(Босс, что вы там говорили про стрельбу по сидящим уткам?) (Юнис, тише! Если она заглотит наживку, нам не придется нанимать какую-нибудь безграмотную бабу с улицы и тратить время на ее обучение – а потом подавать на нее в розыск после пропажи драгоценностей.) (Преимущества мне ясны. Но стоит Винни поселиться через комнату от вас, как она окажется в вашей постели быстрее, чем вы произнесете: «Сапфо». Вам, может, и комфортно будет без мужчин, а вот мне – нет.) (Чепуха! Она уже задумалась о деньгах. Если согласится, то станет куда более отстраненной. Снова начнет звать нас «мисс».)
– Мисс Джоан, у меня правда будет собственная квартира? Я смогу приглашать гостей?
– Конечно, милая. Твои частные владения. Каннингем и другая прислуга будут тебя обслуживать. Приносить завтрак, что пожелаешь. А захочешь, чтобы тебя никто не беспокоил, – так и будет.
– Звучит восхитительно. Сейчас я делю комнату с двумя другими девушками… за сумасшедшую арендную плату, потому что она в анклаве. Там безопасно, но никакой личной жизни.
– Винни, посмотри мне в глаза и говори начистоту. Кровать в той комнате односпальная. Хочешь заменить ее на очень большую двуспальную?
Девушка покраснела:
– Да. Было бы прекрасно.
– Не смущайся. Двери и стены в доме звуконепроницаемы, я даже не узнаю, что у тебя кто-то есть, если сама не скажешь. Разумеется, личность всех посетителей устанавливается и каждого обыскивают, нет ли у него оружия, как и в анклаве, но в данном случае это означает лишь, что тебе нужно будет в первый раз поручиться за них перед начальником охраны. Меня в известность не поставят. Всему персоналу позволено приглашать гостей. За безопасность отвечаю не я, а начальник охраны.
– А ему придется предъявлять удостоверение личности?
– Тебе все равно придется поручиться перед шефом О’Нилом… погоди, ты хочешь сказать, что твой «гость» предпочел бы скрыть свою личность? Он что, женат?
Винни снова залилась краской и промолчала. Джоан Юнис продолжила:
– Кому до этого дело? Мы в частном доме, а не в государственном учреждении. Твоей гарантии хватит. Шеф О’Нил не особо доверяет документам; их легко подделать. Зато у него фотографическая память. Ну что, остаешься? В качестве домашней медсестры, компаньонки, секретаря – кого угодно.
– Горничной. Мисс Джоан, раз вы нанимаете меня горничной, то не нужно этого скрывать. Одеваться я буду, как положено горничной. Какую форму вы предпочитаете? Традиционную или «акапулько»? Нечто среднее?
– Точно не традиционную. Ни к чему прятать твои прекрасные ножки. Давай «акапулько».
Винни обрадовалась:
– С удовольствием. Знали бы вы, как надоедает эта белая хламида!
(Джоан! Скажите ей, чтобы не раскрашивалась целиком в стиле Акапулько! Очень плохо для кожи!)
– Договорились. Только не красься слишком сильно. Это вредно для кожи.
– Знаю! У меня натуральные рыжие волосы, вы, наверное, заметили, поэтому я даже загорать не могу. Думаю, пойдет короткая черная юбка с рюшами и белый кружевной фартучек размером с блюдце. Белый чепчик с черным бантиком. Черные накладные чашечки на грудь. Прозрачные или матовые?
– На твой вкус, Винни. Туфли на каблуках?
– Тогда давайте пусть будут просвечивающие, как вставки на вашей сорочке. Туфли на высоком каблуке – само собой, иначе образ будет неполным. На босу ногу я и шпильки могу носить. И совсем чуть-чуть краски. Есть переводные рисунки, они быстро накладываются и легко снимаются с помощью специального крема. Бабочки, цветы и прочее. Недорогие, продаются в любом магазине. Буду выглядеть как настоящая горничная, а времени на одевание тратить не больше, чем с этим халатом и колготками.
– Ты будешь выглядеть сногсшибательно. А другу своему покажешься?
Винни вновь покраснела, но улыбнулась:
– Конечно! И позволю ему меня раздеть!
(Ура!) (Юнис, у тебя только одно на уме?) (Вам виднее, ум-то ваш.)
Вскоре Винни объявила о приходе мистера Саломона и вышла. Юрист подошел к Джоан и, соблюдая недавно установленные формальности, склонился над ее рукой.
– Как самочувствие? – спросил он.
– Мне грустно, – сухо ответила Джоан, – что мой старый и самый близкий друг не нашел времени отужинать со мной в первый день после моего окончательного выздоровления. В остальном все хорошо. Легкая слабость, но этого можно было ожидать.
– Ты не слишком усердствуешь?
– Нет. Мне дистанционно измеряют сердцебиение и частоту дыхания. Будь что-нибудь не так, меня бы сразу же уложили в постель. Джейк, я правда чувствую себя хорошо – а если все время лежать, сил не прибавится. А как ты, дружище? Мне было за тебя неспокойно.
– У меня все в порядке. Просто, Иоганн, я выставил себя дураком.
– Вовсе нет. Уверена, Юнис тоже это знает, Джейк.
(Босс, осторожнее!) (Тихо.)
– Твои искренние слезы – лучшая дань ее памяти. – У самой Джоан навернулись слезы; она нарочно не стала их сдерживать. – Джейк, она была милой и храброй девушкой. Мне было приятно узнать, что ты ценил ее замечательные качества не меньше меня. Присядь на минутку. Мне нужно тебя кое о чем попросить.
– Что ж… давай. Но я спешу.
– Придвинь кресло и садись напротив. Будешь херес? Доктор мне разрешил, и я чувствую, что сейчас он будет очень кстати. Это испанский херес, сухой, как твой адвокатский юмор. Не будешь ли так любезен налить нам по капельке?
Джоан дождалась, когда адвокат нальет и сядет. Поднимая бокал, она одновременно выпятила грудь, демонстрируя все возможности «неприличных» вставок сорочки.
– Джейк, я хочу предложить тост… нет-нет, не вставай. Тот же самый тост, Джейк. Всегда тот же с этого дня, всякий раз, как мы будем пить вдвоем… но без слов. – Она сделала глоток и опустила бокал. – Джейк…
– Иоганн?
– Джоан. Не могу больше быть Иоганном. Джейк, ты знаешь, что у меня не было расчета выжить после операции? Это была уловка. Законная уловка.
– Конечно, Ио… Джоан. Поэтому я и взялся помочь.
– Знаю. Самое великодушное проявление дружбы в моей жизни. Как там японцы называют человека, помогающего другому сделать харакири? Ладно, забудь. Посмотри мне в глаза. Ты ведь понимаешь в глубине души, что мне приятнее было бы умереть, чем… выжить за ее счет? Понимаешь, Джейк? Или мне придется жить еще целую жизнь, ненавидя себя за это?
Саломон твердо посмотрел ей в глаза:
– Да. Джоан, я понимаю. Это не твоя вина. Не кори себя. Юнис бы этого не хотела!
– Знаю! Плачь, мой дорогой Джейк, не сдерживай слез. Видишь, я тоже плачу. Только постарайся совсем не расклеиться, а то и я расклеюсь. Джейк, любой из нас скорее умер бы, чем позволил такому случиться. Я твердо знаю это про тебя, и, надеюсь, ты так же думаешь обо мне. Без твоей поддержки мне бы не удалось этого выдержать. Посмотри на меня – молодое, красивое тело, в котором живет разум девяностапятилетнего старика, у которого не осталось друзей… кроме тебя.
– Заведешь новых.
– Сомневаюсь. Я уже слишком долго на этом свете. Наверное, что-то похожее испытывал Вечный жид. Как его звали? Ага-что-то-там. Память у меня не под стать молодому телу. Но один вопрос не идет у меня из головы: Джейк, какова вероятность, что муж Юнис причастен к ее гибели? Эти кровавые деньги, обещанная мною награда… не они ли его соблазнили?
(Босс, босс, вы целите пальцем в небо. Я сама могу дать вам ответ!) (Прости, милая, прости, если можешь, но мне нужны твердые доказательства.)
– Джейк? Было ли это убийством… по моей вине?
Адвокат помотал головой:
– Ты меня поражаешь. Но, конечно, ты не знаешь всех обстоятельств. Не было никакого подстрекательства. Я очень тщательно составил договор. Будь на тебе вина, она была бы и на мне тоже. Но это не так.
– Откуда ты знаешь?
(Босс, прекратите! Пожалуйста!)
– Мистер Бранка навещал свою мать в Филадельфии. – (Видите?) – Чтобы получить его согласие, мне пришлось три дня его разыскивать. Три дня вас обоих держали в пригодном для операции состоянии. Джо Бранка даже не знал, что его жена погибла. Да и найти его оказалось чертовски трудно. Это были долгие три дня.
– Ты потратил на поиски три дня и ничего мне не сказал?!
– Я не мог допустить, чтобы Юнис погибла впустую! Ты в своем уме? К тому же тебя уже ввели в кому; Гарсия сделал это, как только я сообщил, что подходящее тело найдено. Ожидание было ужасно. Джоан… нет, Иоганн! Я тоже прошу у тебя прощения. Я ненавидел тебя за то, что умерла она, а не ты. Но я не отступился от задуманного – ради нее. А ненависть я преодолел. Хватило ума.
– Ненавидишь ли ты меня сейчас?
– А? – Саломон грустно поднял глаза. – Нет. Ты не только мой старый друг, всегда честный и порядочный, несмотря на грубую личину; друг, чьи достоинства всегда перевешивали недостатки… – Саломон вымучил улыбку, – пусть и ненамного. Ты еще и единственная ниточка, связывающая меня с ней.
– Правда. Джейк, надеюсь, мой характер стал мягче. Я уже чувствую, что мне легче улыбаться, легче проявлять терпение, чем в прежнем дряхлом теле. Но вернемся к Джо Бранке. Значит, он был в Филадельфии. А не мог он заказать убийство?
– Нет.
– Уверен?
– Уверен. Ио… Джоан, ты боишься, что твой миллион долларов породил преступную цепочку событий. Когда Джо Бранка нашелся, мне пришлось прыгать в самолет и лично лететь за его подписью. Он был не в себе. Не мог поверить, но смирился. И отказался от денег. Прежде чем он подписал разрешение на посмертное использование тела, мне пришлось приготовить документ об отказе от вознаграждения. По желанию Джо «Чейз Манхэттен» передал деньги Клубу редкой крови – в память о Юнис Бранке.
(Босс, я сейчас разревусь!) (И я.) (Джо… должно быть, он сейчас живет впроголодь!) (Это мы уладим.)
Джоан вздохнула:
– Чтоб меня черти взяли.
– Может, и возьмут. И меня заодно. А вот Джо Бранка – настоящий святой. Не от мира сего. Родился в трущобах – этакий цветок на болоте. Не согласился даже на меньшую сумму, настоял на том, чтобы оплатить нотариальное заверение и печать налоговой. Потратил все до цента. «Бедность меня не пугает» – так он сказал.