще несколько ходок, наблюдая, оценивая. Когда у ментов, если они в засаде, сдадут нервы? Нужно было на что-то решаться, и он решился: позвонил отцу, сказал, что один из малышей ждет его на скамейке перед детской больницей. Из-за дверей приемного покоя наблюдал, как три минуты спустя толстый папа ворвался во двор, диким взглядом сканировал все вокруг, бросился к переноске на скамейке. Вытряхнул из него спящего Романа, повертел в неловких руках. Как бы не угробил его на радостях, что ли, пацан аж разревелся от такого обращения. Потом начал звонить и орать в трубку: „Родная, я держу его… это Ромчик… он в порядке… нет, плачет, потому что я его разбудил… не нужно, милая, не нужно… мы вернем Федечку, осталось совсем немного подождать“.
Да, пока все шло по плану. Он вернулся на пешеходку, у проспекта перехватил Серафиму. Уехал на окраину городка, лихорадочно прикидывая, в чем может оказаться подвох. Слежки за ним не было, это точно. Пакет с деньгами он открыл, не считал, но перебрал по банкноте в поисках микрофона, упаковку выкинул в окно. Как же трудно нормально получить выкуп в век высоких технологий!
И потом он прошел через еще одно испытание — доехал до ближайшего отделения Сбербанка и воспользовался терминалом. Вот тут все должно было решиться, если что-то не так с деньгами… Но все прошло гладко. Это еще ничего не значило, но с кредиторами он расплатился. Окончательно!
Теперь оставалась сущая ерунда. Он проведет еще одну ночь в старухиной квартире, в компании Федечки и слепой Серафимы за стеной. Завтра он снова отправит девочку бродить по пешеходке, на этот раз до упора, потому что больше он к ней не подойдет. Девочка не из робких, в какой-то момент сама смекнет, что можно делать ноги — если, конечно, ее не схватят раньше. А сам он за ней понаблюдает немного, при хорошем раскладе найдет тихое местечко, где можно ненадолго устроить Федечку, сделает звонок родителям, мол, приезжайте-забирайте. Полюбуется на момент их воссоединения, и все, занавес! Все свободны. А он вернется в квартиру, хорошенько подчистит все следы, чтобы тещенька ничего не заподозрила, когда вернется из больницы.