— Ты совершенно права, — крепко стиснув мне руку, подхватил Гас. — Я тоже всегда так думал, но в моей практике ты первая, кто думает так же, как и я. Ты просто чудо. Но мы-то с тобой уж точно прекрасно ладили, в какой бы жизни нас ни свела судьба. Мне рядом с тобой как-то уютно: наверно, ты одолжила мне денег на изломе века, когда я был на мели, или сделала еще что-нибудь хорошее. А «Гиннесс» еще есть?
Я отправила Гаса к холодильнику, устроилась на ступеньке поудобнее и принялась ждать. Душа моя пела, счастье переполняло меня. Какой он славный! Как я рада, что пришла на эту вечеринку — ведь запросто могла и не пойти и тогда не встретила бы его! Неужели права миссис Нолан, и Гас — тот самый единственный, тот самый мой человек, которого я столько ждала?
Кстати, где этого единственного черти носят?
Сколько нужно времени, чтобы дойти до холодильника и похитить оттуда оставшиеся банки купленного Дэниэлом пива? А что, если, пока я сижу тут разомлевшая и улыбаюсь, как идиотка, он уже убалтывает другую покладистую девушку, а обо мне забыл?
Я занервничала.
Интересно, сколько еще мне здесь торчать, пока можно будет встать и отправиться на поиски? Спустя какое время прилично проявить беспокойство?
И не рановато ли он начинает, даже имея дело со мной, заставлять меня дергаться и ждать?
Мою мечтательную расслабленность как рукой сняло. Мне следовало раньше понять, что это слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Вдруг я осознала, что все это время вокруг ходили люди, разговаривали, шумели, а я и забыла о них, пока говорила с Гасом. А что, если они смеются надо мной? Может, Гас на их глазах проделывал то же самое с тысячами других дурочек? В эту секунду передо мной уже стоял растрепанный Гас.
— Люси Салливан, — с огорченным видом объявил он, — прости, что я так долго, но я попал в ужасную передрягу.
— О господи, — рассмеялась я, — что случилось?
— Когда я подошел к холодильнику, какой-то тип примеривался к пиву твоего друга Донала. «Поставь назад!» — крикнул я. «Нет», — говорит он. «Еще как поставишь», — говорю я. «Это мое», — говорит он. «Не твое», — говорю я, а потом, Люси, случилась потасовка, из которой я вышел с легкими ранениями, зато теперь «Гиннесс» в безопасности.
— Неужели? — в некотором недоумении протянула я, потому что увидела в руках у Гаса только бутылку красного вина, а пива что-то не заметила.
— Да, Люси, я пожертвовал собой и спас его. Пусть теперь кто-нибудь попробует его украсть.
— Ты что сделал?
— Сделал? Разумеется, Люси, я его выпил. А что еще я мог с ним сделать?
— Э-э-э…
Я беспокойно оглянулась через плечо и, конечно же, увидела, как Дэниэл с не предвещающим ничего хорошего лицом пробирается через холл к лестнице.
— Люси, — кричал он, — какой-то мелкий мерзавец украл…
Тут он замолчал, потому что увидел Гаса.
— Ты! — взревел он.
О боже! Кажется, Дэниэл и Гас уже знакомы.
— Дэниэл, Гас. Гас, Дэниэл, — вяло пробормотала я.
— Это он, — сердито выпалил Гас. — Тот нечистый на руку тип, который хотел украсть пиво твоего друга.
— Какой же я дурак, — возмущенно тряся головой, воскликнул Дэниэл, не обращая ни малейшего внимания на обвиняющий перст Гаса. — Просто идиот, все же было понятно. Люси, и где ты их только находишь? Объясни мне — где?
— Да пошел ты, ханжа несчастный, — огрызнулась я, не зная, что еще сказать от стыда и досады.
— Ты его знаешь? — воинственно осведомился Гас. — По-моему, он не из тех, с кем тебе следует дружить. Видела бы ты, какой…
— Я ухожу, — заявил Дэниэл, — и забираю бутылку вина, которую принесла Карен.
После чего выдернул бутылку из рук Гаса и растворился в толпе.
— Ты видела? — завопил Гас. — Он опять за свое!
Я честно старалась не смеяться, но сдержаться не могла — видимо, была не так трезва, как мне самой казалось.
— Прекрати, — выдохнула я, дергая его за рукав. — Сядь и веди себя прилично.
— Ах, так это я должен вести себя прилично?!
— Да.
— Понятно!
Он замолчал, скорчил свирепую гримасу (насколько можно сделать свирепой такую славную мордаху) и посмотрел на меня.
— Ну, Люси Салливан, если ты говоришь…
— Я говорю!
Он послушно сел на ступеньку рядом со мной, старательно изображая пай-мальчика. С минуту мы сидели молча.
— Ладно, — сказал он наконец. — Но попробовать стоило.
20
Весь мой словарный запас как-то неожиданно иссяк. Я сидела на ступеньке, прижатая людским потоком к Гасу, и лихорадочно придумывала, что бы такое сказать.
— Ну ладно! — начала я излишне бодро, стараясь скрыть неловкость. Что теперь будет? Раскланяемся, скажем, как приятно было познакомиться, и разбежимся в разные стороны? Как в море корабли? Очень не хотелось бы.
Тогда я решила задать ему вопрос: людям, как правило, нравится говорить о себе.
— Тебе сколько лет?
— Я стар, как горы, и юн, как утро, Люси Салливан.
— А поконкретнее можно?
— Двадцать четыре.
— Ясно.
— Девятьсот двадцать четыре, если совсем точно.
— В самом деле?
— А тебе сколько лет, Люси Салливан?
— Двадцать шесть.
— Вот оно как. Ты понимаешь, что я тебе в отцы гожусь?
— Если тебе девятьсот двадцать четыре ты, пожалуй, и на дедушку потянешь.
— Если не на прадедушку.
— Но для своих лет ты неплохо сохранился.
— Здоровый образ жизни, Люси Салливан, вот что главное. Да еще сделка, которую я заключил с дьяволом.
— Что за сделка?
Как же он мне нравился, как мне было весело!
— Не стареть ни на год из тех девятисот, что я тебя дожидался, но, если я сделаю хотя бы шаг, чтобы заполучить постоянную работу, то немедленно одряхлею и умру.
— Забавно, — сказала я. — Именно это происходит со мной всякий раз, как я иду на работу, но мне не приходилось девятьсот лет ждать, когда это произойдет.
— Неужели ты ходишь на службу? — в ужасе спросил он. — Бедная, бедная Люси, милая моя девочка, как же это? Ты вообще не должна работать. Тебе следует проводить дни, лежа в мягкой постели в золотом платье, поглощать конфеты и благосклонно принимать поклонение своих обожателей.
— Всю жизнь об этом мечтаю, — искренне призналась я.
— Чудесно, — воодушевленно кивнул он. — К слову, о мягкой постели… С моей стороны будет очень большой наглостью предложить проводить тебя домой?
Я открыла рот, чувствуя легкое головокружение от тревоги.
— Прости меня, Люси Салливан, — патетически воскликнул он, больно сжав мой локоть. — Не могу поверить, что я такое сказал. Прошу тебя, прошу, сотри мои слова из памяти, постарайся забыть, что я вообще их говорил, что с моих губ сорвалось столь бесстыдное предложение. Разрази меня гром! Удара молнии, пожалуй, и то будет мало.
— Все в порядке, — успокоила я его, тронутая глубиной его раскаяния. Если он так смутился, значит, у него нет привычки навязываться в гости к дамам, с которыми едва знаком?
— Нет, не все в порядке, — возразил он. — Как у меня язык повернулся сказать подобное такой женщине, как ты? Сейчас я скроюсь, сгину с глаз твоих и прошу тебя забыть, что мы были знакомы. Больше я ничего не могу для тебя сделать. Прощай, Люси Салливан.
— Не надо, не исчезай, — заволновалась я, пока не зная, хочется ли мне спать с ним. Чтобы он ушел, не хотелось точно.
— Ты желаешь, чтобы я остался, Люси Салливан? — не скрывая беспокойства, спросил он.
— Да!
— Ну, если не шутишь… побудь здесь, а я сбегаю за курткой.
— Но…
Господи боже! Я-то хотела, чтобы он остался со мной здесь, на вечеринке, и развлекал меня дальше, а он, похоже, решил, что я пригласила его остаться в моей мягкой постели, и теперь мне предстояло объяснить ему это заблуждение и свести его появление в моей квартире к обычному незапланированному визиту. А вдруг он обидится?
Он обернулся значительно быстрее, чем в тот раз, и уже стоял передо мною с ворохом шарфов, курткой и свитером под мышкой.
— Я готов, Люси Салливан.
Да уж наверное, нервно сглатывая, подумала я.
— Только, Люси… вот что…
— Что еще?
— Не знаю, хватит ли у меня денег, чтобы полностью заплатить мою долю за такси. Лэдброк-гров ведь неблизко отсюда?
— А сколько у тебя есть?
Он выгреб из кармана пригоршню мелочи.
— Ну-ка, посмотрим: четыре фунта… пять фунтов… нет, прошу прощения, это песеты. Пять песет, десятицентовик, чудотворный образок и семь, восемь, девять, одиннадцать пенсов!
— Ладно, сойдет, — рассмеялась я. Чего я, в конце концов, ждала? Мечтать о встрече с бедным музыкантом, а потом сетовать, что у него нет денег?
— За мной не заржавеет, Люси. Я отдам, как только получу свои законные миллионы.
21
На Лэдброк-гров мы приехали очень не скоро. В такси держались за руки, но пока не целовались. Я понимала, что это — вопрос времени, и страшно нервничала. Точнее, пребывала в нервном возбуждении.
Гас упорно стремился втянуть таксиста в беседу, задавал ему всевозможные вопросы типа «кто был наиболее известный из ваших пассажиров», потом «наименее известный из ваших пассажиров», нес еще какую-то чепуху и замолчал только после того, как где-то в районе Фулхэма тот резко затормозил и в лаконичных, но емких выражениях предупредил нас, что, если Гас немедленно не заткнется, мы оба можем освободить салон, топать пешком, куда нам надо, и обмениваться путевыми впечатлениями сколько влезет.
За такси заплатила я, но Гас насильно всучил мне свою пригоршню иностранной мелочи.
— Зачем они мне? Не надо, — протестовала я.
— Возьми, Люси, — настаивал он, прибавив с немалой долей иронии: — У меня, знаешь, тоже своя гордость имеется.
Я долго возилась с ключом, пытаясь открыть входную дверь.
Мы наконец вошли в квартиру, я предложила выпить чаю, но Гаса чай не интересовал.
— Люси, я страшно устал, — простонал он. — Мы пойдем спать?
О господи! Я знала, что это значит.